Станиславский (Боровский?) Онегин
Этот музыкальный сезон Москвы ознаменовался новым открытием Стасика - труппа после реконструкции вернулась в Москву и даже получила несколько Масок за первую премьеру, выпустила ряд удачных спектаклей и перспективную вокальную молодежь. Сезон еще не завершен, впереди сенсационные «Пеллеас и Мелизанда». Можно было бы назвать этот сезон сезоном Станиславского, если бы… если бы Большой не сделал своего открытия - нового Онегина. По иронии судьбы на излете сезона Станиславский тоже запланировал выпуск своего нового Онегина. Старый станиславский Онегин - мемориальный, держал рекорд по длительности проката даже перед спектаклем Большого - как-никак постановка самого Константина Сергеевича, то бишь Станиславского.
ФОТОРЕПОРТАЖ - ОТДЕЛЬНЫМ ТОПИКОМ ВОТ ЗДЕСЬ: http://llliu.livejournal.com/63616.html
В обновленное здание театра захотел въехать с новой версией Онегина. Замысел этого спектакля - достаточно давний, судя по тому, что постановочные макеты успел сделать Давид Боровский, скончавшийся больше года назад. Впрочем, Онегин Большого должен был состояться не в начале этого сезона, а конце предыдущего. Некоторый асинхрон был учтен. Тителю с Боровским не повезло: театр Станиславского выпустил очень интересный спектакль, но в тот сезон, когда благодаря режиссеру-художнику Дмитрию Чернякову Большой театр выпустил по настоящему выдающийся спектакль, не просто спектакль сезона, а новое прочтение темы.
Так случилось, что третий раз черняковского Онегина я пересмотрела через 10 дней после премьеры Онегина в Стасике, в фокусе была уже не сама история (она уже не нова для того, кто смотрит это не первый раз), не изысканность картинки (хотя не обращать на это внимание совершенно невозможно), а то, что история разработана с тонким знанием психологии разных людей. «Откуда он знает это обо мне?» - как-то сказала мне Чи при экспресс-обсуждении этого спектакля (он - это режиссер). «Как это точно сформулировано» - подумала я - «а откуда он знает это обо мне?»;-)
Сам фокус был обострен благодаря новому Онегину Стасика.
Я отлично понимаю Тителя. Надо было делать что-то совершенно отличное от Большого Онегина. После сотрясения основ (или как это сформулировала Галина Пална - осквернения праха святынь) надо было вернуться к чему-то более классическому. При этом протянуть ниточку к мемориальному Станиславскому спектаклю, цементировавшему фундамент театра долгие годы с момента его рождения. Вместе с тем, надо было сделать что-то новое, отличное - от старого спектакля Музыкального и нового спектакля Большого. Современное по форме.
Все эти задачи были решены.
Новый Онегин Станиславского не похож на Онегина Большого. Он не претендует на потрясение основ, история осталась известной и хрестоматийной: Онегин - интересный молодой человек, светский лев, уставший от жизни и от любовных интриг, Татьяна - скромная молодая девушка, страстно влюбившаяся и не нашедшая ответной любви, светская львица и верная жена в конце, Ольга - веселая и беспечная молодая особа, Ленский - поэт и любимец соседского семейства, убит Онегиным на дуэли, Гремин - муж, Ларина - мать, Филипьевна - няня Татьяны, Трике (а не Ленский и не на коленях) поет поздравительные куплеты имениннице Татьяне, а хор и солисты танцуют настоящую мазурку совершенно по-взрослому, даже с воздушными поддержками.
Визуальный ряд обращен к пушкинской эпохе, к ампиру, классицизму. И это - абсолютная новость, как и любая новость - это хорошо забытая старость. Очень скупое, лаконичное, деликатное обращение к стилю пушкинской эпохи.
Ну, во-первых, во-вторых и в третьих образ спектакля образуют ключевой архитектурный элемент классицизма - это колонны. Во-вторых костюмы исторические или сильно смахивающие на одежду пушкинской эпохи. Цилиндры-крылатки-фраки у мужчин, корсеты-юбки колоколом- маленькие головки у женщин. Вкупе со светом, особенно выгодно поставленном в теневом (силуэтном) варианте, когда цилиндры-крылатки-колокола выглядят как бы сошедшими с гравюр тех времен, выглядит это чрезвычайно стильно. Картинка спектакля представляет самодостаточное эстетическое сокровище.
У спектакля нет претензий на связи с реальностью. Спектакль откровенно театрален, подчеркнуто эстетичен, концентрированно красив. При сугубой тщательности в костюмах стиль сценографии - минимализм.
Атрибутика спектакля чрезвычайно проста.
