Жиле
Жиле был очарователен, словно старое кресло. Есть такие предметы мебели, которые с первого взгляда вызывают безотчетную симпатию. Взять, к примеру, кресло. С потертыми подлокотниками, продавленным сиденьем и упоительным ароматом старого дерева, который никогда и ни с чем не перепутаешь. Пусть на вид оно неказистое, но стоит в него присесть хотя бы один раз и вставать уже не хочется. Кажется, будто просидел в нем долгую жизнь, мечтал когда-то о первом поцелуе, потом наблюдал, как растут дети, а то и внуки. Эта несуществующая жизнь мелькает перед глазами, даже если тебе едва стукнуло двадцать. И ни за что на свете не променяешь это старое кресло на новенькую кожаную модель, пахнущую деньгами и глянцем.
Точно также, если бы мне предложили на выбор лимузин с вышколенным шофером и неказистый старенький форд Жиле, я бы, не задумываясь, выбрала последнего.
Поначалу Черногория производила на меня впечатление двойственное.
С одной стороны - мощная энергетика природы, ощущение потока, с которым я сразу почувствовала удивительную синхронность. Не так, чтобы душа взлетала, когда с вершины зеленой горы смотришь на мягкое закатное небо и безмятежную синеву моря, а будто бы я сама - и есть гора, и это я лечу разорванным облаком и накрываю своей тенью россыпь крохотных яхт, и я вызываю тихие волны, которые, на самом деле, - тоже я.
С другой стороны - ощущение себя частицей потока людского, бесконечного и суетливого. На улицах шумной Будвы сливаются два течения. Одно жаждет дешевой развлекухи, ищет праздника и отрыва, другое с не меньшей страстью требует заработка. Местные жители уже знают, что такое деньги, что такое туристы, и торопятся копировать типовые пляжные услуги, и продают типовые китайские сувениры, но еще не понимают, что процесс важнее результата, что наслаждаясь самим процессом, получат двойное удовольствие, и потому не витает здесь праздничный дух, как у веселых испанцев, а есть только пустая суета и шум.
И групповые экскурсии, которых здесь предлагается великое множество, пусть дешевые и четко организованные, вызывают лишь ощущения курицы на конвейере, от которой ждут яиц. И нет сиюминутного контакта с гидом и взаимного интереса, как бывало это, к примеру, в Греции, и не чувствуешь в нем желания донести до тебя что-то, и понимаешь, что твое лицо для него - одно из сотен этих_на_конвейере.
Мы уже успели побывать на одной такой групповой экскурсии, когда познакомились с Жиле. Встретили мы его случайно, хотя, живя в Рафаиловичах, не встретить его было просто нельзя. На Будванской ривьере Черногории вообще нет проблемы куда-то поехать. Достаточно просто выйти на остановку автобуса, попросту именуемую русскими туристами «два гриба» (и вправду похожа на детскую песочницу-гриб), и перед вами тут же остановится местный водитель, который довезет куда угодно по побережью по цене «як автобус», а то и дешевле. Нечего даже и говорить о том, что любой такой водитель с радостью и удовольствием заменит вам экскурсию и отвезет в любую точку популярного, а то и вовсе никому неизвестного маршрута. Вот так же вышли мы однажды на остановку, намереваясь поехать в Цетинье на автобусе, а поехали вместе с Жиле, о чем я ни разу не пожалела, неожиданно для себя проникнувшись к нему необъяснимой симпатией, как к тому самому старому креслу.
Вообще-то у меня нет привычки соглашаться на первое попавшееся заманчивое предложение, да еще в явно туристическом месте. А предлагал он нам проехаться по стандартному экскурсионному маршруту Ловчен-Цетинье, причем по цене групповой экскурсии, но с неограниченным временем на прогулки и остановками в местах с фотовидами. Ловчен - это национальный заповедник, где на вершине одной из гор находится мавзолей местного национального героя и поэта Ньегоша («как у вас Пушкин», пояснил Жиле), а Цетинье - культурная столица Черногории.
- Я ж вам не будэ показать, где плохо. Я ж вам хочу показать, где в моей стране самый красивый. Ловчен, то будэ красиво. Ехать в Цетинье, и не ехать в Ловчен - ничего не посмотреть!
И мы с мужем согласились.
