Балет января, или опус двух завзятых постмодернистов
Я, собственно, об "Утраченных иллюзиях".
Балет января для начала скатали в Париж, где происходило, его действие (это, наверное напомнило французам Тулу со своим самоваром) и (ничего неожиданного для тех, кто уже видел это) без особого успеха, а потом забабахали блок Утраченных в Москве.
Не устаем удивляться, но (опять) в форс-мажорных обстоятельствах: последний раз УИ давали давно, по дороге растеряли трех из четырех премьерных Корали (одна в декрете, другая в эмиграции, третья - в мировой карьере). Добавили одну Корали из худруковской обоймы - Образцову, но она травмировалась за две недели до московского блока. На ее место никого не ввели, понадеялись на Диану Вишневу, у той были личные планы, тесно сплетенные с государственными. В результате 4 спектакля в Москве из 5 танцевала Сташкевич, а олимпийский голубь прилетел только на запись.
Да, чуть не забыла про запись. Увековечили для истории, Влада Лантратова, на которого ставился этот балет, и Диану Вишневу, мало имевшую отношения к его созданию, но, наверное, по мнению автора, на сегодня лучше всех выражающую то, что он хотел высказать.
Все, кто давно читает мой журнал, помнят мою истерику по поводу Сташкевич, которая мне досталась на премьере, а я поменяла ее на (хотя бы) Капцову, которая тоже для меня не айс, но тогда уже была актрисой с опытом. В результате премьеру видела в составе Капцова - Меркурьев, кто был Флориной, забыла начисто. Но это и не важно, т.к. балет, честно говоря, тогда меня шокировал. Прошло 2 года с лишним. Кто не помнит, может почитать здесь:
http://llliu.livejournal.com/134849.html
и здесь:
http://llliu.livejournal.com/135113.html.
Естественно, больше я на него не ходила. Но после гастролей в цитадели я подумала, может быть, я чего-то в энтом балете не рассмотрела, и у него есть не открывшийся мне смысл? И я решила помучиться снова. Прям помчалась на первое послепарижское представление.
Шучу, конечно, по поводу моих иллюзий найти в этом смысл. Я отправилась на УИ ради нового Люсьена - Холберга, которого, может быть, и не люблю, но уважаю, но, точней ценю как тонкого артиста и, не смотря ни на что, все еще жду откровений. В голове держу, что Холберга любит Ратманский, а он любит только тех, кто чувствует его стиль. Не могу сказать, что новым Люсьеном я зачаровалась, но и не разочаровалась. У меня в прошлый раз у меня был Меркурьев, который обострил идиотизм этого спектакля своим всегдашним суетливым энтузиазмом. Холберг, конечно... на фоне Меркурьева гигант. Огромные синие глаза, распахнутые миру (это когда Люсьен - неискушенный провинциал), романтические белые кудри, наивная "стиляжистая" сине-голубая клетка костюма, на редкость сгармонировавшая с голубыми глазами и блондинистостью нового Люсьена, внятная игра и последний танцевальный монолог, чуть-чуть примиривший меня с этим балетом.
Сташкевич мне избежать не удалось, но в этот раз я была к этому готова. Собственно, сейчас я уже ничего против нее не имею: она как-то сильно изменилась, из наивной инженю превратилась в опытную балерину. И внешне произошел резкий перелом - из девочки, в образе которой она пребывала почти десяток лет работы в театре, разом превратилась в немолодую очень зрелую женщину. Мне так больше нравится, если что).
Но как типаж Сташкевич внесла в спектакль большой перекос. Роль Корали подразумевает харизму (прототип - Тальони, первая исполнительница - Уланова, в 1 и 2 составе Осипова и Лунькина, это ИМЕНА), а Сташкевич по фактуре и психофизике - мышка серая. Да, неплохая актриса, милая, естественная, без аффектации, иногда трогательная, но очень заурядна. Ее Корали жалко, но фабула сводится к банальности: совершенно естественно бросить мышку, даже милую, когда на горизонте появляется блестящая и соблазнительная, полностью вытесняет милую "мышку" из сознания мужчины. А потом, столкнувшись с женским коварством "блестящей", мужчина возвращается к серой, но милой и любящей мышке или сожалеет об ее утрате. Эта фабула так затерта в кино, зачем еще и в балете повторять такую банальность? Понятно, что Сташкевич и Холберга свела вместе цепь случайных обстоятельств, но трудно себе представить, что в жизни, а не в театральном виртуале на такую невзрачную особу обратил внимание такой видный парень, как Люсьен-Холберг. Разве что ради карьеры. Люсьен- Лопатин - совсем другое дело, это реализм! Но спишем все на некоторую неотмирность новосела Парижа.Тут все могло бы объясняться талантом Корали, у прототипа феноменальным, приведшем к революции в балете. Но, к сожалению, и сама актриса не шмогла, и балетемейстер не помог достойно представить главную героиню как танцевальный, творческий феномен - его псевдо-"Сильфида" не явила ничего конгениального прототипу. Более того,получился принципиально антиромантический балет, хотя в нем небольшие цитаты, отсылающие к первоисточнику (сильфиде Тальони), но в целом это типичная балетная усмешка.
Флориной была Крысанова, балерина, которая сейчас на фоне филинской деформации труппы высокого держит марку прежнего Большого. И здесь не посрамила, роль - стопроцентно ее, Крысанова в этой роли, блистает, насколько позволяет очень скудный танцевальный текст и плоская драматургия, но Флорина - еще одно убедительное доказательство, что Крысанова, находящаяся сейчас на вершине своего танцевального мастерства, актерски топчется на месте из-за эксплуатации ее в ролях балетных кокеток. Флорина - одна из таких ролей. Материала мало, зато есть эффектное фуэте на столе.
