О.Уайльд, Сфинкс
О.Уайльд
Сфинкс
Марселю Швобу,
в дружеском восхищении
Как если б там была всегда, в углу, где дымом тьма слоится,
Следит за мною женольвица - прекрасна, сдержанна, горда.
Её ничто не шелохнёт, она взирает без движенья
На лун серебряных круженье и солнц лучистый хоровод.
Багрец отогнан синевой, смят лунный свет ночным агатом -
Безмолвен Сфинкс: молчит с закатом, и днём не шевельнёт главой.
Уходит за зарёй заря, ночь меряет свой век часами,
Но что они перед зрачками индиго с блеском янтаря!
Улыбка - фреской на губах, лишь по спине густопесчаной
Струится дрожь волною странной и мех ерошит на плечах.
Иди сюда, мой мажордом! Скорей девичьей, чем звериной
Порадуй грацией старинной, достойной праздничных хором!
Иди сюда, мой Сфинкс немой, склони главу мне на колени
И потянись в блаженной лени, урча под ласковой рукой.
Коснуться дай твоих когтей с их желтизной словновокостной,
И хвост погладить смертоносный, обвивший лапы, словно змей.
Ты помнишь тысячу веков, а лишь двадцать лет жалею
Что за осеннюю ливрею отринуть зелень год готов.
А ты вблизи познала миф - иероглифы обелиска,
Звенящий клёкот василиска, простор, где кружит гиппогриф!
Осирис был не при тебе ль омыт исидиной слезою?..
А то, как предалась герою царица, пив жемчужный хмель -
И очарованный бахвал, не ждав тщеславию укола,
Из средиземного рассола небрежно рыбу доставал?
Не при тебе ль Киприда шла за Адониса катафалком?
Неслась тебе ли с Аменалком в Гелиополисе хвала?
Ты знала Тота? Помнишь стыд и стоны Ио лунорогой?
Твоей ли славились подмогой цари посмертных пирамид?
Даруй мечтательный покой в глазах с тяжёлой синевою!
Приластись, ляг передо мною, воспоминанья мне пропой!
Спой, как во тьме уведены Младенец и Святая Дева
Тобой от иродова гнева, в тишь фараоновой страны.
Спой мне, как в томной духоте, вдыхая Нила испаренья,
Ты грезила, сливаясь с тенью, об Антиноя наготе,
Про сушь во рту, про липкий мех, про то, как нёбу стало жарко,
И златовёсельная барка вдаль унесла эфебов смех.
Спой, как могучий полубык по Лабиринту мчался гулко,
Спой, как безлунная прогулка наткнулась на щемящий крик -
Крыла кровавые простёр парящий ибис над тобою,
И с воем изошли росою чумные поры мандрагор,
И как священный крокодил с лениво-мутными глазами
Отплакал жертву жемчугами и вглубь неспешно заскользил,
Как заклинатели тебя визгливым песнопеньем злили,
Ты змей терзала в гневном пыле, их плоть когтями теребя!
Но кто любил тебя, скажи? Кто бился за тебя с другими?
Чьё сладострастьем полно имя? Чьи ласки до сих пор свежи?
Склонялись ящеры, ответь, величественно бронекожи?
Твоё истоптанное ложе грифоньих перьев знало медь?
Иль влажный оседал туман с гиппопотамовым дыханьем?
Златочешуйчатым мерцаньем дракон манил, от страсти пьян?
Тобою ли порождены, ликийским ужасом зачаты,
Многоголовы и косматы, его кошмарные сыны?
Иль отвернувшись от самцов, и тайн постыдных вожделея,
Встречала дочерей Нерея, и негу призрачных сосцов?
Иль покрывалась пеной мгла, когда у края океана
Искала ты Левиафана? Иль Бегемота ты ждала?
Или когда закат темнел, под пальмой приютив усталость
Ты чернотою упивалась и силой эфиопских тел?
Когда по глади нильских вод судёнышки скатились в тени,
Летучей мыши мановений вдохнул храмины гулкий свод,
Не ты ли тешила свой жар, нырнув в озёрные глазницы,
Презрела вечные гробницы, чтоб там устроить лупанар,
Царей раскрашенных подняв из безразличья саркофага?
Или вкушал срамные блага лишь полнорогий трагелаф?
Иль был тобой любим Ваал - бич иудеев, бог мушиный?
Иль для тебя, не для мужчины, во взоре Баст берилл сиял?
Иштар покорный, не с тобой ли нежен был властитель Тира?
