Про комкора
Алаверды уважаемому
mulyaevic, который на днях привел в своем журнале отрывок из воспоминаний А. И. Боярчикова.
Двоюродный брат моего отца, дядя Шура, который провел в местах не столь отдаленных много лет и в Москву вернулся только в 1956-м, как-то вспoмнил историю, приключившуюся во время его сидения во внутренней тюрьме на Лубянке (1938). Только не спрашиваете меня, как звали героя этой истории, чем именно он командовал и известно ли мне о его связи с троцкистской оппозицией в 1927 году. Не знаю. Нет, неизвестно. Сам дядя Шура - а его уж больше двадцати лет как нет в живых - это запомнил с чьих-то слов. Но сюжет хороший.
Итак, привезли на Лубянку некоего командующего корпусом, героя Гражданской войны. И довольно быстро следователи задали ему стандартный вопрос: "Кто склонил вас к шпионажу в пользу Франции?". Ответ комкора прозвучал совсем не стандартно:
"Как - кто?! Конечно, Ромен Роллан и Климент Ефремович Ворошилов!"
Следователи больше вопросов не задавали, а немедленно отправили комкора в камеру. Через полчаса его вновь отконвоировали в кабинет, где сидел сильно бледный Первый Маршал. Увидев арестанта, Ворошилов закричал:
- Да ты что?! Да как ты такое мог про меня сказать? Где же твоя совесть, друг? Ведь мы с тобой в Гражданскую... огонь, воду, медные трубы, а ты?
Комкор, знавший Ворошилова года эдак с 1918-го, спокойно парировал:
- А про меня как могли такую глупость сказать? Клим, ну какой я к матери французский шпион?
Маршал сказал, что произошла явная ошибка и пообещал быстро во всем разобраться. Больше они с боевым другом не встречались. Ромена Роллана в кабинет следователя не приводили. А комкор месяца через четыре помер в лазарете, не дожив до трибунала.
mulyaevic, который на днях привел в своем журнале отрывок из воспоминаний А. И. Боярчикова.
Двоюродный брат моего отца, дядя Шура, который провел в местах не столь отдаленных много лет и в Москву вернулся только в 1956-м, как-то вспoмнил историю, приключившуюся во время его сидения во внутренней тюрьме на Лубянке (1938). Только не спрашиваете меня, как звали героя этой истории, чем именно он командовал и известно ли мне о его связи с троцкистской оппозицией в 1927 году. Не знаю. Нет, неизвестно. Сам дядя Шура - а его уж больше двадцати лет как нет в живых - это запомнил с чьих-то слов. Но сюжет хороший.
Итак, привезли на Лубянку некоего командующего корпусом, героя Гражданской войны. И довольно быстро следователи задали ему стандартный вопрос: "Кто склонил вас к шпионажу в пользу Франции?". Ответ комкора прозвучал совсем не стандартно:
"Как - кто?! Конечно, Ромен Роллан и Климент Ефремович Ворошилов!"
Следователи больше вопросов не задавали, а немедленно отправили комкора в камеру. Через полчаса его вновь отконвоировали в кабинет, где сидел сильно бледный Первый Маршал. Увидев арестанта, Ворошилов закричал:
- Да ты что?! Да как ты такое мог про меня сказать? Где же твоя совесть, друг? Ведь мы с тобой в Гражданскую... огонь, воду, медные трубы, а ты?
Комкор, знавший Ворошилова года эдак с 1918-го, спокойно парировал:
- А про меня как могли такую глупость сказать? Клим, ну какой я к матери французский шпион?
Маршал сказал, что произошла явная ошибка и пообещал быстро во всем разобраться. Больше они с боевым другом не встречались. Ромена Роллана в кабинет следователя не приводили. А комкор месяца через четыре помер в лазарете, не дожив до трибунала.