Чуть не забыла про 4 главный персонаж - Классического танцовщика - Овчаренко. Его я видела и в прошлый раз. В этот раз наиболее запомнился из Овчаренко эпизод, когда Танцовщик на улице перед дверью в Оперу встречает банкира и вместо того, чтобы поручкаться или раскланяться с ним, вдруг выпрыгивает антраша: танцовщик - подумала я, увидев его нежданный взлет (ну, кто еще будет прыгать вместо того, чтобы просто пожать руку?), Овчаренко - подумала я, когда он прыгнул высоко и легко, Ратманский - подумала я, только Ратманский может среди пантомимной сцены ввернуть какой-то нелепый танцевальный элемент. Было смешно. А вот Богемия - это не смешно. Грубо. Поэтому как-то оценить артиста я не смогла. Помешал Ратманский. Каков материал - такова и работа. .
В целом исполнительский состав Утраченных иллюзий оценю на удовлетворительно - без откровений, но материал не тот для откровений. Выделю Холберга, который обнаружил нездешний шик в этой совсем неблагодарной роли.
Но артисты не виноваты (обожаемая мной цитата из МА): слишком мало возможностей предоставил артистам балетмейстер, слишком бесформенна эта музыка, слишком скудна хореография и слишком банальны повороты сюжета. Актеры сыграли на сопротивление. Но все равно вышло неполноценно.
Куда более увлекательно было наблюдение над результатом работы двух творцов Иллюзий. У опуса два основных творца - композитор и хореограф. Оба - постмодернисты. А эта публика не придумывает, а передумывает, переиначивает оригиналы, она не творит всерьез, а все с усмешкой.
От первоисточника - романа Бальзака - в балете осталась общая идея: "В Париж, В Париж!" - столицу, куда стекаются провинциалы за славой, успехом, деньгами, а столица их перемалывает. Парижский антураж и время (художник - француз Каплан) в балетном либретто сохранены, и в балете Ратманского весьма значимы.
Сценарная идея вполне остроумна: сюжет с литературно-театральным антуражем - главный герой, сначала поэт, потом - популярный журналист, героини - соперничающие театральные актрисы - конвертирован в балетную историю с соперничеством двух культовых балерин эпохи романтизма - небесной Тальони (прототип Корали) и земной Эльслер (прототип Флорины). Главный герой - композитор, сначала вдохновляется балериной небесной (поэзия), потом по-таперски (заказное сочинительство, аналог второй древнейшей) обслуживает балерину земную. Деньги, страсти, чувства, продажный мир закулисья, покровители - все это любопытно. Но слишком головно и литературно. Для балета, искусства в русской традиции романтического, сюжет явно не танцевальный. Потому так много пантомимы.
Полностью изящество конвертации бальзаковской истории в актуальную может быть оценена не только теми, кто хоть курсивом знает балетную историю, но и теми, кто знает историю взаимоотношений балетмейстера-постановщика (Ратманского), бывшего худрука Большого театра, и собственно самого Большого театра. Тут и услужливые критики, и оплачиваемая клака, и заказные крики "браво", и капризный первый танцовщик, и интриги двух прим друг против друга, и даже (Боже, и это так свежо и злободневно) влиятельные покровители балерин. Жаль, что не чиновники, было бы куда ближе к современной истории Большого, но и банкир - тоже ничего)
Сценарная идея, впрочем, принадлежит не нашему насмешливому времени и не нашему дуэту 1,5 евреев-пересмешников (самоназвание творческого дуэта от композитора Десятникова), либретто и идее уже 80 лет. В том числе и главному манку для балетмейстера - двум встроенным балетам - якобы "Сильфиде" и якобы "Благородному разбойнику". Ратманский вырос из пародии и стилизаторства в балете, он спец по стилям. Точно также, как Десятников в музыке
Тогда, 80 лет назад, я полагаю, всё это было очень серьезно. Даже главная государственная балерина (Уланова) в главной роли. И самый серьезный балетмейстер в роли постановщика. А сейчас повод как для небольшой рефлексии по утраченному (музыке, романтическому балету, пантомиме), так и для большой иронии. В совокупности "постмодерн".
В этой партитуре композитор Десятников сознательно занимается перепевами музыки эпохи романтизма (первая треть ХIХ века) с вкраплением едкими сарказмами в стиле Шостаковича-Прокофьева-Стравинского (первая половина ХХ века). Все трое русских классиков ХХ века написали немало ехидной музыки.
Под Вагнера, Мусоргского, Чайковского Десятников уже писал ("Дети Розенталя"), под русский фольклор - тоже ("Русские сезоны"), теперь подумал "А не взяться ли мне за Ференца нашего Листа?" И взялся. Сразу скажу, моей музыкальной эрудиции не хватило на французскую камерную музыку той поры (из Форе я слышала, простигосподи, только "Изумруды", только не упадите - не знаю, как называется опус, использованный Балнчиным для "Изумрудов"). Сам Десятников говорил, что примером для Иллюзий была музыка французских композиторов, но мне все время мерещился Лист и иногда не самого лучшего качества Шопен (Шопен ведь душка, каких мало, и не всякому постмодернисту по зубам). Не симфоническая, а именно камерная, музыка по своему характеру, раскаты и трели. При том абсолютно не организованная ритмически.
Наверное, сама музыка и неплоха, но это не театральная и не балетная музыка, и даже не симфоническая. Не зря в балет включен вокал. Мне, кстати, это нравится - беззвучие балета, обостренное драматически-пантомимным форматом, так нуждается в словах! Но слов двух романсов (?), к сожалению, я совсем не разобрала. если честно, даже языка не разобрала - французский? русский?