Всего-то:
Ра: 8 колонн по диагонали сцены, правда, трансформируемых походу сюжета,
одна обнаженная статуя классического вида (женщина, только без весла);
платформа-мост с поручнями, на ней семейство Лариных ждет дорогих гостей, на ней взлетает Татьяна над привычным миром в своих местах о взаимной любви Онегина, на ней бродит с подушкой и бумажками, сочиняя признательно-любовное письмо Онегину, на ней даже пристраивается полежать,
Два-три: маленький классический портик-вход, одна белая карета, используемая для придания завершенной сценической красоты;
Четыре: металлические конструкции верхней части сцены, эта обнаженная часть театрального механизма должна заставить вас не забывать, что вы - в театре, она не только завершает архитектуру сцены, но функциональна - на спущенных к сцене штангах развешивается белье, среди которого происходит объяснение Онегина с Татьяной после письма. Приватные беседы Онегина с Ленским, Ленского с Ольгой во время злополучных именин происходят в гардеробной, в которую превращается сцена, когда на нее спускаются тех же металлических штангах пальто и шубы ларинских гостей. Петербургский бал (на который попадает Онегин с «корабля») обозначается хрустальными бусами, навешенными на верхних металлических фермах, а бал в ларинском доме «делается» цветочными гирляндами на все тех же колоннах.
Колонны - главный элемент сценографической конструкции. И сценографической концепции тоже. Главный образ спектакля.
Они относят нас: к пушкинскому времени, к строгому и совершенному пушкинскому стиху, к прежнему спектаклю того же театра, к колоннам за зрительным залом - в фойе театра, оставшимися от старинной городской усадьбы Салтыковых, перестроенной сначала в Московский купеческий клуб, а потом и в театр.
По классическим правилам колонны - белые, но волшебник по свету (иначе не могу назвать Дамира Исмагилова) постоянно играет с ними и с задником-фоном, как с палитрой. С помощью света картинка расцвечивается то нежно-серыми, то голубыми, то глубоко-синими, то густо-желто-оражевыми тонами с полутонами. За самым скорым способом преображения пространства - световым, иной раз не успеваешь уследить. Благодаря свету при минимальной атрибутике сценическая картинка находится в постоянной динамике. Каждая последующая картинка соперничает по изыску с предыдущей, все вместе воспринимаешь как сознательное нагнетание красоты. Иначе «глянец».
И апофеоз светового изыска - периодическое оживление пушкинских персонажей. В полном освещении эти персонажи живые. В теневом, силуэтном освещении - как будто сходят с иллюстраций пушкинских произведений.
Такой виртуозной работы художника по свету я не видела со времен Похождения повесы (Глеб Фильштинский).
Вернемся, однако к колоннам. То, что колонны белые и прямо стоящие - это обман для простофиль, сидящих строго по центру (меня, например). Не успеешь уследить, как колонки превращаются в черные (в начале я и не уследила - как это сделано светом, а в густо серые светом их Исмагилов преображал, или подменой?). Оказалось все проще - колонки наполовину (переднюю) - белые, а наполовину (заднюю) - черные.
Когда в усадьбе Лариных появляется Онегин и закручивается сюжет, который приведет к смерти одного из главных героев и крушению любви главной героини, среди белых и прямых колонн чернеют две задние колонки, а кроме того, в отличие от белых и прямых - черные косят. Что это с ними? Вопрос естественный, на который ответ дает только сцена дуэли, в которой своей черной стороной оборачиваются все сценические колонки и все накреняются. Очень точная театральная метафора нарушения/крена жизни главных героев - смерти - для Ленского, безнадежности - для Татьяны (последняя капля надежды на союз с Онегиным испаряется с убийством жениха сестры), трагического надлома жизни - для Онегина. Труп Ленского из черного искривленного пространства «выметают» вместе с театральным «снегом» за сцену, расчищая место для ослепительно белого, стерильного, сверкающего золотыми рамами с хрустальными подвесками петербургского бала.
Декоративность картинки завершает белая четверка - пантомимная (пантомима сделана Игорем Ясуловичем). Это как бы Альтер-эго четверки главных персонажей оперы. Прежде, чем состоялась черная дуэль, она была предвещена дуэлью белой, разыгранной пантомимными актерами. Не исключено, что белые тени были подсмотрены Тителем у Трелиньского (у которого был безмолвный «белые двойник Онегина). Идея была подхвачена и размножена, теперь белые двойники есть не только у Онегина, но и у Ленского, Татьяны, Ольги.
Реагируешь на подобные сценические чудеса, отзываешься на прекрасные виды и забываешь следить за поведением героев. По крайней мере, по первому разу. У Тителя с Боровским и Исмагиловым вышел классический спектакль картинки. А справедливо сказать, что вышел такой спектакль все-таки у Боровского с Исмагиловым. А Титель как подмастерье - дорисовал картинку.
Мне красиво, но не больно. Мне никак. Историю я знаю. Знакомую историю я и получаю. Только в красивом, очень красивом, чрезвычайно красивом обрамлении. Боровский с Исмагиловым мной зачислены в совершенные гении, а что же Титель? Судя по последним спектаклям, Травиате и Онегину, Титель ударился в какой-то экстремальный самодостаточный эстетизм. Если Травиата стала живым спектаклем из спектакля картинки, то виновница этому Хибла Герзмава, сделавшая Виолетту из плоти, крови, нежности и страсти, из великого духа великой женской любви, и (в меньшей мере) Феликс Коробов, освежившего обросшую оперными штампами партитуру этой самой популярной в мире оперы.
