Лесь Подерв'янський. «Знамена самураев»
Очень интересная статья. Зацепило, выложу, советую прочитать и поделиться своим мнением в комментариях.
Когда я был мальчиком, то считал, что ходить в школу - глупо и скучно, а дразнить дворника, бросаться камнями, стрелять из самопала и поджигать хозяйственный магазин - весело и интересно. Мир был для нас огромным полигоном для самовыражения, которое взрослые дяди и тети называли хулиганством. Мы просыпались, охваченные смутными деструктивными желаниями. «Что бы еще такое отмочить, - думали мы, - чтобы день не прошел бездарно, и мир содрогнулся от нашей удали». Например, поджечь старые покрышки и скатить их с Печерских холмов, целясь в проходящий внизу по улице Мечникова трамвай, - восхитительное зрелище! Визг испуганных пассажиров, на которых из тьмы, разбрасывая искры, катились огненные колеса, не трогал наши черствые души - мальчики не ведают сострадания. Его мы могли испытывать только к блохастому котенку, брошенному безответственной мамой-кошкой, или к какой-нибудь кусливой и наглой белочке-попрошайке из Ботанического сада.
В своем безответственном поведении мы были циничны и бескомпромиссны, не знали рефлексий и сожалений. Оттяпанная лихим хирургом окровавленная человеческая конечность, найденная на свалке в Октябрьской больнице, без всякого сожаления водружалась на палку наподобие штандарта римских легионов. «Хиросима не должна повториться!» - пели мы, маршируя мимо ханыг, пивших свою утреннюю водку возле зеленого деревянного ларька, и они расступались перед нашим страшным трофеем, матюкаясь и роняя пирожки с требухой на заплеванный тротуар. Детские руки бестрепетно выкапывали из печерской глины ржавые снаряды (к которым взрослый и умный человек и близко не подошел бы), конструировали самодельные бомбы, клепали рыцарские доспехи из кровельного железа (добытого с крыш в той же Октябрьской больнице) и набивали кошмарного вида самопалы смесью самодельного пороха и ржавых гвоздей.
К какой войне мы готовились? Почему выжили? Много позже, уже в армии, я ломал себе голову над вопросом: почему играть в войну - интересно, а служить в армии - нет? Может, все дело было в тупом армейском начальстве, которое не сумело правильно организовать процесс? Что же такого нужно было придумать этим старым мудакам из Главпура, чтобы такие чудесные развлечения, как стрельба из движущегося танка или прыжки из самолета превратились в тупую рутину, от которой надо «косить»? Впрочем, это тоже могло быть частью глобального Замысла, о котором будет написано ниже. Несмотря на демонов разрушения, бушевавших в нас, мы были нормальными, обыкновенными мальчиками (может быть, только фантазии у нас было чуть побольше, все-таки мы были детьми художников, и большинство из нас стало художниками впоследствии), и свои дикие поступки мы совершали инстинктивно. Так тигренок играет с жертвой, прежде чем ее прикончить, а маленький павиан бросается какашками.
Если завести в комнату с игрушками мальчика и девочку, то мальчик (если он не латентный пидарас) тут же схватит пистолет и саблю и вдобавок нацепит на себя барабан. Девочка же сначала напялит на себя все побрякушки, которые сможет найти, потом сцапает самую большую куклу и побежит к зеркалу. Откуда они знают, что нужно делать? Какой мощный голос слышат они? Вероятно, свое предназначение они осознают столь же четко, как маленький тигр, маленькая антилопа или, например, маленький бегемот. Вкус крови, азарт преследования убегающего мяса; или восторг от собственного страха и бега, подобного полету; или, наконец, наслаждение от того, что твои выпуклые глаза торчат над прохладной водой, которая делает невесомой твою толстую жопу… Видимо, истинное назначение мальчиков - это война, стрельба, поджоги (вспомним хотя бы пионерский костер, этот жалкий паллиатив, уводящий разрушительную детскую энергию в сомнительную пользу от поедания полусырой печеной картошки и распевания слюнявых песен) и последующее осеменение покоренных народов. Для этого нашим героям пригодится еще красивая форма и пресловутый барабан - чума неразумных родителей, которые имели глупость его купить.