Для театра в музыке УИ не хватает яркости, образности, личных музыкальных характеристик героев, для балета - ритмической организации и, простите, простоты-внятности, можете это назвать балетной глупостью. Встретила знакомую, которая (прямо в оппозиции мне) очень любит этот балет. На мой вопрос, почему сказала "Ну, во-первых , я люблю Десятникова, он пишет такую интеллектуальную музыку!". Мэй би, интеллектуальность музыки - крупное достоинство, но для балета (тем более сочиненного в архаическом стиле драмбалета) - это крупный недостаток. И сам характер а музыки я назвала бы тремолирующим, что-то там постоянно бренчит, волнуется, бегает по нотной линейке вверх-вниз, однообразно и неволнующе. Нет музыкальных характеристик персонажей, нет лейтмотивов, нет ритма. Это - не балетная музыка. Это рефлексия композитора по утраченной музыкальной эпохе.
Музыка Асафьева для Утраченных иллюзий-1 так плоха? Ну, не знаю, не слышала, но Пламя Парижа ему удалось. Конечно, не Чайковский и не Глазунов, конечно, партитура усыпана компиляцией оригинальной французской музыки революционной эпохи, но это балетная музыка с очень яркими кульминациями.
Зачем в Утраченных понадобился постмодерн? А я понимаю, почему. Пламя Парижа первоначально не планировался как оригинальный балет Ратманского, а восстановление спектакля в хореографии Вайнонена. Но этот спектакль оказался почти забыт, и идея трансформировалась. А Утраченные иллюзии были полностью утрачены, в том числе и хореография, спектакль был неудачный, да и Захаров был вовсе не равновелик гиганту той эпохи Вайнонену. А под свой оригинальный балет Ратманский хотел новой музыки, а не компилятивной. Это решение сыграло с ним злую шутку. Музыка получилась не оригинальной, не пробуждающей фантазии и заложила фундамент для неудачи хореографа. при этом Десятников еще и подставил Ратманского, дописывая партитуру на ходу. Ратманский, связанный другими контрактами, попал в жесточайший цейтнот и поставил балет впопыхах. К этому случаю повторю любимую поговорку моего бывшего шефа: "Никто не вспомнит, что сделано быстро, но все увидят, что сделано плохо".
Кажется, именно композитор заложил основу общей неудачи дуэта 1,5 русских евреев на французской почве, третий еврей - француз Каплан - лишь отчасти реабилитировал опус русских. Сценография стильная, особенная удача - театр в театре. Использование клетки - завораживает. Передает аромат эпохи и первый (голубой) период похождений провинциала в столице. Но у костюмов не стопроцентное попадание: сильфиды с гиперкрылышками мне кажутся пародийными, а костюм столичной штучки Флорины (сочетание малины и оранжа) - не меньшим образцом дурновкусия, чем крупн-провинциальная серо-голубая клетка Люсьена. Не исключено, что именно так и задумано.
Однако вернемся к нашему полуторалитровому творческому тандему. На листоподобную с зигзагами а-ля Стравинский и ум-ца-ца в стиле оперетточного Шостаковича партитуру, кажется, бесконечную (аж три акта жахнул!), скучную и однообразную (признак интеллектуальности?), сочиненную не для балета, а для реализации собственных творческих амбиций, Ратманский - хореограф, чья фантазия "стоит" исключительно на музыку, выпускает самый свой слабый по хореографической лексике, более того, самый размытый и неорганизованный по хореографической структуре, что совершенно естественно - он точно следует за размытой, бесформенной музыкальной основой.
Накануне я смотрела Золотую маску, мариинцы тоже привезли того же Ратманского, но самого первостатейного - одноактный бессюжетник на музыку Шостаковича, сочиненный, впрочем, для американцев, но отлично севший на русских. Совершенно не верится, что "Утраченные иллюзии" и "Концерт DSHC" принадлежат одному хореографу. В одном хореограф немощен, изнеможден борьбой со штампами классического балета и отягощен собственными штампами, во втором он свеж, смел, изобретателен, чуточку насмешлив и лиричен до пронзительности. Тут, конечно, есть разница форматов - короткий бессюжетник и драмбалет о трех актах, но есть и другое: первый композитор - бодр и оригинален, второй лишен первородной энергии и безхребетен.
Мотивация хореографа мне кажется более сложной и противоречивой, чем у композитора.
Ну, во-первых, Ратманский по части эпохи драмбалета чувствует себя миссионером. Вспомним его попытки - удавшиеся и неудавшиеся - Светлый ручей, Болт, Пламя Парижа. Названия, музыка, сюжеты, эстетика, стиль хореографии принадлежат тому времени. Утраченные иллюзии - естественное продолжение этой миссии. Ему это интересно, и он старается эту эпоху, конечно, со своих эстетической платформы постмодерна, нет, не реставрировать и не восстановить, а оживить.
С другой стороны, УИ Захарова - общепризнанная балетная неудача, казалось бы, забытая совершенно заслуженно. Зачем ее оживлять?
Если от Светлого ручья осталась балетная, в Болте было жалко интересную музыку, а в Пламени Парижа - очень удачную хореографию предшественника и сильные режиссерские ходы, то от Утраченных иллюзий - только остроумное либретто, зато очень в тему того периода жизни Ратманского, когда он это задумал. А это было в конце его художественного руководства Большим академическим театром. Суля по всему, самому тяжелому периоду его жизни. Конечно, в эту годину испытания закладывался сегодняшний "шоколад", но все же - в Утраченных он решил свести свои счеты. Не только с Большим (мысль принадлежит не мне, а Гордеевой, я ее присвоила и пересмотрела балет под ракурсом этой мысли), но и с академическим театром вообще. И сделать это смеясь. Даже смеясь над своей профессией. Разве самый забавный персонаж балета - не балетмейстер? Тут еще маленькие большие артисты Большого театра ему помогли нарисовать этого ничтожного, капризного и услужливого балетмейстера (ну, не с Петипа же он срисовывал этот портрет?). В "моем" спектакле за балетмейстера был самый мой любимый мастер такой формы - Денис Медведев, и это второй человек после Холберга (в прощальном монологе о сломанном хребте провинциала), который меня примиряет с этим балетом. Все-таки балетмейстер не смотря на ужимки, вышел милым человеком. И не очень актуальным персонажем. Творец тут - композитор. Он демиург по своему призванию, а его обломал театр и околот еатр, чтобы превратить по образу местного балетмейстера в персонал, обслуживающий артистов.