Жиле оказался человеком влюбленным. Он любил свою страну, любил старую добрую канувшую в лету Югославию и обожествлял Тито, чей портрет держал на передней панели авто. В порыве страсти, когда знание русского языка не давало ему в полной мере выразить чувства, он бросал руль, и изъяснялся бурными жестами. Машина съезжала на встречку на узкой извилистой горной дороге, а Жиле продолжал изображать руками, как прекрасен вид с Ловчена на Боку Которску - самый большой фьорд в Европе. Мы не знали, хвататься нам за голову или сердце, а он, как ни в чем не бывало, прихватывал руль и возвращался на свою полосу.
Всю дорогу Жиле суетился и рассказывал, как много он возил каких-то «русских мальчиков», и как им все понравилось. Через каждые два слова он на всякий случай вставлял «Понимаешь?», и мы дружно кивали головами. Он все время вертелся, то открывал, то закрывал окно, спрашивал, не холодно ли мне на заднем сиденье. На подъезде к Ловчену Жиле остановился посреди дороги возле кустов и убежал что-то искать, бормоча про себя: «Тут было… Я вам будэ показать…». Вернулся довольный, вручил нам два зеленых лесных ореха, гордо, будто только что добытые бриллианты.
Потом он набирал воды из горного источника и настойчиво угощал, а я отказывалась, потому еще пару дней назад подхватила где-то желудочный грипп и теперь была согласна пить воду строго из бутылок, а он все угощал и угощал.
- Ну почему не хочешь воду, - искренне огорчался он. - Попробуй, вкусная, холодная!
Мы поднимались на Ловчен и любовались такой Черногорией, какую видят орлы в полете, гуляли по тихому, провинциальному Цетинье и снимали панораму всей будванской Ривьеры, а форд Жиле ждал нас неподалеку тихой послушной тенью. Вечером мы расстались с нашим новым знакомым, слегка утомленные друг другом, но вполне довольные.
Позже мы много раз наблюдали с нашего балкона, как Жиле подкарауливает клиентов на остановке. Его семья жила в глубине страны, в Подгорице, а летом он снимал в Будве комнату, и целыми днями работал. Пока никого не было, он сидел на обломке скамейки, словно петух на жердочке, и смотрел на дорогу. До черноты загорелый, всегда в одних и тех же шортах и натянутой на глаза кепке, он скоро стал такой же привычной частью общего вида, как остров святого Никола на горизонте. Как-то странно и неуютно было выйти утром или вечером на балкон, и не увидеть знакомый старенький черный форд с помятой сзади фарой.
Когда на остановку подтягивались отдыхающие, он оживлялся и устраивал театр одного актера с представлением под названием «Черногория прекрасна, и я вам ее покажу». Со всей южной страстностью Жиле хватал туристок за руки и гладил по голове детей, выражая этим свои самые горячие симпатии. Европейские дамы, привыкшие охранять личное пространство как цепные собаки конуру, в ужасе прятали детей за спину, а Жиле махал рукой и с обиженным видом отходил в сторону. Так верный пес не может понять, почему хозяева не дают лизнуть себя в лицо. Меня подкупало в нем редкое для туристических мест простодушие. Он рассказывал, сколько обойдется такая же поездка на автобусе, и я точно знаю, что он не врал, и что это и в самом деле будет ненамного дешевле, если вообще не так же, и ужасно огорчался, когда люди ему не верили. «А потом они возвращаются, и говорят: эх, и почему мы не поехали с тобой!» - хвастался иногда он, и тогда становился довольным, как объевшийся кот.
И оттого, что в ответ на простую открытость люди по привычке искали в нем подвоха, которого не было, его всегда было жалко, как неудачливого рыбака, который покупает лучше удочки, чтобы поймать щуку, а попадаются только тощие караси.
С Жиле мы решили поехать в Дубровник. Несмотря на всю свою эмоциональность, что обычно предполагает в человеке некое непостоянство, он был пунктуален и обязателен. Накануне мы договорились на восемь, и уже в семь сорок пять знакомая фигура маячила на остановке.
Дорога в Дубровник лежит через Бока-Которский залив, через переправу между поселками Каменари-Лепетани. Первый раз в жизни мы плыли на пароме в автомобиле, и этот факт очень порадовал Жиле. Правда, он был несколько огорчен, что мы уже видели Боку Которску.
Всю дорогу до Хорватии он гадал, едут ли девушки на машине впереди нас тоже в Дубровник, и обрадовался, как ребенок, когда они оказались в очереди на пограничный пункт прямо перед нами.