Иль ассирийского кумира с ястребоклювой головой
Пленяла, пленена сама слюды прозрачным переливом
Игравшим в перьях прихотливым узором тонкого письма?
Могучий Апис робко дар нёс не тебе ль, непостоянной,
С охапкою травы медвяной - медвяноцветный ненюфар?
Иль пуст улыбки тайный зов, удачи не было влюблённым?
Но нет, ты возлегла с Амоном на ложе нильских берегов!
Речных коней трубящий глас и рык приветный леопарда
Сливались с ароматом нарда, струящимся с речных террас,
Как царственный хеландион, сирийским просмолён гальбаном,
Одетый водяным туманом ступал по отмелям Амон.
Через пески держал он путь, чтобы восстав на небосклоне
Вместить в несытые ладони твою чёрнозлатую грудь.
Губами рот сожжён дотла, но покоренье богу мило -
Ты с ним высокий трон делила, и тайным именем звала,
Пророчеств сумеречный яд лила в ушей его пещеры,
Взывая к мраку дикой веры и крови жертвенных козлят.
С Амоном возлежала ты, и Нил вам был опочивальней!
И с каждой лаской - триумфальней твои рельефные черты.
Полдневную давали тень объятий мраморные своды,
И он, умасленнобородый, сверкал сиятельней, чем день,
И солнечных его волос на семь локтей простёрлись ленты,
Как искристые орпименты, что курд прижимистый привёз,
И цвет его лица нежней, чем сусло с юной винной пеной,
И синевою сокровенной глаза сапфирнее морей,
И шея молоком бела, с ажурных жилок бирюзою,
Жемчужной шитые росою шелка вздымались, как крыла,
И вышнего сиянья свет слепил - на боге белогрудом
Лучился ярким изумрудом гранёный морем самоцвет,
Луной самою порождён, добыт в урочище колхидском
В глубоководном иле склизком, и волховицей сбережён.
Пред колесницей золотой нагие корибанты пели,
И барку проводил сквозь мели слонов почтительнейший строй,
И чёрный строй нубийцев стал живой опорой балдахину,
Что на гранитную стремнину плыл в окруженьи опахал.
Купцы Сидона в дар вели суда с тяжёлым стеатитом,
И полыхали хризолитом те кубки, что ему несли,
И чтили тирские купцы его кедровыми ларцами,
А в свите мерялись венцами царственнородные юнцы.
Пять тысяч выбритых голов и день, и ночь поклоны били,
Пять тысяч ламп ему кадили, - теперь в святилище богов
Снуют меж рукотворных скал одни песчаные гадюки -
Умолкли славословий звуки, и мрамор обелисков пал!
У гнилью траченых ворот ютится выводок шакала,
У портиков разбитых вяло ведут сатиры хоровод,
На груде крашеных камней лишь гамадрил, питомец Гора,
Бормочет и следит, как споро крушит ступени рост корней.
И бог разбросан тут и там - барханом одиноким скрыта,
Рука колосса из гранита ещё взывает к небесам,
И то и дело караван, ведомый гордо негром статным,
Перед затылком необъятным застынет, страхом обуян,
И, проезжая меж руин, всю силу твоего искуса
И твердь плеча из-под бурнуса оценит старый бедуин.
Ступай, на пустоши глухой обломки собери прилежно,
И воссоздай любовью нежной того, кто страстью был самой!
Ступай, омыть их поспеши вечерней тёплою росою,
Сложи того, кто был с тобою, и камень оживёт в тиши!
Увядший слух его буди! Он так алкал тебя, ну, что же -
Пусть нардом снова пахнет кожа, пусть вьётся шёлк с его груди,
Чтоб губ очнулось естество, и плеч былая стать воскресла,
И пурпур облегал бы чресла, и бок, и лядвеи его!
Единственный поныне Бог себя легко убить позволил,
И кровь, копьём пронзённый, пролил, и испустил последний вздох.
Но те, любовники твои, все живы - у своей заставы
Анубис ждёт еще псоглавый в преддверьи тёмной кисеи,
И Мемнон, свой высокий трон храня присутствием бессонным,
К тебе взывает горьким стоном, рассветом жёлтым озарён.
Отбросил изобилья рог ленивый Нил, и мутным водам
С твоим нечаянным приходом наступит разливаться срок.
Любовники твои живут! Услышав голос твой - воспрянут,
И радостно в цимбалы грянут! Зачем ты остаёшься тут?
Пусть ветер вскинет паруса, пусть лошади зайдутся в пене!
