Из Йейтса - зацепило. Художественные образы и философские мысли...
Из "Кельтских сумерек"
Толстый череп счастливца
Слайгосцы рассказывают, как одного человека из Рафли судили в Слайго за то, что в время драки он проломил кому-то череп, но подсудимый сказал в свое оправдание (обычное дело в Ирландии), что он не виноват, что у некоторых людей такие хрупкие головы.
Пожиратели драгоценных камней
Однажды я смутно увидел огромную черную яму, обнесенную парапетом, на котором сидело бесчисленное множество обезьян, поедавших драгоценные камни. Камни сверкали у них в ладонях зеленым и малиновым цветом, а приматы алчно их пожирали. Я понял, что вижу свой собственный ад - ад художника - и что каждый, кто жадно стремится к прекрасному и чудесному, теряет покой и форму и становится безликим и заурядным. Я заглянул в ад других людей и увидел в одном из них инфернального Петра с черным лицом и белыми зубами, который взвешилвал на старинных двойнцых весках не только дурные поступки, совершенные невидимыми тенями, но и добрые дела, ими не совершенные
Золотой век
Я словно бы услышал сетующий голос из Золотого века. Он говорил мне о том, что мы несовершенны и больше похожи не на прекрасную ткань, а на моток запутанных ниток, валяющихся в углу. Он вещал, что когда-то мир был совершенным и добрым и что этот добрый и совершенный мир до сих пор существует, но глубоко спрятан - словно куча роз под толстым слоем земли. В нем живут феи и невинные души, которые оплакивают наш падший мир в жалобах колеблемых ветром камышей, в пении птиц, стоне волн и сладостном плаче скрипки. Он говорил, что красивые у нас - неумны, а умные - некрасивы, что наши самые счастливые минуты омрачает какая-нибудь пошлость или булавочный укол грустного воспоминания и что скрипка вечно будет все это оплакивать. Он говорил, что мы могли бы стать счастливыми, если бы духи, живущие в Золотом веке, умерли и их печальные голоса умолкли. Но им суждено петь, а нам - плакать, доколе ни распахнутся врата вечности.
У дороги
В любой песне или легенде, передаваемой из уст в уста, есть такие слова и мысли, которые способны унести нас в глубину веков. И хотя нам очень мало известно об их происхождении, мы все же догадываемся, что, подобно средневековым генеалогиям, они через непрерывную вереницу колен восходят к началу мира. Народное искусство - одна из древнейших аристократий духа: отвергая все преходящее и заурядное, все умненькое и красивенькое, равно как и все пошлое и неискреннее, и сплавляя в себе самые простые и незабываемые мысли целых поколений, оно становится той почвой, в которой коренится любое великое искусство. Проходит время, и легенда, рассказанная у очага, песня, спетая у дороги, или стих, вырезанный на наличнике, - это коллективное искусство, которому индивидуальный разум придает единство и смысл, - быстро завоевывает всеобщее признание.
Толстый череп счастливца
Слайгосцы рассказывают, как одного человека из Рафли судили в Слайго за то, что в время драки он проломил кому-то череп, но подсудимый сказал в свое оправдание (обычное дело в Ирландии), что он не виноват, что у некоторых людей такие хрупкие головы.
Пожиратели драгоценных камней
Однажды я смутно увидел огромную черную яму, обнесенную парапетом, на котором сидело бесчисленное множество обезьян, поедавших драгоценные камни. Камни сверкали у них в ладонях зеленым и малиновым цветом, а приматы алчно их пожирали. Я понял, что вижу свой собственный ад - ад художника - и что каждый, кто жадно стремится к прекрасному и чудесному, теряет покой и форму и становится безликим и заурядным. Я заглянул в ад других людей и увидел в одном из них инфернального Петра с черным лицом и белыми зубами, который взвешилвал на старинных двойнцых весках не только дурные поступки, совершенные невидимыми тенями, но и добрые дела, ими не совершенные
Золотой век
Я словно бы услышал сетующий голос из Золотого века. Он говорил мне о том, что мы несовершенны и больше похожи не на прекрасную ткань, а на моток запутанных ниток, валяющихся в углу. Он вещал, что когда-то мир был совершенным и добрым и что этот добрый и совершенный мир до сих пор существует, но глубоко спрятан - словно куча роз под толстым слоем земли. В нем живут феи и невинные души, которые оплакивают наш падший мир в жалобах колеблемых ветром камышей, в пении птиц, стоне волн и сладостном плаче скрипки. Он говорил, что красивые у нас - неумны, а умные - некрасивы, что наши самые счастливые минуты омрачает какая-нибудь пошлость или булавочный укол грустного воспоминания и что скрипка вечно будет все это оплакивать. Он говорил, что мы могли бы стать счастливыми, если бы духи, живущие в Золотом веке, умерли и их печальные голоса умолкли. Но им суждено петь, а нам - плакать, доколе ни распахнутся врата вечности.
У дороги
В любой песне или легенде, передаваемой из уст в уста, есть такие слова и мысли, которые способны унести нас в глубину веков. И хотя нам очень мало известно об их происхождении, мы все же догадываемся, что, подобно средневековым генеалогиям, они через непрерывную вереницу колен восходят к началу мира. Народное искусство - одна из древнейших аристократий духа: отвергая все преходящее и заурядное, все умненькое и красивенькое, равно как и все пошлое и неискреннее, и сплавляя в себе самые простые и незабываемые мысли целых поколений, оно становится той почвой, в которой коренится любое великое искусство. Проходит время, и легенда, рассказанная у очага, песня, спетая у дороги, или стих, вырезанный на наличнике, - это коллективное искусство, которому индивидуальный разум придает единство и смысл, - быстро завоевывает всеобщее признание.