как МАтрена Тимофевна у городу была
Электричка издевательски повиляла хвостом прямо перед моим носом. У кассы орал кто-то голосом праведника, на тему, почему электрички мать их так... Пошаря глазами по заснеженному расписанию, понимаю, что следующий состав с теплыми вагончиками придет аж через 40 мин. Этот печальный факт оратор застолбил кулаком по тюремному окошечку кассирши. С изумлением обнаруживаю, что оратором является молодой человек без усов, в том смысле, что вряд ли они у него растут по-настоящему, молодой очень. На платформе с энтузиазмом собираю профсоюзное собрание из теток, выясняется, что на людях просто экономят и чем дальше, тем расстояние между электричками все больше. Короче кто-то любит, когда народ тусуется, как в бочке селедки. И тетки эти с покорностью раба, сокрушаются, что надо бы успевать на ту, что пораньше, поплотнее вставать друг к другу и наслождаться утренним обществом сонного и униженного (поскольку делать перерывы между рейсами на Москву в утреннее время в 40 мин. - это ничто иное как надругательство над личностью) люда.
Электричка была буквально наэлектризована невысказанными и проглоченными словами возмущения разночинцев. Студенты просматривали лекции, кто-то вел негромкие разговоры про бабло, как водится. Хорошо, что пирожки никто не жевал (Обычно это происходит на пути из Москвы , в законное для такой процедуры обеденное время). Общее напряжение усугублялось тем, что поезд следовал только до первой станции в Москве. И это значит, что опаздывал буквально весь поезд. Но народ как-то переживал свое горе каждый в одиночестве. Кто-то прозванивал начальство и отмазывался, а кто-то шумно вздыхал, и выражал в этом вздохе всю боль и облом. Утро, короче, задалось.
Сквозь тела пыталась пропихнуться небольшого роста бабуля с энергичным серым лицом в древнем зеленом платочком. Она бодрым и каким-то благостным голосом оповещала народ, что сегодня какой-то церковный праздник, какой-то иконы Божей матери, желала всем здоровья и просила очень внятно и без капли стыда и смущения и каких-либо завываний . И как-то она вселила в меня бодрость духа. Я тоже не крадучись, не из-под тишка, а смело окликнула ее... А потом поезд остановился и весь народ столпился как стадо баранов у турникета. Отдельные, особо непокорные пытались пропихиваться сквозь тела. И тут потихоньку стали прорываться все накопленные и стоически сдерживаемые внутренние возмущения, на то, что так несправедлив мир, особенно по утрам и когда ты опаздываешь, а электричку отменяют. И каждый нашел виновника! Как замечательно, он ведь тут, толкает меня бок и пихает мою сумку. Каждый, кто хотел,обзавелся в этой толпе своим собственным врагом и попытался восстановить немного справедливости в мире.
Когда же человек пробивался сквозь баррикаду, то попадал прямо в лужу. А точнее в лужи, обойти которые, значило стацевать несколько кругов вальса.
Шел дождь. Для меня все происходящее было , не скрою, в диковинку. Я уж забыла, что такое ходить на работу в Москве по утрам. И я не могла постигнуть, как можно выдерживать подобные испытания каждый день! А потом я вдруг подумала, что вот эта самая бабуля - это каждый человек в этом поезде и наверно во всей России, не взирая на статус и размер дохода,- одновременно убогий и просветленный. Неимоверно униженный, но при этом бодрящийся и упорно продвигающийся по жизни за очередной пригоршней монет.
Электричка была буквально наэлектризована невысказанными и проглоченными словами возмущения разночинцев. Студенты просматривали лекции, кто-то вел негромкие разговоры про бабло, как водится. Хорошо, что пирожки никто не жевал (Обычно это происходит на пути из Москвы , в законное для такой процедуры обеденное время). Общее напряжение усугублялось тем, что поезд следовал только до первой станции в Москве. И это значит, что опаздывал буквально весь поезд. Но народ как-то переживал свое горе каждый в одиночестве. Кто-то прозванивал начальство и отмазывался, а кто-то шумно вздыхал, и выражал в этом вздохе всю боль и облом. Утро, короче, задалось.
Сквозь тела пыталась пропихнуться небольшого роста бабуля с энергичным серым лицом в древнем зеленом платочком. Она бодрым и каким-то благостным голосом оповещала народ, что сегодня какой-то церковный праздник, какой-то иконы Божей матери, желала всем здоровья и просила очень внятно и без капли стыда и смущения и каких-либо завываний . И как-то она вселила в меня бодрость духа. Я тоже не крадучись, не из-под тишка, а смело окликнула ее... А потом поезд остановился и весь народ столпился как стадо баранов у турникета. Отдельные, особо непокорные пытались пропихиваться сквозь тела. И тут потихоньку стали прорываться все накопленные и стоически сдерживаемые внутренние возмущения, на то, что так несправедлив мир, особенно по утрам и когда ты опаздываешь, а электричку отменяют. И каждый нашел виновника! Как замечательно, он ведь тут, толкает меня бок и пихает мою сумку. Каждый, кто хотел,обзавелся в этой толпе своим собственным врагом и попытался восстановить немного справедливости в мире.
Когда же человек пробивался сквозь баррикаду, то попадал прямо в лужу. А точнее в лужи, обойти которые, значило стацевать несколько кругов вальса.
Шел дождь. Для меня все происходящее было , не скрою, в диковинку. Я уж забыла, что такое ходить на работу в Москве по утрам. И я не могла постигнуть, как можно выдерживать подобные испытания каждый день! А потом я вдруг подумала, что вот эта самая бабуля - это каждый человек в этом поезде и наверно во всей России, не взирая на статус и размер дохода,- одновременно убогий и просветленный. Неимоверно униженный, но при этом бодрящийся и упорно продвигающийся по жизни за очередной пригоршней монет.