Роль классического премьера в балете не изменилась, не смотря на исторические зигзаги - когда-то танцовщик-премьер был королем сцены наравне с балериной, потом задвинут за балерину, затем опять поднят на балетмейстерский штык. У Ратманского Классический танцовщик - образ пародийный. Автору преимущественно не симпатичный, не случайно для первого состава выбран был ученик самизнаете кого. К сожалению, это танцовщик, не плохой, но без особого актерского чутья.Из-за этого он получился слишком обобщенным, а мог бы быть остреым и потретным. Артмека мог бы не их себя премьерские замашки вытаскивать, тем более еще не наработал, а подсмотреть у самизнаетекого. (Я подумала, что не случайно и во второй состав отобран танцовщик того же самого учителя, который тоже учил самизнаетекто). У Овчаренко получилось не внятно, тут нужен отличный классический танцовщик с актерской жилкой и с характерным уклоном. Который мог бы вытянуть на уровень искусства грубый фарс, который идет внутри Утраченных под названием "В горах Богемии". Но сейчас таких в труппе уже нет. Хотя, может быть, Руслан Скворцов мог бы? У него 2 стороны дарования, он прекрасный классик и скрытый комик.
Примам и их покровителям (не смотрите на старорежимные бакенбарды, это только путает!) от балетмейстера тоже досталось, и клаке, не парижской клаке, тем, чьи кости истлели лет 150 назад, а тем, кто ежевечерне в цитадели русского балета под великим названием "Большой" обеспечивает "поддержку" "своих". Будет ли когда-нибудь в старой Европе театр делаться по иным законам, без интриг, борьбы актерских амбиций, участия больших денег и прилипал, без междоусобицы больших людей, желающих влиять на БОЛЬШИЕ ТЕАТРЫ, в которой балетмейстер (худрук) и композитор оказываются только пешками, где правят бал примы и премьеры, где господствует снобизм, и где сам автор, провинциал, так и остался чужаком? Наверное, никогда, и балетмейстер Ратманский, уставший вариться в этом "соре" и сделав ручкой Большому и в его лице всему академическому балету бежал в Новый свет, не имевший императорского прошлого и потому не знающий нравов дворной затеи. Но попрощался он, не негодуя, а смеясь, не без сарказма, конечно. Это его творческий ответ не сдавшейся цитадели классического танца - бывшему императорскому, а теперь главному государственному театру. Он уехал, и сюда больше ни ногой, зато по иронии судьбы здесь давеча поставлен балет "в Горах Богемии", ой, т.е. "Марко Спада".
К большому сожалению, под раздачу Ратманского попали не только нравы Большого, но сам классический балет как жанр, он не вдохновил его на создание похожей стилизации хотя бы "Сильфиды", а обе стилизации - и "хорошего", и "плохого" балета одинаково плохи - откровенно пародийны, некреативны и жалки. Богемия получилась еще и нес смешной, хотя нас старались все время насмешить. В Светлом ручье это удавалось, здесь - нет. В чем дело - в музыке, цейтноте, не вдохновляющих артистах?
По законам жанра (а УИ все-таки не комедия) антитезой фарсовой части балета должна была стать лирическая или трагическая. Линия балерины Корали и первая (сильфидная) часть юного композитора Люсьена, отчасти личностная тема. В моем спектакле эта линия (личностно-творческая) превратилась в банальный любовный треугольник: из-за слабой музыки, слабой хореографии и слабого угла - Корали-Сташкевич (на премьере в той же роли слабого угла выступала Капцова, запись трансляции я так и не посмотрела).
Давно заметила, спектакли Ратманского очень зависимы от исполнителей. Ведь по иронии судьбы, его главную удачу в жанре сюжетного балета во многом сделал тот самый, ныне ненавидимый им Большой театр, труппа с большой россыпью талантов. Эта же труппа помогла "доварить" "Пламя Парижа", на премьере встреченное без энтузиазма.
Возможно, кто-то видел доведенный артистами состав и Утраченных, но не я. Я предпочту и Холберга, и Крысанову увидеть скорей в Горах Богемии Марко Спада, чем в этой нудной истории, возможно самизнаетекто мог бы довести и образ Классического танцовщика до блестящей самопародии, и это бы было не грубо, а искрометно. Но это все иллюзии.
Холберг -Люсьен сделал многое, чтобы я посмотрела на его персонажа как на живого человека и посочувствовала ему в последней сцене. В последнем монологе Холберг станцевал так, что этот танцевальный кусок (повторюсь, я видела Меркурьева) на премьере показавшийся мне верхом нелепости всего балета и неуместности современного использования классической лексики для иллюстрации душевных мук, вдруг ожил и обжег.
Я никогда не верила в окрашивание танцевальных движений (как верный последователь Лопухова), но Холберг незыблемость этого тезиса опроверг - он раскрасил финальный монолог героя, такой пресный и бесцветный, той силой отчаянья, что вызывает самое щемящее чувство, которого так редко встречается в жизни и ради которого мы ходим в театр - сопереживание.
Пойду ли я еще на Утраченные иллюзии? Не пойду.
Но я знаю, что есть "калач", на который можно поймать Ратманского, после истории с Большим, получившим аллергию к работе с этим театром - его можно пригласить поставить многоактный сюжетный балет.Спроса в мире, кроме России, на это больше нигде нет, и финансовые возможности Большого заточены на большой балет - денег не пожалеют, обставят со всей возможной роскошью. Это иллюзии?
