Дима Мухин и Идеальный Блэк (продолжение саги)
Дима Мухин влетел в окно своего любимого института на урок немецкого языка и уселся за парту, сложив свои серо-прозрачные крылышки. Одет он был как обычно в иссиня-красную куртку. Все остальное было серым. Да, именно все остальное. Под серой одеждой скрывалось серое рахитичное тельце с белесым трупным отсветом. Его физиономии позавидовал бы любой практикующий корпспэйнтер: группа Иммортал рядом с ним выглядели бы воспевателями лета. Таким образом, если бы Дима прошел голым мимо серой стены, для окружающих он бы на какое-то время превратился бы в человека-невидимку.
На улице в это время царил несладкий ноябрь: сгущались сумерки, валил снегодождь, под ногами хлюпала слякоть. Не то, что Дима так хотел попасть на урок немецкого, что даже использовал левитацию. Просто он понял вдруг, что и так прогулял уже достаточно пар, и что надо бы хоть на одной да поприсутствовать. Однако, его суровое нордическое лицо омрачилось, когда он увидел, что именно эту пару большинство его однокурсников решило прогулять, а он в это большинство не попал. Но Дима держался мужественно - на все обращения к нему преподавательницы не реагировал, благо в его тролличьих ушах были наушники, в которых играла его любимая музыка.
Говоря о музыке. Если, к примеру, летучие мыши ориентируются по звуку, Дима ориентировался по блэку. Похоже, что только когда он спал в его ушах не было этого зловонного сатанинского жужжания гитар и свинного скримминга. Откуда у бедного мальчика появилась тяга к данному жанру? Ни перекошенная в ухмылке а ля Джек Николсон в Сиянии физиономия Джеймса Хэтфилда, ни похожий на постаревшую Дженнис Джоплин Кипелов, ни даже человек-без-шеи Фишер из Кэннибал Корпс не привлекали Мухина так, как все эти размалеванные гении черного искусства.
Шли годы, менялись жизни и судьбы его однокурсников, пролетали сезоны. А Дима так и остался жить в своей маленькой, но такой родной для него реальности: Ленинский Проспект, объятый метелью и окутанный бесконечными и беспросветными сумерками, серый институт, унылые опустевшие аудитории, куча долгов и несданных экзаменов. И худощавый, серый, длинноволосый паренек с еле заметными прозрачными крылышками, грустящий за исписанной матом партой, чуть подергивающий головой в такт бластбитов группы Мардук.
… а в реальном мире с давних пор его никто не видел.
На улице в это время царил несладкий ноябрь: сгущались сумерки, валил снегодождь, под ногами хлюпала слякоть. Не то, что Дима так хотел попасть на урок немецкого, что даже использовал левитацию. Просто он понял вдруг, что и так прогулял уже достаточно пар, и что надо бы хоть на одной да поприсутствовать. Однако, его суровое нордическое лицо омрачилось, когда он увидел, что именно эту пару большинство его однокурсников решило прогулять, а он в это большинство не попал. Но Дима держался мужественно - на все обращения к нему преподавательницы не реагировал, благо в его тролличьих ушах были наушники, в которых играла его любимая музыка.
Говоря о музыке. Если, к примеру, летучие мыши ориентируются по звуку, Дима ориентировался по блэку. Похоже, что только когда он спал в его ушах не было этого зловонного сатанинского жужжания гитар и свинного скримминга. Откуда у бедного мальчика появилась тяга к данному жанру? Ни перекошенная в ухмылке а ля Джек Николсон в Сиянии физиономия Джеймса Хэтфилда, ни похожий на постаревшую Дженнис Джоплин Кипелов, ни даже человек-без-шеи Фишер из Кэннибал Корпс не привлекали Мухина так, как все эти размалеванные гении черного искусства.
Шли годы, менялись жизни и судьбы его однокурсников, пролетали сезоны. А Дима так и остался жить в своей маленькой, но такой родной для него реальности: Ленинский Проспект, объятый метелью и окутанный бесконечными и беспросветными сумерками, серый институт, унылые опустевшие аудитории, куча долгов и несданных экзаменов. И худощавый, серый, длинноволосый паренек с еле заметными прозрачными крылышками, грустящий за исписанной матом партой, чуть подергивающий головой в такт бластбитов группы Мардук.
… а в реальном мире с давних пор его никто не видел.