В связи с предыдущей записью и вообще.
Проблема не в самом ЖЖ, как я и предполагала, а в браузере - гуглхром глючит, Алекс обещал разобраться. Мне, как всегда в таких случаях, ужасно стыдно. Потому что я ору и ругаюсь на ненужные и бессмысленные перемены, от которых сплошь неудобства и проблемы, но в глубине души понимаю, что с новым диском комп работает быстрее, что все меняется, что это хорошо. И что ору я - от страха. Я очень, очень боюсь перемен.
Стала думать (яумамыпсихоаналитик), раскладывать по полочкам свои страхи и причину агрессии... Ничего не придумала про страх перемен, зато - как странно петляет мысль! - неожиданно разобралась в причинах своего неумения творить собственный текст. Не текст вообще, а литературный, конечно.
Ехала сегодня за хомяком, услышала по радио какой-то стишок, сочиненный на скорую руку ведущим. Стишок был хорош, но я сразу, на слух поняла, в чем его недостаток, какое слово надо заменить, чтобы он стал идеален, и на какое заменить. И вдруг подумала: я же не пишу стихов. Причем, очень давно. Опыты по стихосложению я, хвала чистому разуму, оставила где-то на половине третьего десятка. Не пишу, так почему берусь сходу оценивать стихотворный текст?
И вдруг меня осенило: тот, кто хорош в качестве редактора, корректора, критика, наконец, как правило, неспособен к созданию литературных шедевров. Не моя мысль, давно где-то подцепила, но хороша: (сказано кем-то великим о ком-то знакомом) «Он имел все достоинства, делающие человека писателем, но не имел недостатков, делающих писателем». Разумеется, это не об алкоголизме или страсти к женщинам, не о сумасшествии. Это, скорее, о странностях восприятия мира. Человек, имеющий невероятное тонкое чувство слова, грамотность, эрудированность и еще бог знает, какие достоинства, может быть - и это данность - начисто лишен того угла зрения, под которым смотрит на мир Творец. А Творец при этом может быть полной бездарью, безграмотным придурком-графоманом, чьи опусы читать невозможно или на это способны лишь горстка таких же чокнутых - но он при этом Творец, а человек многократно превосходящий его в интеллектуальном плане - всего лишь редактор или критик... Трудно объяснить.
Это как кулинар и технолог: первый может быть творцом вкуснейших блюд, но не иметь при этом соответствующего образования. путать меланж с менажем и не иметь понятия о рецептуре, а второй может прекрасно разложить по полочкам блюдо на вкус, цвет и соответствие ГОСТу, но сам при этом варит дома самые обычные борщи, которые все просто жрут и забывают сказать «спасибо».
Это очень печально, это почти трагедия, если не брать во внимание тот факт, что кому-то надо быть и технологом редактором, и критиком, и ничего дурного в этом нету, и не все рождаются достоевскими, и слава богу, и вообще, истинный талант - это всегда беда: боль, драма, непонятость современниками и ранняя гибель...
В детстве я очень хотела быть писателем, очень. И потом, уже во взрослом возрасте, начитавшись биографий разных писателей и поэтов, я недоумевала, почему же я в детстве не писала каких-то сказок, рассказов, не исписывала пачки тетрадей? У меня было несколько попыток, конечно: я с год вела довольно неуклюжий дневник, однажды сочинила для мамы фантастическую повесть (страниц пятнадцать, наверное, не бог весть, что такое) и однажды взялась писать роман, накатала две главы, потом долго хранила, потом перечитала, устыдилась, сожгла его аки Гоголь и успокоилась. В девятом классе написала рассказик для конкурса, выиграла его, съездила по призовой путевке в «Океан». Пожалуй, это был венец моего творчества. В десятом классе с маминой подачи опубликовала в местном журнальчике несколько дурацких стишат. Потом была еще пара рассказов - для себя. Ну, такой себе писатель. Не Кинг, чо уж там.
Недавно только поняла. Все, что я когда-либо начинала, я бросала, остывая очень быстро по одной, очень простой причине: я всегда увлекалась темой на волне прочитанной книги, увиденного фильма или спектакля. Это всегда было заёмное, не мое. Лишь могучая эмпатия позволяла мне прокатиться на чужом таланте, пусть и недалеко, зато с наслаждением.
Именно поэтому я, приходя из театра после «Ромео и Джульетты» (в детстве смотрела этот спектакль раза три, не меньше), еще сутки могла шпарить шекспировским стихом (переводным, конечно))) на любую тему. Однажды, вдохновившись, накатала так два действия пьесы о школьной жизни, но потом Шекспир из меня выветрился и продолжать я уже не могла.
После недолгого увлечения Гришковцом я могла легко воспроизводить его стиль и писать очень прикольные тексты - но совсем недолго.
И так постоянно.
Как будто каждое сильное произведение заряжает меня небольшой батареечкой от себя, а своего аккумулятора у меня нет. Кончилась батарейка - пропало вдохновение.
Во всех моих историях я здорово сочиняла мизансцены, но все они были лишены предыстории и дальнейшего развития - словно выхваченные из фильма или книги, причем, как я теперь понимаю, мне всегда больше нравилось составлять нужные слова в текст, чем сочинять сами истории... Придумывая историю, я могу часами обдумывать, проговаривать, прожевывать одну строчку, одно предложение, заменяя в нем слова, переставляя, меняя порядок, подбирая имена на вкус и слух...
А истории ведь так и не получится.
Именно поэтому мне сейчас так легко дается моя работа: я беру чужие истории, рассказанные корявым языком, ловлю меж строк непроизнесенные слова и незаконченные мысли, договариваю, перевожу, дописываю, поясняю, додумываю. И пишу. Говорят, получается...
Возможно, однажды количество во мне перейдет в качество и я открою свой собственный уникальный угол зрения на мир, из которого смогу рассказать что-то такое, чего еще никто не говорил и таким языком, который будет вкусно и сладко читать. Когда-нибудь - возможно.
Но не теперь.