Вернись в Египет, хватит лени! Наскучит идолов краса -
Преследуй гривистого льва в пустыне терракото-медной,
И в схватке быстрой и победной на тело предъяви права,
И, отлюбивши чужака, сомкни клыки на горле пряном,
Хлеща хвостом в азарте пьяном свои латунные бока.
Иль тигра яркого пленись повадкою угольно-рыжей,
И следом, в радости бесстыжей, фиванскими вратами мчись,
И предавайся с ним любви, изведай нутряное пламя -
Но халцедонными когтями сомни, и грудью раздави!
Довольно медлить, ну же, прочь! Своим молчанием надменным,
И взором стыло-неизменным меня напрасно не морочь!
Твоё дыхание свечу пугает силой подземельной,
И влаги холодно-смертельной на лбу я больше не хочу!
Твои глаза двойной луной в зеркальном отраженьи блещут,
Язык багровый твой трепещет кровавокожею змеёй,
Твой зев чернеется пятном, прожжённым в старом гобелене,
Твой пульс в угрюмой кантилене манит ночные тени днём.
Иди! Звезды сернистый свет истает скоро на закате!
Иди! В полуночном агате отыщешь полумерклый след!
Вон, к башне серо-золотой восток дрожащий льнёт в тумане,
Слезит алмазных окон грани сквозь мутно-облачный настой.
Но что за бешеный поток обвил тебя в своём круженьи,
Дал опийному сну движенье, и в комнату мою привлёк?
Кто твой порочный проводник, невидимый и безъязыкий,
Что огонёк увидел зыбкий, и в дом непрошенным проник?
Мои чумнее вереда, и больше нет ни в ком изъяна?
Иссохли Фарфар и Авана, коль в жажде ты пришла сюда?
Изыди, прочь! И забирай соблазна запах бестиальный,
И свой призыв маниакальный в чужой, не мне суждённый рай,
Свой запах томного лганья, призыв к страстям самозабвенным -
С его ножом окровавленным и Аттис был целей, чем я.
Блазнящий Сфинкс, проклятый зверь! Иди, со стариком Хароном
Дождись меня за Ахероном, я понесу мой крест потерь:
Следя за хороводом бед, наверно знать - слеза напрасна,
И души гибнут ежечасно - и знать, что в этом смысла нет.
Оригинал
Сфинкс
Марселю Швобу,
в дружеском восхищении
Как если б там была всегда, в углу, где дымом тьма слоится,
Следит за мною женольвица - прекрасна, сдержанна, горда.
Её ничто не шелохнёт, она взирает без движенья
На лун серебряных круженье и солнц лучистый хоровод.
Багрец отогнан синевой, смят лунный свет ночным агатом -
Безмолвен Сфинкс: молчит с закатом, и днём не шевельнёт главой.
Уходит за зарёй заря, ночь меряет свой век часами,
Но что они перед зрачками индиго с блеском янтаря!
Улыбка - фреской на губах, лишь по спине густопесчаной
Струится дрожь волною странной и мех ерошит на плечах.
Иди сюда, мой мажордом! Скорей девичьей, чем звериной
Порадуй грацией старинной, достойной праздничных хором!
Иди сюда, мой Сфинкс немой, склони главу мне на колени
И потянись в блаженной лени, урча под ласковой рукой.
Коснуться дай твоих когтей с их желтизной словновокостной,
И хвост погладить смертоносный, обвивший лапы, словно змей.
Ты помнишь тысячу веков, а лишь двадцать лет жалею
Что за осеннюю ливрею отринуть зелень год готов.
А ты вблизи познала миф - иероглифы обелиска,
Звенящий клёкот василиска, простор, где кружит гиппогриф!
Осирис был не при тебе ль омыт исидиной слезою?..
А то, как предалась герою царица, пив жемчужный хмель -
И очарованный бахвал, не ждав тщеславию укола,
Из средиземного рассола небрежно рыбу доставал?
Не при тебе ль Киприда шла за Адониса катафалком?
Неслась тебе ли с Аменалком в Гелиополисе хвала?
Ты знала Тота? Помнишь стыд и стоны Ио лунорогой?
Твоей ли славились подмогой цари посмертных пирамид?
Даруй мечтательный покой в глазах с тяжёлой синевою!
Приластись, ляг передо мною, воспоминанья мне пропой!
Спой, как во тьме уведены Младенец и Святая Дева
Тобой от иродова гнева, в тишь фараоновой страны.