- Я же тебе говорил, что они едут в Дубровник!
После хорватской границы он остановился отлучиться в кустики, и я решила было последовать его примеру. Стоило только отойти подальше, как прямо передо мной в траве зашевелилось блестящее и гладкое. С воплем «Змеяяя!!!» я выскочила обратно на шоссе, подбирая душу из пяток. Ладно, хоть штаны не успела снять.
- Большая? - без особого интереса спросил Жиле.
- БОЛЬШАЯ!!! ТОЛСТАЯ!
- А, большая, ерунда, - махнул он рукой. - Вот если бы маленькая…
Дальнейшая дорога была скрашена добрым рассказом о чудесной змее - поскоке, которая прыгает с дерева и кусает в шею, после чего у тебя есть целых пять минут в запасе, чтобы добраться до больницы.
Когда мы остановились поглядеть на панораму Дубровника сверху, Жиле принялся размахивать руками, кричать и даже схватил меня за рукав:
- Смотри, смотри, большой корабль! - действительно, посреди залива, будто чашка на блюдце, расположился огромный круизный лайнер.
- Жиле, какой корабль, смотри, какой красивый Дубровник!
- Смотри, какой большой корабль! Ты такой никогда не видел!
- Да видели мы…
- Где? Не может быть? - обиженно надулся он, но тут же отвлекся. - А вон те маленькие лодки возят людей на большой корабль.
С парковками возле старого города туго, поэтому мы договорились, что когда закончим гулять, позвоним Жиле, и он подъедет за нами в условленное место.
Целый день мы гуляли по старым улицам Дубровника, любовались на красные крыши, обошли вокруг все городские стены, купили подарки родным, забрались даже в старый форт. А когда собрались звонить Жиле, наткнулись на него прямо у входа в старый город. Он сидел на скамеечке, жевал поп-корн и всем своим видом выражал вселенскую скорбь и обиду. Молча дернул за рукав и указал на скамейку рядом с собой, садись, мол. Так же молча протянул кулек с поп-корном. Потом насупился и спросил:
- Когда вы закончили?
Оказалось, после пересечения хорватской границы я забыла выбрать нового оператора, и поэтому наш телефон был недоступен. Бедняга Жиле думал, что мы то ли потерялись, то ли тихо смылись от него. Минут десять он подулся, а потом воспрянул духом после нашего вопроса, а хорошо ли было в старой Югославии.
- Визу не надо было! - хвастался он. - В Москву - не надо, в Германию - не надо, даже в Америку - не надо! Представляешь, немцу нужна была виза в Америку, а нам - нет!
Тут-то он нам и показал портрет Тито, бережно хранимый на передней панели авто.
На обратном пути Жиле все время пытался нас угостить. Очень расстроился, когда я сама заплатила за пирожок в кондитерской.
- Я к тебе как к принцессе, - говорил он, протягивая бутылку воды. - Хочешь то, хочешь это, все, что хочешь!
А под конец путешествия он решил усластить наш слух музыкой. Муж, на беду свою спросил, а нет ли у него чего-нибудь национального, черногорского.
- Ты хочешь нашу музыку? - восхитился тот. - Сейчас будэ.
Последние пятнадцать минут нашей поездки прошли под нестройное бреньканье гуслей и унылое завывание без мотива и мелодии. Черногорская национальная музыка больше всего похожа на песнь пьяного сантехника о неудавшейся жизни. Жиле бодро рассказывал, что песня посвящена истории про турецкого капитана и несчастного черногорца, влюбленных в одну и ту же девушку. Признаться честно, ничего более ужасающего я в своей жизни не слышала. Даже в юности, на посиделках возле костра, когда водка уже кончилась.
Пожалуй, черногорская музыка - единственная причина, по которой я выбралась из машины с облегчением. Мне даже жаль было с ним расставаться. Жиле стал для меня одной из тех частичек, без которой не было бы цельной картинки в калейдоскопе. Также как жареная картошка, поданная нам парнем в потрепанных джинсах где-то в хижине, нависающей над каньоном реки Морач, которая оказалась вкуснее изысканной рыбы в дорогом туристическом ресторане побережья. Также как отражения елей в безмятежной глади Черного озера, на берегу которого воздух такой чистый, что хочется пить его как воду. Также как ярко-голубая змейка реки Тары, режущая пополам зелень глубокого каньона далеко внизу. Также как полная луна над уютными снопами сена и белеными домиками сербских деревень.
