* * *

[lllytnik]

Второй звонок.
Мы становимся кучкой перед Митяем.
Он тычет в нас веером спичек, -
Тяните, - шипит. Мы тянем.
Короткая выпадает Лене. Лена белеет,
стоит, будто в луже клея.
Митяй рычит: смотри мне, не подведи там.
Сует пакет с реквизитом:
фонарик (светить),
конфету в фольге (шуршать),
будильник (на крайний случай, на семь ноль пять).
Премьера, серьезный день,
мы идем садиться.
Стараемся Лене кивнуть,
чтобы как-то её
поддержать.

У нас тут, знаете, рай
для фанатов приличного поведения.
К примеру,
мы ходим в театр почти каждый день, и я
ни разу не видел людей,
покидающих зал до финала,
даже если пьеса глупа и всех доконала.
Никто не включает смартфон.
Не ест.
Не приходит пьяным.
Не обсуждает актрис - ни прелести, ни изъяны.
Не бесит старую приму
дурным головным убором.
Чрезмерно тактичный город.

Артисты щупают звуком мир,
как летучие мыши:
кричат в темноту и ждут, что она надышит,
наплачет и набрюзжит, набрызжет и настрекочет.
Театр тишины боится,
актер тишины не хочет,
ему эта наша вежливость,
как гондон на ушах.
Поэтому, чтобы все было в норме,
кто-то должен
шуршать.

Вот тут и вступаем мы,
мы, рыцари бельэтажа.
У каждого собственный почерк,
вот, например, Наташа
хихикает невпопад и шумно роется в сумке.
Камиль шелестит и ерзает, шепчет “суки”.
Ванюша - солист на молнии старой куртки.
Я - вечный поклонник классики: хруст обертки.
Митяй обычно бубнит, сморкается и свистит.
А Лена пока новичок - еще не нашла свой стиль.

Сидит,
на коленях пакет.
Прямая, как гимназистка.
И чувствуем, еле держится, слезы близко.
Любой поначалу боится восстать против тишины.
Но вроде бы собралась, вступила,
какие-то всхлипы
слышны.