Назначение девочек - это покорение самцов (блестки и побрякушки), с последующим деторождением и налаживанием комфортного быта. Сразу видно, что жизненные цели этих созданий абсолютно несовместимы. Ясно также, что для какого-то внятного развития истории кто-то из них должен доминировать. Или же они должны каким-то образом друг с другом договориться. Если бы они сумели это сделать, история была бы совершенна, как Ветер, Лес, Пламя и Горы, - но она темна, глупа, бессмысленна и кровава, и только искусство мерцает живыми огнями в этой мрачной пустыне.
Как-то навестить скучающего на острове Св. Елены Бонапарта приехали его боевые генералы (мне почему-то хочется видеть их стройными красавцами, хотя к тому моменту они наверняка уже были рыхлыми и самодовольными, совсем как те, которые приезжали к нам в часть с инспекторскими проверками и донимали нас дурацкими вопросами вроде: «Как служится, сынок?»). Бонапарт тогда сказал им: извините, мол, что так получилось, но вы же понимаете, что мы, наше поколение, не были рождены для того, чтобы прожить жизнь, как все эти придурки - разводить садики-огородики и вообще разные там сюси-пуси. Этим он, наверное, хотел сказать, что они были поколением настоящих мальчиков. Тут уместно вспомнить, что Бонапарт появился после победившей буржуазной революции, когда естественному тысячелетнему доминированию мальчиков пришел конец. Потому что ценности буржуазии - это, на самом деле, ценности девочек. Миддл-класс во все времена хотел одного и того же: уютный домик со стриженым газончиком (желательно с гномиками), машину (или карету, какая разница?), а лучше две или три, и толстых карапузов, играющих на этом газончике с кастрированной собачкой. Все это как-то не вяжется с ружьями, саблями, барабаном и порохом. Бонапарт, этот мальчик в квадрате, конечно, не стал терпеть такое безобразие и потратил двадцать лет на то, чтобы восстановить статус-кво и вернуть мальчикам все, что они потеряли.
При Ватерлоо он получил от разгневанных девочек (и руководимых ими зомбированных английских и немецких мальчиков) все, что ему причиталось. Ход мировой истории изменился навсегда. Спорадические мальчишеские бунты, исходившие уже от романтических тевтонов и бескомпромиссных самураев, были безжалостно подавлены прагматичными девчоночьими цивилизациями. Последним пал Советский Союз. То, что в последней войне он сражался против немцев и японцев, не меняет дела. Он сражался, на самом деле, против своих братьев по духу, а вот у Англии и Америки цели были совершенно другими, что и показала последующая холодная война.
История, которая раньше подавалась нам как «борьба классов», это холодное невкусное блюдо, приправленное перхотью с пиджаков доморощенных лекторов-марксистов, оказалась на деле борьбой мальчиков и девочек, борьбой смертоносной и бескомпромиссной. Девочки победили, оставив мальчиков с носом (не на это ли намекает Алексей Толстой своим Буратино, этим туповатым деревянным мачо, человеком лихого действия и авантюры)?
Утопия Носова про Незнайку, эти новые приключения героев в стране амазонок, оказалась пророческой. В разумно и скучно устроенном городе девочек мальчики чувствуют себя неуютно, томятся, просятся домой, и даже Знайка со всем своим научным багажом и очками выглядит глупым шалуном по сравнению с рассудительными маленькими стервами, обитательницами этого нежного и скучного рая. Эксперимент по совместному проживанию оказался неудачным, да он и не мог быть другим. Представьте, что всех афганских моджахедов вдруг переселили в Голландию. И они ушли, со своими глупыми рогатками, разбитыми носами, пончиками в карманах, винтиками, шпунтиками, пульками и бульками, - ушли, чтобы на свободной от этих расчетливых мегер территории тешить себя пейнтболом, который имеет к настоящей войне такое же отношение, как кастрированная болонка к волку, от которого она произошла; охотой на прикормленных зверей, более похожей на пьянку в мясной лавке; футболом, этой жалкой пародией на гладиаторские бои, и иллюзией того, что именно они управляют миром. А между тем их свободная территория, которой они раньше так гордились, становится все уже и уже, и некуда деться им, кроме как линять в экзотические страны, где исторически позиции девочек были всегда слабы. Правда, там мальчики в пейнтбол не играют, у них есть игры поинтереснее. Красивые и смелые, они с упоением занимаются там своим любимым делом, отстаивая поруганную мужскую честь, но, в конце концов, девочки и до них доберутся.
