***
Древние липы Царскосельского парка и Михайловского сада так далеко от меня...
Там, в глубине прячется тонкая потемневшая фигура безрукой нимфы и утренний рабочий в оранжевом комбинезоне собирает с мелкого гравия дорожек бумажки в черный мешок.
И тишинаааа...
Дома сыро и холодно. Я, не болевшая всю зиму, поддерживаю руками голову, чтобы не отвалились,
и не покатилась по серым плиткам офиса, подметая волосами клубки пыли в проводах и пугая рабочий люд.
В голове стучат маленькие злые молоточки, глаза слезятся и изображение Пушкина на экране расплывается.
Классик со знаменитого полотна грозит мне изящным длинным пальчиком и подмигивает: в краеведческом открывается выставка его изданий (пушкин с новосибирском сочетаются как травильщик размерного травления с романсом вертинского) и Алексансергеич ясно дает мне понять, какой мутью я нынче занимаюсь.
Пойди домой, какбэ говорит нам Пушкин.
Пойди, надень пеньюар поверх корсета и раскинься на софе! Прикажи никого не принимать,
томным голосом потребуй себе лавровишневых капель - от нервов - и поудобнее устройся в ворохе кружевных подушек.
Открой маленький томик с золотым обрезом, перечти невесомые воздушные строки стихов и поэм...
Осознай бренность сущего и выпей, наконец, терафлю.
Там, в глубине прячется тонкая потемневшая фигура безрукой нимфы и утренний рабочий в оранжевом комбинезоне собирает с мелкого гравия дорожек бумажки в черный мешок.
И тишинаааа...
Дома сыро и холодно. Я, не болевшая всю зиму, поддерживаю руками голову, чтобы не отвалились,
и не покатилась по серым плиткам офиса, подметая волосами клубки пыли в проводах и пугая рабочий люд.
В голове стучат маленькие злые молоточки, глаза слезятся и изображение Пушкина на экране расплывается.
Классик со знаменитого полотна грозит мне изящным длинным пальчиком и подмигивает: в краеведческом открывается выставка его изданий (пушкин с новосибирском сочетаются как травильщик размерного травления с романсом вертинского) и Алексансергеич ясно дает мне понять, какой мутью я нынче занимаюсь.
Пойди домой, какбэ говорит нам Пушкин.
Пойди, надень пеньюар поверх корсета и раскинься на софе! Прикажи никого не принимать,
томным голосом потребуй себе лавровишневых капель - от нервов - и поудобнее устройся в ворохе кружевных подушек.
Открой маленький томик с золотым обрезом, перечти невесомые воздушные строки стихов и поэм...
Осознай бренность сущего и выпей, наконец, терафлю.