Именно из этих частичек сложилась в калейдоскопе моих впечатлений картинка этой противоречивой, но в чем-то удивительно родной страны, где столько раз у меня за спиной вырастали крылья.
ЗЫ. Кто едет в Черногорию, пишите, дам телефон Жиле.
Точно также, если бы мне предложили на выбор лимузин с вышколенным шофером и неказистый старенький форд Жиле, я бы, не задумываясь, выбрала последнего.
Поначалу Черногория производила на меня впечатление двойственное.
С одной стороны - мощная энергетика природы, ощущение потока, с которым я сразу почувствовала удивительную синхронность. Не так, чтобы душа взлетала, когда с вершины зеленой горы смотришь на мягкое закатное небо и безмятежную синеву моря, а будто бы я сама - и есть гора, и это я лечу разорванным облаком и накрываю своей тенью россыпь крохотных яхт, и я вызываю тихие волны, которые, на самом деле, - тоже я.
С другой стороны - ощущение себя частицей потока людского, бесконечного и суетливого. На улицах шумной Будвы сливаются два течения. Одно жаждет дешевой развлекухи, ищет праздника и отрыва, другое с не меньшей страстью требует заработка. Местные жители уже знают, что такое деньги, что такое туристы, и торопятся копировать типовые пляжные услуги, и продают типовые китайские сувениры, но еще не понимают, что процесс важнее результата, что наслаждаясь самим процессом, получат двойное удовольствие, и потому не витает здесь праздничный дух, как у веселых испанцев, а есть только пустая суета и шум.
И групповые экскурсии, которых здесь предлагается великое множество, пусть дешевые и четко организованные, вызывают лишь ощущения курицы на конвейере, от которой ждут яиц. И нет сиюминутного контакта с гидом и взаимного интереса, как бывало это, к примеру, в Греции, и не чувствуешь в нем желания донести до тебя что-то, и понимаешь, что твое лицо для него - одно из сотен этих_на_конвейере.
Мы уже успели побывать на одной такой групповой экскурсии, когда познакомились с Жиле. Встретили мы его случайно, хотя, живя в Рафаиловичах, не встретить его было просто нельзя. На Будванской ривьере Черногории вообще нет проблемы куда-то поехать. Достаточно просто выйти на остановку автобуса, попросту именуемую русскими туристами «два гриба» (и вправду похожа на детскую песочницу-гриб), и перед вами тут же остановится местный водитель, который довезет куда угодно по побережью по цене «як автобус», а то и дешевле. Нечего даже и говорить о том, что любой такой водитель с радостью и удовольствием заменит вам экскурсию и отвезет в любую точку популярного, а то и вовсе никому неизвестного маршрута. Вот так же вышли мы однажды на остановку, намереваясь поехать в Цетинье на автобусе, а поехали вместе с Жиле, о чем я ни разу не пожалела, неожиданно для себя проникнувшись к нему необъяснимой симпатией, как к тому самому старому креслу.
Вообще-то у меня нет привычки соглашаться на первое попавшееся заманчивое предложение, да еще в явно туристическом месте. А предлагал он нам проехаться по стандартному экскурсионному маршруту Ловчен-Цетинье, причем по цене групповой экскурсии, но с неограниченным временем на прогулки и остановками в местах с фотовидами. Ловчен - это национальный заповедник, где на вершине одной из гор находится мавзолей местного национального героя и поэта Ньегоша («как у вас Пушкин», пояснил Жиле), а Цетинье - культурная столица Черногории.
- Я ж вам не будэ показать, где плохо. Я ж вам хочу показать, где в моей стране самый красивый. Ловчен, то будэ красиво. Ехать в Цетинье, и не ехать в Ловчен - ничего не посмотреть!
И мы с мужем согласились.
Жиле оказался человеком влюбленным. Он любил свою страну, любил старую добрую канувшую в лету Югославию и обожествлял Тито, чей портрет держал на передней панели авто. В порыве страсти, когда знание русского языка не давало ему в полной мере выразить чувства, он бросал руль, и изъяснялся бурными жестами. Машина съезжала на встречку на узкой извилистой горной дороге, а Жиле продолжал изображать руками, как прекрасен вид с Ловчена на Боку Которску - самый большой фьорд в Европе. Мы не знали, хвататься нам за голову или сердце, а он, как ни в чем не бывало, прихватывал руль и возвращался на свою полосу.