Пысы Фото Холберга-Люсьена не мое, скопировано с Радикала.
Балет января для начала скатали в Париж, где происходило, его действие (это, наверное напомнило французам Тулу со своим самоваром) и (ничего неожиданного для тех, кто уже видел это) без особого успеха, а потом забабахали блок Утраченных в Москве.
Не устаем удивляться, но (опять) в форс-мажорных обстоятельствах: последний раз УИ давали давно, по дороге растеряли трех из четырех премьерных Корали (одна в декрете, другая в эмиграции, третья - в мировой карьере). Добавили одну Корали из худруковской обоймы - Образцову, но она травмировалась за две недели до московского блока. На ее место никого не ввели, понадеялись на Диану Вишневу, у той были личные планы, тесно сплетенные с государственными. В результате 4 спектакля в Москве из 5 танцевала Сташкевич, а олимпийский голубь прилетел только на запись.
Да, чуть не забыла про запись. Увековечили для истории, Влада Лантратова, на которого ставился этот балет, и Диану Вишневу, мало имевшую отношения к его созданию, но, наверное, по мнению автора, на сегодня лучше всех выражающую то, что он хотел высказать.
Все, кто давно читает мой журнал, помнят мою истерику по поводу Сташкевич, которая мне досталась на премьере, а я поменяла ее на (хотя бы) Капцову, которая тоже для меня не айс, но тогда уже была актрисой с опытом. В результате премьеру видела в составе Капцова - Меркурьев, кто был Флориной, забыла начисто. Но это и не важно, т.к. балет, честно говоря, тогда меня шокировал. Прошло 2 года с лишним. Кто не помнит, может почитать здесь:
http://llliu.livejournal.com/134849.html
и здесь:
http://llliu.livejournal.com/135113.html.
Естественно, больше я на него не ходила. Но после гастролей в цитадели я подумала, может быть, я чего-то в энтом балете не рассмотрела, и у него есть не открывшийся мне смысл? И я решила помучиться снова. Прям помчалась на первое послепарижское представление.
Шучу, конечно, по поводу моих иллюзий найти в этом смысл. Я отправилась на УИ ради нового Люсьена - Холберга, которого, может быть, и не люблю, но уважаю, но, точней ценю как тонкого артиста и, не смотря ни на что, все еще жду откровений. В голове держу, что Холберга любит Ратманский, а он любит только тех, кто чувствует его стиль. Не могу сказать, что новым Люсьеном я зачаровалась, но и не разочаровалась. У меня в прошлый раз у меня был Меркурьев, который обострил идиотизм этого спектакля своим всегдашним суетливым энтузиазмом. Холберг, конечно... на фоне Меркурьева гигант. Огромные синие глаза, распахнутые миру (это когда Люсьен - неискушенный провинциал), романтические белые кудри, наивная "стиляжистая" сине-голубая клетка костюма, на редкость сгармонировавшая с голубыми глазами и блондинистостью нового Люсьена, внятная игра и последний танцевальный монолог, чуть-чуть примиривший меня с этим балетом.
Сташкевич мне избежать не удалось, но в этот раз я была к этому готова. Собственно, сейчас я уже ничего против нее не имею: она как-то сильно изменилась, из наивной инженю превратилась в опытную балерину. И внешне произошел резкий перелом - из девочки, в образе которой она пребывала почти десяток лет работы в театре, разом превратилась в немолодую очень зрелую женщину. Мне так больше нравится, если что).
Но как типаж Сташкевич внесла в спектакль большой перекос. Роль Корали подразумевает харизму (прототип - Тальони, первая исполнительница - Уланова, в 1 и 2 составе Осипова и Лунькина, это ИМЕНА), а Сташкевич по фактуре и психофизике - мышка серая. Да, неплохая актриса, милая, естественная, без аффектации, иногда трогательная, но очень заурядна. Ее Корали жалко, но фабула сводится к банальности: совершенно естественно бросить мышку, даже милую, когда на горизонте появляется блестящая и соблазнительная, полностью вытесняет милую "мышку" из сознания мужчины. А потом, столкнувшись с женским коварством "блестящей", мужчина возвращается к серой, но милой и любящей мышке или сожалеет об ее утрате. Эта фабула так затерта в кино, зачем еще и в балете повторять такую банальность? Понятно, что Сташкевич и Холберга свела вместе цепь случайных обстоятельств, но трудно себе представить, что в жизни, а не в театральном виртуале на такую невзрачную особу обратил внимание такой видный парень, как Люсьен-Холберг. Разве что ради карьеры. Люсьен- Лопатин - совсем другое дело, это реализм! Но спишем все на некоторую неотмирность новосела Парижа.Тут все могло бы объясняться талантом Корали, у прототипа феноменальным, приведшем к революции в балете. Но, к сожалению, и сама актриса не шмогла, и балетемейстер не помог достойно представить главную героиню как танцевальный, творческий феномен - его псевдо-"Сильфида" не явила ничего конгениального прототипу. Более того,получился принципиально антиромантический балет, хотя в нем небольшие цитаты, отсылающие к первоисточнику (сильфиде Тальони), но в целом это типичная балетная усмешка.
Флориной была Крысанова, балерина, которая сейчас на фоне филинской деформации труппы высокого держит марку прежнего Большого. И здесь не посрамила, роль - стопроцентно ее, Крысанова в этой роли, блистает, насколько позволяет очень скудный танцевальный текст и плоская драматургия, но Флорина - еще одно убедительное доказательство, что Крысанова, находящаяся сейчас на вершине своего танцевального мастерства, актерски топчется на месте из-за эксплуатации ее в ролях балетных кокеток. Флорина - одна из таких ролей. Материала мало, зато есть эффектное фуэте на столе.