В Онегине Коробов развивает тот же принцип освежения заштампованного материала, но эта изрядно агрессивная, взбудораженная манера игры, не очень ложится на сам материал, наполненный не только страстями, сколько сантиментами и лиризьмами. Несколько раз ловишь себя на мысли - боже, и это Онегин? Опять какие-то странные темпы, как в Травиате. В Травиате это казалось очень к месту, но русская кантиленная напевность Онегина явно сопротивлялась дирижеру.
К тому же меня основательно напрягла работа Коробова с певцами. Премьеру провели молодежным составом, 3 из 4 главных персонажей в прошлом сезоне «сделали» ныне златомасочных «Женщин» (Cosi fan tuttе).
Долгов (там Феррандо, здесь Ленский), Павлов (там Гульельмо, здесь Онегин), Максимова (там - Деспина, здесь - Ольга). Из персонажей второго ряда были Владимирская (там - Дорабелла, здесь - Ларина) и Ульянов (там - Альфонсо, здесь - Гремин).
Единственной незнакомкой стала для меня Татьяна - Наталья Петрожицкая. Стройная и молодая. Что уже хорошо (когда три солистки - Татьяна, Ольга и Ларина-мать выстроились в ряд на мостике, все стройняшки, все хорошенькие, с узкими талиями, широкими юбками и в декольте, было загляденье!). Но как певица и актриса, особого впечатленья не произвела. Может быть, все впереди?
Замечталось о Кате Щербаченко, которая Татьяна в Большом, а здесь, в Стасике, по-прежнему солистка.
Провальной вышла Ольга. Максимова - красивая девочка. И очень голосистая, с полетным голосом. Диапазон ее голоса - широк, звук красивый, особенно наверху. Но я все жду, когда она начнет петь, а не рычать? Владимирская, которая пела Ларину, на порядок профессиональней, и выглядит, ну ей Богу, не хуже Максимовой (правда, джентльмены предпочитают блондинок, а Владимирская - брюнетка). Посему даешь Ольгу - Владимирскую, хотя бы пока Максимова будет осваивать азы вокального ремесла. Слышала ее Кармен, там все было на порядок приличней, наверное, с ней поработал Горелик. А вот Коробов не смог ее неорганизованный вокал загнать в профессиональные рамки.
Центральной фигурой спектакля и оперы стал Онегин. Это сюрприз! Мыслилась все-таки Татьяна, но место Татьяны из-за несмелой работы Петрожицкой оттеснил Онегин- Илья Павлов.
В Большом Онегин - очень сомнительный (я видела и слышала только Сулимского), совсем не красивый, совсем не светский, совсем не герой, при этом с задушенным (узким:-) вокалом. Поневоле подумаешь, что только некоторая тормознутость и неадекватность черняковской Татьяны толкнула ее на путь страсти к человеку с такими сомнительными достоинствами. Молодой баритон Станиславского Илья Павлов (я его заприметила еще в Козах, в партии Гульельмо), очень хорош собой (по крайней мере, на большой сцене, одетый в крылатку и освещенный гением Исмагилова), даже на грани декоративности (артист - обладатель роскошной львиной гривы, что наряду с манерами позволяет поверить в то, что это - и есть настоящий светский лев). В Павлове есть актерская органика, а главное - очень красивый, сильный и свежий голос. Надеюсь, что актерски он дозреет позже, там, где Титель не помог, поможет актерское чутье. Но и сейчас он производит впечатление. Веришь, что такой Онегин мог произвести впечатленье не только на провинциальных барышень, сестричек Лариных, но и на столичных львиц.
Алексея Долгова я очень отличаю. Вообще этот молодой тенор, на мой взгляд, многое обещает. Единственное - у него несколько клерковская внешность. Кстати, эту внешность не стали для спектакля «запудривать». Самый романтический пушкинский и чайковский герой так и остался неромантического вида. И вокально романтик у Долгова не получился. Посему не удовлетворил меня Ленский-Долгов. :-) Видимо, лирика Моцарта ему ближе, чем лирика Чайковского. Хотя… опять нехорошая догадка - ведь Феррандо Долгов делал под руководством Горелика, а Ленского - делал с Коробовым.
И все же мужской тандем спектакля куда интересней женского. Доброе слово скажу только о Владимирской-Лариной. Внятно, добротно спето, на загляденье. Гремин Ульянов - без звезд, но хорошая работа. Правда, молод еще для «енерала».:-)
Феерически были сделаны (не могу сказать только «спеты») куплеты Трике. Пел их один из легендарных мастеров Стасика - Вячеслав Осипов. Бывало, до ремонта еще Германа певал, а тут Трике. Голос, конечно, не первой и даже не второй свежести (здесь этого и не требуется), но какой мастер! Какой актер! Сколько лукавства и теноровой самопародии! Народ рукоплескал ему более всего. Получился маленький актерский шедевр.
Вот таким вышел спектакль Боровского, Исмагилова, Павлова И Осипова:-)
Очень театральным. Очень красивым. Но и очень холостым.