Они сбреют им бороды и отберут «калаши», взамен купят им какой-нибудь вонючий одеколон, компьютер со «стрелялкой» и заставят стричь газоны по воскресеньям. Самые буйные удерут в горы, где будут за отдельную плату пугать своим диким видом туристов. А туристы будут жить в комфортабельных горных шале, пить пиво и переносить свои толстые жопы с одной площадки для фотографирования на другую.
Слово «комфортабельный» - это ключевое слово для понимания происходящего. Понятие это в мир мальчиков принесли девочки. Потому что цивилизация для того и была задумана, чтобы сделать им «комфортабельно», ибо настоящий мальчик в комфорте не нуждается, а следовательно, не нуждается в цивилизации. Оружие, спички и боевой конь - вот весь его комфорт и вся его цивилизация. Тому же Бонапарту вполне хватало жалкой походной кровати для полноценного сна, а сапог он не снимал месяцами. Он сам пишет об этом Жозефине, и не жалостью к себе веет от этих писем, а азартным мальчишеским упоением.
Победа девочек стала естественной после увеличения критической массы комфорта, вот почему они победили прежде всего в цивилизованных странах. Их идеалы и есть мотивация развития этих стран. И если мальчик с наслаждением надевает дедовскую кольчугу (слегка подлатав ее стальными кольцами), то девочка никогда не выйдет на улицу в платье бабушки. В крайнем случае она нацепит ее бриллианты, но шмоток носить не станет ни за что. Да она вообще не наденет то, что носила вчера. Она регулярно очищает свой гардероб от вполне носибельных вещей - ау, цыгане, становитесь в очередь! То же самое относится к мебели, автомобилям, квартирам, домам, любовникам - да ко всему. Может быть, исключение составляют те самые садовые гномики на газоне, хотя я не уверен.
Но тогда скажите, зачем нам все эти замшелые ценности: сапоги, которые передаются от отца к сыну, кожаные баварские шорты, которые носил когда-то какой-нибудь дедушка-нацист, а сейчас с гордостью носит его внук, - шорты из оленьей замши, в застиранных пятнах от пива и слегка взлохмаченные на заднице от долгого сидения на шершавых, изрезанных ножами скамейках? Пресловутый пиджак Ипполита Матвеича, который двадцать лет как новый? Роллс-ройс довоенного выпуска, на котором недобитый глобализмом английский лорд ездит к себе на работу в палату лордов? Сецессионная мебель из карельской березы, дома из дикого камня, обвитые плющом, бронзовые ручки на дверях красного дерева, кинжалы из дамасской стали, английские подзорные трубы, наконец? Вся эта качественная чепуха, производившаяся во времена, когда девчоночья победа была еще не очевидна, нынче не актуальна. При частой смене всех этих предметов качество уже не обязательно. Мой друг, недавно купивший новый лендровер, только тем и занимается, что покупает к нему новые запчасти. Он сказал, что раньше думал об англичанах лучше. Еще он сказал, что теперь он знает, машину покупать нужно старую, лучше 80-х годов. Тогда, по его мнению, их делали лучше. Еще лучше их делали в 50-х, 40-х и 30-х, а что касается мебели, то «тырсоплиты» тогда не было вовсе. Как не было пластмассы, кожзаменителя, полиэтилена, пенопласта и всякого другого фуфла.