Чуть не забыла про 4 главный персонаж - Классического танцовщика - Овчаренко. Его я видела и в прошлый раз. В этот раз наиболее запомнился из Овчаренко эпизод, когда Танцовщик на улице перед дверью в Оперу встречает банкира и вместо того, чтобы поручкаться или раскланяться с ним, вдруг выпрыгивает антраша: танцовщик - подумала я, увидев его нежданный взлет (ну, кто еще будет прыгать вместо того, чтобы просто пожать руку?), Овчаренко - подумала я, когда он прыгнул высоко и легко, Ратманский - подумала я, только Ратманский может среди пантомимной сцены ввернуть какой-то нелепый танцевальный элемент. Было смешно. А вот Богемия - это не смешно. Грубо. Поэтому как-то оценить артиста я не смогла. Помешал Ратманский. Каков материал - такова и работа. .
В целом исполнительский состав Утраченных иллюзий оценю на удовлетворительно - без откровений, но материал не тот для откровений. Выделю Холберга, который обнаружил нездешний шик в этой совсем неблагодарной роли.
Но артисты не виноваты (обожаемая мной цитата из МА): слишком мало возможностей предоставил артистам балетмейстер, слишком бесформенна эта музыка, слишком скудна хореография и слишком банальны повороты сюжета. Актеры сыграли на сопротивление. Но все равно вышло неполноценно.
Куда более увлекательно было наблюдение над результатом работы двух творцов Иллюзий. У опуса два основных творца - композитор и хореограф. Оба - постмодернисты. А эта публика не придумывает, а передумывает, переиначивает оригиналы, она не творит всерьез, а все с усмешкой.
От первоисточника - романа Бальзака - в балете осталась общая идея: "В Париж, В Париж!" - столицу, куда стекаются провинциалы за славой, успехом, деньгами, а столица их перемалывает. Парижский антураж и время (художник - француз Каплан) в балетном либретто сохранены, и в балете Ратманского весьма значимы.
Сценарная идея вполне остроумна: сюжет с литературно-театральным антуражем - главный герой, сначала поэт, потом - популярный журналист, героини - соперничающие театральные актрисы - конвертирован в балетную историю с соперничеством двух культовых балерин эпохи романтизма - небесной Тальони (прототип Корали) и земной Эльслер (прототип Флорины). Главный герой - композитор, сначала вдохновляется балериной небесной (поэзия), потом по-таперски (заказное сочинительство, аналог второй древнейшей) обслуживает балерину земную. Деньги, страсти, чувства, продажный мир закулисья, покровители - все это любопытно. Но слишком головно и литературно. Для балета, искусства в русской традиции романтического, сюжет явно не танцевальный. Потому так много пантомимы.
Полностью изящество конвертации бальзаковской истории в актуальную может быть оценена не только теми, кто хоть курсивом знает балетную историю, но и теми, кто знает историю взаимоотношений балетмейстера-постановщика (Ратманского), бывшего худрука Большого театра, и собственно самого Большого театра. Тут и услужливые критики, и оплачиваемая клака, и заказные крики "браво", и капризный первый танцовщик, и интриги двух прим друг против друга, и даже (Боже, и это так свежо и злободневно) влиятельные покровители балерин. Жаль, что не чиновники, было бы куда ближе к современной истории Большого, но и банкир - тоже ничего)
Сценарная идея, впрочем, принадлежит не нашему насмешливому времени и не нашему дуэту 1,5 евреев-пересмешников (самоназвание творческого дуэта от композитора Десятникова), либретто и идее уже 80 лет. В том числе и главному манку для балетмейстера - двум встроенным балетам - якобы "Сильфиде" и якобы "Благородному разбойнику". Ратманский вырос из пародии и стилизаторства в балете, он спец по стилям. Точно также, как Десятников в музыке
Тогда, 80 лет назад, я полагаю, всё это было очень серьезно. Даже главная государственная балерина (Уланова) в главной роли. И самый серьезный балетмейстер в роли постановщика. А сейчас повод как для небольшой рефлексии по утраченному (музыке, романтическому балету, пантомиме), так и для большой иронии. В совокупности "постмодерн".
В этой партитуре композитор Десятников сознательно занимается перепевами музыки эпохи романтизма (первая треть ХIХ века) с вкраплением едкими сарказмами в стиле Шостаковича-Прокофьева-Стравинского (первая половина ХХ века). Все трое русских классиков ХХ века написали немало ехидной музыки.
Под Вагнера, Мусоргского, Чайковского Десятников уже писал ("Дети Розенталя"), под русский фольклор - тоже ("Русские сезоны"), теперь подумал "А не взяться ли мне за Ференца нашего Листа?" И взялся. Сразу скажу, моей музыкальной эрудиции не хватило на французскую камерную музыку той поры (из Форе я слышала, простигосподи, только "Изумруды", только не упадите - не знаю, как называется опус, использованный Балнчиным для "Изумрудов"). Сам Десятников говорил, что примером для Иллюзий была музыка французских композиторов, но мне все время мерещился Лист и иногда не самого лучшего качества Шопен (Шопен ведь душка, каких мало, и не всякому постмодернисту по зубам). Не симфоническая, а именно камерная, музыка по своему характеру, раскаты и трели. При том абсолютно не организованная ритмически.
Наверное, сама музыка и неплоха, но это не театральная и не балетная музыка, и даже не симфоническая. Не зря в балет включен вокал. Мне, кстати, это нравится - беззвучие балета, обостренное драматически-пантомимным форматом, так нуждается в словах! Но слов двух романсов (?), к сожалению, я совсем не разобрала. если честно, даже языка не разобрала - французский? русский?