Всю дорогу Жиле суетился и рассказывал, как много он возил каких-то «русских мальчиков», и как им все понравилось. Через каждые два слова он на всякий случай вставлял «Понимаешь?», и мы дружно кивали головами. Он все время вертелся, то открывал, то закрывал окно, спрашивал, не холодно ли мне на заднем сиденье. На подъезде к Ловчену Жиле остановился посреди дороги возле кустов и убежал что-то искать, бормоча про себя: «Тут было… Я вам будэ показать…». Вернулся довольный, вручил нам два зеленых лесных ореха, гордо, будто только что добытые бриллианты.
Потом он набирал воды из горного источника и настойчиво угощал, а я отказывалась, потому еще пару дней назад подхватила где-то желудочный грипп и теперь была согласна пить воду строго из бутылок, а он все угощал и угощал.
- Ну почему не хочешь воду, - искренне огорчался он. - Попробуй, вкусная, холодная!
Мы поднимались на Ловчен и любовались такой Черногорией, какую видят орлы в полете, гуляли по тихому, провинциальному Цетинье и снимали панораму всей будванской Ривьеры, а форд Жиле ждал нас неподалеку тихой послушной тенью. Вечером мы расстались с нашим новым знакомым, слегка утомленные друг другом, но вполне довольные.
Позже мы много раз наблюдали с нашего балкона, как Жиле подкарауливает клиентов на остановке. Его семья жила в глубине страны, в Подгорице, а летом он снимал в Будве комнату, и целыми днями работал. Пока никого не было, он сидел на обломке скамейки, словно петух на жердочке, и смотрел на дорогу. До черноты загорелый, всегда в одних и тех же шортах и натянутой на глаза кепке, он скоро стал такой же привычной частью общего вида, как остров святого Никола на горизонте. Как-то странно и неуютно было выйти утром или вечером на балкон, и не увидеть знакомый старенький черный форд с помятой сзади фарой.
Когда на остановку подтягивались отдыхающие, он оживлялся и устраивал театр одного актера с представлением под названием «Черногория прекрасна, и я вам ее покажу». Со всей южной страстностью Жиле хватал туристок за руки и гладил по голове детей, выражая этим свои самые горячие симпатии. Европейские дамы, привыкшие охранять личное пространство как цепные собаки конуру, в ужасе прятали детей за спину, а Жиле махал рукой и с обиженным видом отходил в сторону. Так верный пес не может понять, почему хозяева не дают лизнуть себя в лицо. Меня подкупало в нем редкое для туристических мест простодушие. Он рассказывал, сколько обойдется такая же поездка на автобусе, и я точно знаю, что он не врал, и что это и в самом деле будет ненамного дешевле, если вообще не так же, и ужасно огорчался, когда люди ему не верили. «А потом они возвращаются, и говорят: эх, и почему мы не поехали с тобой!» - хвастался иногда он, и тогда становился довольным, как объевшийся кот.
И оттого, что в ответ на простую открытость люди по привычке искали в нем подвоха, которого не было, его всегда было жалко, как неудачливого рыбака, который покупает лучше удочки, чтобы поймать щуку, а попадаются только тощие караси.
С Жиле мы решили поехать в Дубровник. Несмотря на всю свою эмоциональность, что обычно предполагает в человеке некое непостоянство, он был пунктуален и обязателен. Накануне мы договорились на восемь, и уже в семь сорок пять знакомая фигура маячила на остановке.
Дорога в Дубровник лежит через Бока-Которский залив, через переправу между поселками Каменари-Лепетани. Первый раз в жизни мы плыли на пароме в автомобиле, и этот факт очень порадовал Жиле. Правда, он был несколько огорчен, что мы уже видели Боку Которску.
Всю дорогу до Хорватии он гадал, едут ли девушки на машине впереди нас тоже в Дубровник, и обрадовался, как ребенок, когда они оказались в очереди на пограничный пункт прямо перед нами.
- Я же тебе говорил, что они едут в Дубровник!
После хорватской границы он остановился отлучиться в кустики, и я решила было последовать его примеру. Стоило только отойти подальше, как прямо передо мной в траве зашевелилось блестящее и гладкое. С воплем «Змеяяя!!!» я выскочила обратно на шоссе, подбирая душу из пяток. Ладно, хоть штаны не успела снять.