Современная вещь старится и умирает физически еще быстрее, чем морально, хотя гад производитель и убеждает нас в обратном. Делает он это именно для того, чтобы мы не догадались о никчемности его товара. «Чувак, - говорит он, - будь крутым, выбрось эту мобилку, такую носят сейчас только лохи, а ты же не лох, ты думаешь про свой имидж, а еще лучше намажь его кетчупом и ебани об стенку - трах-бах, это прикольно, гы-гы-гы, вот смеху было, так поприкалывались». И ты, дебил, слушаешь его, мажешь кетчупом и лупишь свою цацку об стенку, смеешься, как счастливый даун, и идешь покупать себе другое пластмассовое говно - так тебе, мудаку, и надо. Потому что если ты этого не сделаешь, завтра цацка все равно сломается сама, а так мы бережем тебя от разочарований, а себя - от судов и рекламаций. А еще мы бережем свою драгоценную ауру от пробивной силы матюков, а еще нам удалось втюхнуть тебе, придурку, очередной приборчик, который тоже скоро сломается, но пока люби его быстротечной любовью, покупай ему футлярчик из крокодила, показывай своим прыщавым друзьям, трать свои денежки на дурацкие мелодии и играй в «змею» или какие-нибудь паззлы, пока не охренеешь.
Приблизительно так думает эта товаропроизводительная сволочь, забрасывая нас всяким дерьмом, которое с каждым годом становится все хуже и хуже. И только игрушки мальчиков не подвержены этой чуме. Оружие производится с любовью и как бы без ограничения срока годности. Даже армейские ботинки, купленные мной в американском «военторге», как легендарный пиджак Ипполита Матвеича, не имеют сносу. Зато купленные месяц назад водопроводные краны в моей мастерской уже пускают неконтролируемые струи мне в нос, и я не знаю, кто в этом виноват - милейший Цезарь Карлыч, который мне их прикрутил, сука-продавец, который мне их продал, или противные девчонки, которые все это замутили.
Так мы и качаемся на этих дурацких качелях - мальчики и девочки, - перекашивая нашу глупую историю то в одну, то в другую сторону, как пьяные крымские кацапы виноградную беседку, не умея и не желая считаться друг с другом и не научившись слушать никого, кроме себя. А Ветер, Лес, Пламя и Горы - этот боевой девиз, начертанный на самурайских знаменах старого японского князя, так и остается для нас абстракцией - без вкуса, цвета и запаха.
Когда я был мальчиком, то считал, что ходить в школу - глупо и скучно, а дразнить дворника, бросаться камнями, стрелять из самопала и поджигать хозяйственный магазин - весело и интересно. Мир был для нас огромным полигоном для самовыражения, которое взрослые дяди и тети называли хулиганством. Мы просыпались, охваченные смутными деструктивными желаниями. «Что бы еще такое отмочить, - думали мы, - чтобы день не прошел бездарно, и мир содрогнулся от нашей удали». Например, поджечь старые покрышки и скатить их с Печерских холмов, целясь в проходящий внизу по улице Мечникова трамвай, - восхитительное зрелище! Визг испуганных пассажиров, на которых из тьмы, разбрасывая искры, катились огненные колеса, не трогал наши черствые души - мальчики не ведают сострадания. Его мы могли испытывать только к блохастому котенку, брошенному безответственной мамой-кошкой, или к какой-нибудь кусливой и наглой белочке-попрошайке из Ботанического сада.
В своем безответственном поведении мы были циничны и бескомпромиссны, не знали рефлексий и сожалений. Оттяпанная лихим хирургом окровавленная человеческая конечность, найденная на свалке в Октябрьской больнице, без всякого сожаления водружалась на палку наподобие штандарта римских легионов. «Хиросима не должна повториться!» - пели мы, маршируя мимо ханыг, пивших свою утреннюю водку возле зеленого деревянного ларька, и они расступались перед нашим страшным трофеем, матюкаясь и роняя пирожки с требухой на заплеванный тротуар. Детские руки бестрепетно выкапывали из печерской глины ржавые снаряды (к которым взрослый и умный человек и близко не подошел бы), конструировали самодельные бомбы, клепали рыцарские доспехи из кровельного железа (добытого с крыш в той же Октябрьской больнице) и набивали кошмарного вида самопалы смесью самодельного пороха и ржавых гвоздей.