Для театра в музыке УИ не хватает яркости, образности, личных музыкальных характеристик героев, для балета - ритмической организации и, простите, простоты-внятности, можете это назвать балетной глупостью. Встретила знакомую, которая (прямо в оппозиции мне) очень любит этот балет. На мой вопрос, почему сказала "Ну, во-первых , я люблю Десятникова, он пишет такую интеллектуальную музыку!". Мэй би, интеллектуальность музыки - крупное достоинство, но для балета (тем более сочиненного в архаическом стиле драмбалета) - это крупный недостаток. И сам характер а музыки я назвала бы тремолирующим, что-то там постоянно бренчит, волнуется, бегает по нотной линейке вверх-вниз, однообразно и неволнующе. Нет музыкальных характеристик персонажей, нет лейтмотивов, нет ритма. Это - не балетная музыка. Это рефлексия композитора по утраченной музыкальной эпохе.
Музыка Асафьева для Утраченных иллюзий-1 так плоха? Ну, не знаю, не слышала, но Пламя Парижа ему удалось. Конечно, не Чайковский и не Глазунов, конечно, партитура усыпана компиляцией оригинальной французской музыки революционной эпохи, но это балетная музыка с очень яркими кульминациями.
Зачем в Утраченных понадобился постмодерн? А я понимаю, почему. Пламя Парижа первоначально не планировался как оригинальный балет Ратманского, а восстановление спектакля в хореографии Вайнонена. Но этот спектакль оказался почти забыт, и идея трансформировалась. А Утраченные иллюзии были полностью утрачены, в том числе и хореография, спектакль был неудачный, да и Захаров был вовсе не равновелик гиганту той эпохи Вайнонену. А под свой оригинальный балет Ратманский хотел новой музыки, а не компилятивной. Это решение сыграло с ним злую шутку. Музыка получилась не оригинальной, не пробуждающей фантазии и заложила фундамент для неудачи хореографа. при этом Десятников еще и подставил Ратманского, дописывая партитуру на ходу. Ратманский, связанный другими контрактами, попал в жесточайший цейтнот и поставил балет впопыхах. К этому случаю повторю любимую поговорку моего бывшего шефа: "Никто не вспомнит, что сделано быстро, но все увидят, что сделано плохо".
Кажется, именно композитор заложил основу общей неудачи дуэта 1,5 русских евреев на французской почве, третий еврей - француз Каплан - лишь отчасти реабилитировал опус русских. Сценография стильная, особенная удача - театр в театре. Использование клетки - завораживает. Передает аромат эпохи и первый (голубой) период похождений провинциала в столице. Но у костюмов не стопроцентное попадание: сильфиды с гиперкрылышками мне кажутся пародийными, а костюм столичной штучки Флорины (сочетание малины и оранжа) - не меньшим образцом дурновкусия, чем крупн-провинциальная серо-голубая клетка Люсьена. Не исключено, что именно так и задумано.
Однако вернемся к нашему полуторалитровому творческому тандему. На листоподобную с зигзагами а-ля Стравинский и ум-ца-ца в стиле оперетточного Шостаковича партитуру, кажется, бесконечную (аж три акта жахнул!), скучную и однообразную (признак интеллектуальности?), сочиненную не для балета, а для реализации собственных творческих амбиций, Ратманский - хореограф, чья фантазия "стоит" исключительно на музыку, выпускает самый свой слабый по хореографической лексике, более того, самый размытый и неорганизованный по хореографической структуре, что совершенно естественно - он точно следует за размытой, бесформенной музыкальной основой.
Накануне я смотрела Золотую маску, мариинцы тоже привезли того же Ратманского, но самого первостатейного - одноактный бессюжетник на музыку Шостаковича, сочиненный, впрочем, для американцев, но отлично севший на русских. Совершенно не верится, что "Утраченные иллюзии" и "Концерт DSHC" принадлежат одному хореографу. В одном хореограф немощен, изнеможден борьбой со штампами классического балета и отягощен собственными штампами, во втором он свеж, смел, изобретателен, чуточку насмешлив и лиричен до пронзительности. Тут, конечно, есть разница форматов - короткий бессюжетник и драмбалет о трех актах, но есть и другое: первый композитор - бодр и оригинален, второй лишен первородной энергии и безхребетен.
Мотивация хореографа мне кажется более сложной и противоречивой, чем у композитора.
Ну, во-первых, Ратманский по части эпохи драмбалета чувствует себя миссионером. Вспомним его попытки - удавшиеся и неудавшиеся - Светлый ручей, Болт, Пламя Парижа. Названия, музыка, сюжеты, эстетика, стиль хореографии принадлежат тому времени. Утраченные иллюзии - естественное продолжение этой миссии. Ему это интересно, и он старается эту эпоху, конечно, со своих эстетической платформы постмодерна, нет, не реставрировать и не восстановить, а оживить.
С другой стороны, УИ Захарова - общепризнанная балетная неудача, казалось бы, забытая совершенно заслуженно. Зачем ее оживлять?
Если от Светлого ручья осталась балетная, в Болте было жалко интересную музыку, а в Пламени Парижа - очень удачную хореографию предшественника и сильные режиссерские ходы, то от Утраченных иллюзий - только остроумное либретто, зато очень в тему того периода жизни Ратманского, когда он это задумал. А это было в конце его художественного руководства Большим академическим театром. Суля по всему, самому тяжелому периоду его жизни. Конечно, в эту годину испытания закладывался сегодняшний "шоколад", но все же - в Утраченных он решил свести свои счеты. Не только с Большим (мысль принадлежит не мне, а Гордеевой, я ее присвоила и пересмотрела балет под ракурсом этой мысли), но и с академическим театром вообще. И сделать это смеясь. Даже смеясь над своей профессией. Разве самый забавный персонаж балета - не балетмейстер? Тут еще маленькие большие артисты Большого театра ему помогли нарисовать этого ничтожного, капризного и услужливого балетмейстера (ну, не с Петипа же он срисовывал этот портрет?). В "моем" спектакле за балетмейстера был самый мой любимый мастер такой формы - Денис Медведев, и это второй человек после Холберга (в прощальном монологе о сломанном хребте провинциала), который меня примиряет с этим балетом. Все-таки балетмейстер не смотря на ужимки, вышел милым человеком. И не очень актуальным персонажем. Творец тут - композитор. Он демиург по своему призванию, а его обломал театр и околот еатр, чтобы превратить по образу местного балетмейстера в персонал, обслуживающий артистов.