Спой мне, как в томной духоте, вдыхая Нила испаренья,
Ты грезила, сливаясь с тенью, об Антиноя наготе,
Про сушь во рту, про липкий мех, про то, как нёбу стало жарко,
И златовёсельная барка вдаль унесла эфебов смех.
Спой, как могучий полубык по Лабиринту мчался гулко,
Спой, как безлунная прогулка наткнулась на щемящий крик -
Крыла кровавые простёр парящий ибис над тобою,
И с воем изошли росою чумные поры мандрагор,
И как священный крокодил с лениво-мутными глазами
Отплакал жертву жемчугами и вглубь неспешно заскользил,
Как заклинатели тебя визгливым песнопеньем злили,
Ты змей терзала в гневном пыле, их плоть когтями теребя!
Но кто любил тебя, скажи? Кто бился за тебя с другими?
Чьё сладострастьем полно имя? Чьи ласки до сих пор свежи?
Склонялись ящеры, ответь, величественно бронекожи?
Твоё истоптанное ложе грифоньих перьев знало медь?
Иль влажный оседал туман с гиппопотамовым дыханьем?
Златочешуйчатым мерцаньем дракон манил, от страсти пьян?
Тобою ли порождены, ликийским ужасом зачаты,
Многоголовы и косматы, его кошмарные сыны?
Иль отвернувшись от самцов, и тайн постыдных вожделея,
Встречала дочерей Нерея, и негу призрачных сосцов?
Иль покрывалась пеной мгла, когда у края океана
Искала ты Левиафана? Иль Бегемота ты ждала?
Или когда закат темнел, под пальмой приютив усталость
Ты чернотою упивалась и силой эфиопских тел?
Когда по глади нильских вод судёнышки скатились в тени,
Летучей мыши мановений вдохнул храмины гулкий свод,
Не ты ли тешила свой жар, нырнув в озёрные глазницы,
Презрела вечные гробницы, чтоб там устроить лупанар,
Царей раскрашенных подняв из безразличья саркофага?
Или вкушал срамные блага лишь полнорогий трагелаф?
Иль был тобой любим Ваал - бич иудеев, бог мушиный?
Иль для тебя, не для мужчины, во взоре Баст берилл сиял?
Иштар покорный, не с тобой ли нежен был властитель Тира?
Иль ассирийского кумира с ястребоклювой головой
Пленяла, пленена сама слюды прозрачным переливом
Игравшим в перьях прихотливым узором тонкого письма?
Могучий Апис робко дар нёс не тебе ль, непостоянной,
С охапкою травы медвяной - медвяноцветный ненюфар?
Иль пуст улыбки тайный зов, удачи не было влюблённым?
Но нет, ты возлегла с Амоном на ложе нильских берегов!
Речных коней трубящий глас и рык приветный леопарда
Сливались с ароматом нарда, струящимся с речных террас,
Как царственный хеландион, сирийским просмолён гальбаном,
Одетый водяным туманом ступал по отмелям Амон.
Через пески держал он путь, чтобы восстав на небосклоне
Вместить в несытые ладони твою чёрнозлатую грудь.
Губами рот сожжён дотла, но покоренье богу мило -
Ты с ним высокий трон делила, и тайным именем звала,
Пророчеств сумеречный яд лила в ушей его пещеры,
Взывая к мраку дикой веры и крови жертвенных козлят.
С Амоном возлежала ты, и Нил вам был опочивальней!
И с каждой лаской - триумфальней твои рельефные черты.
Полдневную давали тень объятий мраморные своды,
И он, умасленнобородый, сверкал сиятельней, чем день,
И солнечных его волос на семь локтей простёрлись ленты,
Как искристые орпименты, что курд прижимистый привёз,
И цвет его лица нежней, чем сусло с юной винной пеной,
И синевою сокровенной глаза сапфирнее морей,
И шея молоком бела, с ажурных жилок бирюзою,
Жемчужной шитые росою шелка вздымались, как крыла,
И вышнего сиянья свет слепил - на боге белогрудом
Лучился ярким изумрудом гранёный морем самоцвет,
Луной самою порождён, добыт в урочище колхидском
В глубоководном иле склизком, и волховицей сбережён.
Пред колесницей золотой нагие корибанты пели,
И барку проводил сквозь мели слонов почтительнейший строй,
И чёрный строй нубийцев стал живой опорой балдахину,
Что на гранитную стремнину плыл в окруженьи опахал.
Купцы Сидона в дар вели суда с тяжёлым стеатитом,
И полыхали хризолитом те кубки, что ему несли,
И чтили тирские купцы его кедровыми ларцами,
А в свите мерялись венцами царственнородные юнцы.