К какой войне мы готовились? Почему выжили? Много позже, уже в армии, я ломал себе голову над вопросом: почему играть в войну - интересно, а служить в армии - нет? Может, все дело было в тупом армейском начальстве, которое не сумело правильно организовать процесс? Что же такого нужно было придумать этим старым мудакам из Главпура, чтобы такие чудесные развлечения, как стрельба из движущегося танка или прыжки из самолета превратились в тупую рутину, от которой надо «косить»? Впрочем, это тоже могло быть частью глобального Замысла, о котором будет написано ниже. Несмотря на демонов разрушения, бушевавших в нас, мы были нормальными, обыкновенными мальчиками (может быть, только фантазии у нас было чуть побольше, все-таки мы были детьми художников, и большинство из нас стало художниками впоследствии), и свои дикие поступки мы совершали инстинктивно. Так тигренок играет с жертвой, прежде чем ее прикончить, а маленький павиан бросается какашками.
Если завести в комнату с игрушками мальчика и девочку, то мальчик (если он не латентный пидарас) тут же схватит пистолет и саблю и вдобавок нацепит на себя барабан. Девочка же сначала напялит на себя все побрякушки, которые сможет найти, потом сцапает самую большую куклу и побежит к зеркалу. Откуда они знают, что нужно делать? Какой мощный голос слышат они? Вероятно, свое предназначение они осознают столь же четко, как маленький тигр, маленькая антилопа или, например, маленький бегемот. Вкус крови, азарт преследования убегающего мяса; или восторг от собственного страха и бега, подобного полету; или, наконец, наслаждение от того, что твои выпуклые глаза торчат над прохладной водой, которая делает невесомой твою толстую жопу… Видимо, истинное назначение мальчиков - это война, стрельба, поджоги (вспомним хотя бы пионерский костер, этот жалкий паллиатив, уводящий разрушительную детскую энергию в сомнительную пользу от поедания полусырой печеной картошки и распевания слюнявых песен) и последующее осеменение покоренных народов. Для этого нашим героям пригодится еще красивая форма и пресловутый барабан - чума неразумных родителей, которые имели глупость его купить.
Назначение девочек - это покорение самцов (блестки и побрякушки), с последующим деторождением и налаживанием комфортного быта. Сразу видно, что жизненные цели этих созданий абсолютно несовместимы. Ясно также, что для какого-то внятного развития истории кто-то из них должен доминировать. Или же они должны каким-то образом друг с другом договориться. Если бы они сумели это сделать, история была бы совершенна, как Ветер, Лес, Пламя и Горы, - но она темна, глупа, бессмысленна и кровава, и только искусство мерцает живыми огнями в этой мрачной пустыне.
Как-то навестить скучающего на острове Св. Елены Бонапарта приехали его боевые генералы (мне почему-то хочется видеть их стройными красавцами, хотя к тому моменту они наверняка уже были рыхлыми и самодовольными, совсем как те, которые приезжали к нам в часть с инспекторскими проверками и донимали нас дурацкими вопросами вроде: «Как служится, сынок?»). Бонапарт тогда сказал им: извините, мол, что так получилось, но вы же понимаете, что мы, наше поколение, не были рождены для того, чтобы прожить жизнь, как все эти придурки - разводить садики-огородики и вообще разные там сюси-пуси. Этим он, наверное, хотел сказать, что они были поколением настоящих мальчиков. Тут уместно вспомнить, что Бонапарт появился после победившей буржуазной революции, когда естественному тысячелетнему доминированию мальчиков пришел конец. Потому что ценности буржуазии - это, на самом деле, ценности девочек. Миддл-класс во все времена хотел одного и того же: уютный домик со стриженым газончиком (желательно с гномиками), машину (или карету, какая разница?), а лучше две или три, и толстых карапузов, играющих на этом газончике с кастрированной собачкой. Все это как-то не вяжется с ружьями, саблями, барабаном и порохом. Бонапарт, этот мальчик в квадрате, конечно, не стал терпеть такое безобразие и потратил двадцать лет на то, чтобы восстановить статус-кво и вернуть мальчикам все, что они потеряли.