- Большая? - без особого интереса спросил Жиле.
- БОЛЬШАЯ!!! ТОЛСТАЯ!
- А, большая, ерунда, - махнул он рукой. - Вот если бы маленькая…
Дальнейшая дорога была скрашена добрым рассказом о чудесной змее - поскоке, которая прыгает с дерева и кусает в шею, после чего у тебя есть целых пять минут в запасе, чтобы добраться до больницы.
Когда мы остановились поглядеть на панораму Дубровника сверху, Жиле принялся размахивать руками, кричать и даже схватил меня за рукав:
- Смотри, смотри, большой корабль! - действительно, посреди залива, будто чашка на блюдце, расположился огромный круизный лайнер.
- Жиле, какой корабль, смотри, какой красивый Дубровник!
- Смотри, какой большой корабль! Ты такой никогда не видел!
- Да видели мы…
- Где? Не может быть? - обиженно надулся он, но тут же отвлекся. - А вон те маленькие лодки возят людей на большой корабль.
С парковками возле старого города туго, поэтому мы договорились, что когда закончим гулять, позвоним Жиле, и он подъедет за нами в условленное место.
Целый день мы гуляли по старым улицам Дубровника, любовались на красные крыши, обошли вокруг все городские стены, купили подарки родным, забрались даже в старый форт. А когда собрались звонить Жиле, наткнулись на него прямо у входа в старый город. Он сидел на скамеечке, жевал поп-корн и всем своим видом выражал вселенскую скорбь и обиду. Молча дернул за рукав и указал на скамейку рядом с собой, садись, мол. Так же молча протянул кулек с поп-корном. Потом насупился и спросил:
- Когда вы закончили?
Оказалось, после пересечения хорватской границы я забыла выбрать нового оператора, и поэтому наш телефон был недоступен. Бедняга Жиле думал, что мы то ли потерялись, то ли тихо смылись от него. Минут десять он подулся, а потом воспрянул духом после нашего вопроса, а хорошо ли было в старой Югославии.
- Визу не надо было! - хвастался он. - В Москву - не надо, в Германию - не надо, даже в Америку - не надо! Представляешь, немцу нужна была виза в Америку, а нам - нет!
Тут-то он нам и показал портрет Тито, бережно хранимый на передней панели авто.
На обратном пути Жиле все время пытался нас угостить. Очень расстроился, когда я сама заплатила за пирожок в кондитерской.
- Я к тебе как к принцессе, - говорил он, протягивая бутылку воды. - Хочешь то, хочешь это, все, что хочешь!
А под конец путешествия он решил усластить наш слух музыкой. Муж, на беду свою спросил, а нет ли у него чего-нибудь национального, черногорского.
- Ты хочешь нашу музыку? - восхитился тот. - Сейчас будэ.
Последние пятнадцать минут нашей поездки прошли под нестройное бреньканье гуслей и унылое завывание без мотива и мелодии. Черногорская национальная музыка больше всего похожа на песнь пьяного сантехника о неудавшейся жизни. Жиле бодро рассказывал, что песня посвящена истории про турецкого капитана и несчастного черногорца, влюбленных в одну и ту же девушку. Признаться честно, ничего более ужасающего я в своей жизни не слышала. Даже в юности, на посиделках возле костра, когда водка уже кончилась.
Пожалуй, черногорская музыка - единственная причина, по которой я выбралась из машины с облегчением. Мне даже жаль было с ним расставаться. Жиле стал для меня одной из тех частичек, без которой не было бы цельной картинки в калейдоскопе. Также как жареная картошка, поданная нам парнем в потрепанных джинсах где-то в хижине, нависающей над каньоном реки Морач, которая оказалась вкуснее изысканной рыбы в дорогом туристическом ресторане побережья. Также как отражения елей в безмятежной глади Черного озера, на берегу которого воздух такой чистый, что хочется пить его как воду. Также как ярко-голубая змейка реки Тары, режущая пополам зелень глубокого каньона далеко внизу. Также как полная луна над уютными снопами сена и белеными домиками сербских деревень.
Именно из этих частичек сложилась в калейдоскопе моих впечатлений картинка этой противоречивой, но в чем-то удивительно родной страны, где столько раз у меня за спиной вырастали крылья.
ЗЫ. Кто едет в Черногорию, пишите, дам телефон Жиле.