Пять тысяч выбритых голов и день, и ночь поклоны били,
Пять тысяч ламп ему кадили, - теперь в святилище богов
Снуют меж рукотворных скал одни песчаные гадюки -
Умолкли славословий звуки, и мрамор обелисков пал!
У гнилью траченых ворот ютится выводок шакала,
У портиков разбитых вяло ведут сатиры хоровод,
На груде крашеных камней лишь гамадрил, питомец Гора,
Бормочет и следит, как споро крушит ступени рост корней.
И бог разбросан тут и там - барханом одиноким скрыта,
Рука колосса из гранита ещё взывает к небесам,
И то и дело караван, ведомый гордо негром статным,
Перед затылком необъятным застынет, страхом обуян,
И, проезжая меж руин, всю силу твоего искуса
И твердь плеча из-под бурнуса оценит старый бедуин.
Ступай, на пустоши глухой обломки собери прилежно,
И воссоздай любовью нежной того, кто страстью был самой!
Ступай, омыть их поспеши вечерней тёплою росою,
Сложи того, кто был с тобою, и камень оживёт в тиши!
Увядший слух его буди! Он так алкал тебя, ну, что же -
Пусть нардом снова пахнет кожа, пусть вьётся шёлк с его груди,
Чтоб губ очнулось естество, и плеч былая стать воскресла,
И пурпур облегал бы чресла, и бок, и лядвеи его!
Единственный поныне Бог себя легко убить позволил,
И кровь, копьём пронзённый, пролил, и испустил последний вздох.
Но те, любовники твои, все живы - у своей заставы
Анубис ждёт еще псоглавый в преддверьи тёмной кисеи,
И Мемнон, свой высокий трон храня присутствием бессонным,
К тебе взывает горьким стоном, рассветом жёлтым озарён.
Отбросил изобилья рог ленивый Нил, и мутным водам
С твоим нечаянным приходом наступит разливаться срок.
Любовники твои живут! Услышав голос твой - воспрянут,
И радостно в цимбалы грянут! Зачем ты остаёшься тут?
Пусть ветер вскинет паруса, пусть лошади зайдутся в пене!
Вернись в Египет, хватит лени! Наскучит идолов краса -
Преследуй гривистого льва в пустыне терракото-медной,
И в схватке быстрой и победной на тело предъяви права,
И, отлюбивши чужака, сомкни клыки на горле пряном,
Хлеща хвостом в азарте пьяном свои латунные бока.
Иль тигра яркого пленись повадкою угольно-рыжей,
И следом, в радости бесстыжей, фиванскими вратами мчись,
И предавайся с ним любви, изведай нутряное пламя -
Но халцедонными когтями сомни, и грудью раздави!
Довольно медлить, ну же, прочь! Своим молчанием надменным,
И взором стыло-неизменным меня напрасно не морочь!
Твоё дыхание свечу пугает силой подземельной,
И влаги холодно-смертельной на лбу я больше не хочу!
Твои глаза двойной луной в зеркальном отраженьи блещут,
Язык багровый твой трепещет кровавокожею змеёй,
Твой зев чернеется пятном, прожжённым в старом гобелене,
Твой пульс в угрюмой кантилене манит ночные тени днём.
Иди! Звезды сернистый свет истает скоро на закате!
Иди! В полуночном агате отыщешь полумерклый след!
Вон, к башне серо-золотой восток дрожащий льнёт в тумане,
Слезит алмазных окон грани сквозь мутно-облачный настой.
Но что за бешеный поток обвил тебя в своём круженьи,
Дал опийному сну движенье, и в комнату мою привлёк?
Кто твой порочный проводник, невидимый и безъязыкий,
Что огонёк увидел зыбкий, и в дом непрошенным проник?
Мои чумнее вереда, и больше нет ни в ком изъяна?
Иссохли Фарфар и Авана, коль в жажде ты пришла сюда?
Изыди, прочь! И забирай соблазна запах бестиальный,
И свой призыв маниакальный в чужой, не мне суждённый рай,
Свой запах томного лганья, призыв к страстям самозабвенным -
С его ножом окровавленным и Аттис был целей, чем я.
Блазнящий Сфинкс, проклятый зверь! Иди, со стариком Хароном
Дождись меня за Ахероном, я понесу мой крест потерь:
Следя за хороводом бед, наверно знать - слеза напрасна,
И души гибнут ежечасно - и знать, что в этом смысла нет.
Оригинал