При Ватерлоо он получил от разгневанных девочек (и руководимых ими зомбированных английских и немецких мальчиков) все, что ему причиталось. Ход мировой истории изменился навсегда. Спорадические мальчишеские бунты, исходившие уже от романтических тевтонов и бескомпромиссных самураев, были безжалостно подавлены прагматичными девчоночьими цивилизациями. Последним пал Советский Союз. То, что в последней войне он сражался против немцев и японцев, не меняет дела. Он сражался, на самом деле, против своих братьев по духу, а вот у Англии и Америки цели были совершенно другими, что и показала последующая холодная война.
История, которая раньше подавалась нам как «борьба классов», это холодное невкусное блюдо, приправленное перхотью с пиджаков доморощенных лекторов-марксистов, оказалась на деле борьбой мальчиков и девочек, борьбой смертоносной и бескомпромиссной. Девочки победили, оставив мальчиков с носом (не на это ли намекает Алексей Толстой своим Буратино, этим туповатым деревянным мачо, человеком лихого действия и авантюры)?
Утопия Носова про Незнайку, эти новые приключения героев в стране амазонок, оказалась пророческой. В разумно и скучно устроенном городе девочек мальчики чувствуют себя неуютно, томятся, просятся домой, и даже Знайка со всем своим научным багажом и очками выглядит глупым шалуном по сравнению с рассудительными маленькими стервами, обитательницами этого нежного и скучного рая. Эксперимент по совместному проживанию оказался неудачным, да он и не мог быть другим. Представьте, что всех афганских моджахедов вдруг переселили в Голландию. И они ушли, со своими глупыми рогатками, разбитыми носами, пончиками в карманах, винтиками, шпунтиками, пульками и бульками, - ушли, чтобы на свободной от этих расчетливых мегер территории тешить себя пейнтболом, который имеет к настоящей войне такое же отношение, как кастрированная болонка к волку, от которого она произошла; охотой на прикормленных зверей, более похожей на пьянку в мясной лавке; футболом, этой жалкой пародией на гладиаторские бои, и иллюзией того, что именно они управляют миром. А между тем их свободная территория, которой они раньше так гордились, становится все уже и уже, и некуда деться им, кроме как линять в экзотические страны, где исторически позиции девочек были всегда слабы. Правда, там мальчики в пейнтбол не играют, у них есть игры поинтереснее. Красивые и смелые, они с упоением занимаются там своим любимым делом, отстаивая поруганную мужскую честь, но, в конце концов, девочки и до них доберутся.
Они сбреют им бороды и отберут «калаши», взамен купят им какой-нибудь вонючий одеколон, компьютер со «стрелялкой» и заставят стричь газоны по воскресеньям. Самые буйные удерут в горы, где будут за отдельную плату пугать своим диким видом туристов. А туристы будут жить в комфортабельных горных шале, пить пиво и переносить свои толстые жопы с одной площадки для фотографирования на другую.
Слово «комфортабельный» - это ключевое слово для понимания происходящего. Понятие это в мир мальчиков принесли девочки. Потому что цивилизация для того и была задумана, чтобы сделать им «комфортабельно», ибо настоящий мальчик в комфорте не нуждается, а следовательно, не нуждается в цивилизации. Оружие, спички и боевой конь - вот весь его комфорт и вся его цивилизация. Тому же Бонапарту вполне хватало жалкой походной кровати для полноценного сна, а сапог он не снимал месяцами. Он сам пишет об этом Жозефине, и не жалостью к себе веет от этих писем, а азартным мальчишеским упоением.
Победа девочек стала естественной после увеличения критической массы комфорта, вот почему они победили прежде всего в цивилизованных странах. Их идеалы и есть мотивация развития этих стран. И если мальчик с наслаждением надевает дедовскую кольчугу (слегка подлатав ее стальными кольцами), то девочка никогда не выйдет на улицу в платье бабушки. В крайнем случае она нацепит ее бриллианты, но шмоток носить не станет ни за что. Да она вообще не наденет то, что носила вчера. Она регулярно очищает свой гардероб от вполне носибельных вещей - ау, цыгане, становитесь в очередь! То же самое относится к мебели, автомобилям, квартирам, домам, любовникам - да ко всему. Может быть, исключение составляют те самые садовые гномики на газоне, хотя я не уверен.