Роль классического премьера в балете не изменилась, не смотря на исторические зигзаги - когда-то танцовщик-премьер был королем сцены наравне с балериной, потом задвинут за балерину, затем опять поднят на балетмейстерский штык. У Ратманского Классический танцовщик - образ пародийный. Автору преимущественно не симпатичный, не случайно для первого состава выбран был ученик самизнаете кого. К сожалению, это танцовщик, не плохой, но без особого актерского чутья.Из-за этого он получился слишком обобщенным, а мог бы быть остреым и потретным. Артмека мог бы не их себя премьерские замашки вытаскивать, тем более еще не наработал, а подсмотреть у самизнаетекого. (Я подумала, что не случайно и во второй состав отобран танцовщик того же самого учителя, который тоже учил самизнаетекто). У Овчаренко получилось не внятно, тут нужен отличный классический танцовщик с актерской жилкой и с характерным уклоном. Который мог бы вытянуть на уровень искусства грубый фарс, который идет внутри Утраченных под названием "В горах Богемии". Но сейчас таких в труппе уже нет. Хотя, может быть, Руслан Скворцов мог бы? У него 2 стороны дарования, он прекрасный классик и скрытый комик.
Примам и их покровителям (не смотрите на старорежимные бакенбарды, это только путает!) от балетмейстера тоже досталось, и клаке, не парижской клаке, тем, чьи кости истлели лет 150 назад, а тем, кто ежевечерне в цитадели русского балета под великим названием "Большой" обеспечивает "поддержку" "своих". Будет ли когда-нибудь в старой Европе театр делаться по иным законам, без интриг, борьбы актерских амбиций, участия больших денег и прилипал, без междоусобицы больших людей, желающих влиять на БОЛЬШИЕ ТЕАТРЫ, в которой балетмейстер (худрук) и композитор оказываются только пешками, где правят бал примы и премьеры, где господствует снобизм, и где сам автор, провинциал, так и остался чужаком? Наверное, никогда, и балетмейстер Ратманский, уставший вариться в этом "соре" и сделав ручкой Большому и в его лице всему академическому балету бежал в Новый свет, не имевший императорского прошлого и потому не знающий нравов дворной затеи. Но попрощался он, не негодуя, а смеясь, не без сарказма, конечно. Это его творческий ответ не сдавшейся цитадели классического танца - бывшему императорскому, а теперь главному государственному театру. Он уехал, и сюда больше ни ногой, зато по иронии судьбы здесь давеча поставлен балет "в Горах Богемии", ой, т.е. "Марко Спада".
К большому сожалению, под раздачу Ратманского попали не только нравы Большого, но сам классический балет как жанр, он не вдохновил его на создание похожей стилизации хотя бы "Сильфиды", а обе стилизации - и "хорошего", и "плохого" балета одинаково плохи - откровенно пародийны, некреативны и жалки. Богемия получилась еще и нес смешной, хотя нас старались все время насмешить. В Светлом ручье это удавалось, здесь - нет. В чем дело - в музыке, цейтноте, не вдохновляющих артистах?
По законам жанра (а УИ все-таки не комедия) антитезой фарсовой части балета должна была стать лирическая или трагическая. Линия балерины Корали и первая (сильфидная) часть юного композитора Люсьена, отчасти личностная тема. В моем спектакле эта линия (личностно-творческая) превратилась в банальный любовный треугольник: из-за слабой музыки, слабой хореографии и слабого угла - Корали-Сташкевич (на премьере в той же роли слабого угла выступала Капцова, запись трансляции я так и не посмотрела).
Давно заметила, спектакли Ратманского очень зависимы от исполнителей. Ведь по иронии судьбы, его главную удачу в жанре сюжетного балета во многом сделал тот самый, ныне ненавидимый им Большой театр, труппа с большой россыпью талантов. Эта же труппа помогла "доварить" "Пламя Парижа", на премьере встреченное без энтузиазма.
Возможно, кто-то видел доведенный артистами состав и Утраченных, но не я. Я предпочту и Холберга, и Крысанову увидеть скорей в Горах Богемии Марко Спада, чем в этой нудной истории, возможно самизнаетекто мог бы довести и образ Классического танцовщика до блестящей самопародии, и это бы было не грубо, а искрометно. Но это все иллюзии.
Холберг -Люсьен сделал многое, чтобы я посмотрела на его персонажа как на живого человека и посочувствовала ему в последней сцене. В последнем монологе Холберг станцевал так, что этот танцевальный кусок (повторюсь, я видела Меркурьева) на премьере показавшийся мне верхом нелепости всего балета и неуместности современного использования классической лексики для иллюстрации душевных мук, вдруг ожил и обжег.
Я никогда не верила в окрашивание танцевальных движений (как верный последователь Лопухова), но Холберг незыблемость этого тезиса опроверг - он раскрасил финальный монолог героя, такой пресный и бесцветный, той силой отчаянья, что вызывает самое щемящее чувство, которого так редко встречается в жизни и ради которого мы ходим в театр - сопереживание.
Пойду ли я еще на Утраченные иллюзии? Не пойду.
Но я знаю, что есть "калач", на который можно поймать Ратманского, после истории с Большим, получившим аллергию к работе с этим театром - его можно пригласить поставить многоактный сюжетный балет.Спроса в мире, кроме России, на это больше нигде нет, и финансовые возможности Большого заточены на большой балет - денег не пожалеют, обставят со всей возможной роскошью. Это иллюзии?
Пысы Фото Холберга-Люсьена не мое, скопировано с Радикала.