Но тогда скажите, зачем нам все эти замшелые ценности: сапоги, которые передаются от отца к сыну, кожаные баварские шорты, которые носил когда-то какой-нибудь дедушка-нацист, а сейчас с гордостью носит его внук, - шорты из оленьей замши, в застиранных пятнах от пива и слегка взлохмаченные на заднице от долгого сидения на шершавых, изрезанных ножами скамейках? Пресловутый пиджак Ипполита Матвеича, который двадцать лет как новый? Роллс-ройс довоенного выпуска, на котором недобитый глобализмом английский лорд ездит к себе на работу в палату лордов? Сецессионная мебель из карельской березы, дома из дикого камня, обвитые плющом, бронзовые ручки на дверях красного дерева, кинжалы из дамасской стали, английские подзорные трубы, наконец? Вся эта качественная чепуха, производившаяся во времена, когда девчоночья победа была еще не очевидна, нынче не актуальна. При частой смене всех этих предметов качество уже не обязательно. Мой друг, недавно купивший новый лендровер, только тем и занимается, что покупает к нему новые запчасти. Он сказал, что раньше думал об англичанах лучше. Еще он сказал, что теперь он знает, машину покупать нужно старую, лучше 80-х годов. Тогда, по его мнению, их делали лучше. Еще лучше их делали в 50-х, 40-х и 30-х, а что касается мебели, то «тырсоплиты» тогда не было вовсе. Как не было пластмассы, кожзаменителя, полиэтилена, пенопласта и всякого другого фуфла.
Современная вещь старится и умирает физически еще быстрее, чем морально, хотя гад производитель и убеждает нас в обратном. Делает он это именно для того, чтобы мы не догадались о никчемности его товара. «Чувак, - говорит он, - будь крутым, выбрось эту мобилку, такую носят сейчас только лохи, а ты же не лох, ты думаешь про свой имидж, а еще лучше намажь его кетчупом и ебани об стенку - трах-бах, это прикольно, гы-гы-гы, вот смеху было, так поприкалывались». И ты, дебил, слушаешь его, мажешь кетчупом и лупишь свою цацку об стенку, смеешься, как счастливый даун, и идешь покупать себе другое пластмассовое говно - так тебе, мудаку, и надо. Потому что если ты этого не сделаешь, завтра цацка все равно сломается сама, а так мы бережем тебя от разочарований, а себя - от судов и рекламаций. А еще мы бережем свою драгоценную ауру от пробивной силы матюков, а еще нам удалось втюхнуть тебе, придурку, очередной приборчик, который тоже скоро сломается, но пока люби его быстротечной любовью, покупай ему футлярчик из крокодила, показывай своим прыщавым друзьям, трать свои денежки на дурацкие мелодии и играй в «змею» или какие-нибудь паззлы, пока не охренеешь.
Приблизительно так думает эта товаропроизводительная сволочь, забрасывая нас всяким дерьмом, которое с каждым годом становится все хуже и хуже. И только игрушки мальчиков не подвержены этой чуме. Оружие производится с любовью и как бы без ограничения срока годности. Даже армейские ботинки, купленные мной в американском «военторге», как легендарный пиджак Ипполита Матвеича, не имеют сносу. Зато купленные месяц назад водопроводные краны в моей мастерской уже пускают неконтролируемые струи мне в нос, и я не знаю, кто в этом виноват - милейший Цезарь Карлыч, который мне их прикрутил, сука-продавец, который мне их продал, или противные девчонки, которые все это замутили.
Так мы и качаемся на этих дурацких качелях - мальчики и девочки, - перекашивая нашу глупую историю то в одну, то в другую сторону, как пьяные крымские кацапы виноградную беседку, не умея и не желая считаться друг с другом и не научившись слушать никого, кроме себя. А Ветер, Лес, Пламя и Горы - этот боевой девиз, начертанный на самурайских знаменах старого японского князя, так и остается для нас абстракцией - без вкуса, цвета и запаха.