Владимир Иванович проснулся и попытался разлепить веки, но не тут то было. Дело в том, что накануне Владимиру Ивановичу довелось ужраться в хламину, а тут, как известно не до скорых разлеплений век, а до долгих. Поэтому наш герой, пожевав во рту несуществующие табачные окурки, решил вновь заснуть, чтобы, проснувшись почувствовать себя лучше.
Сразу после того, как Владимир Иванович так решил, кто-то больно постучал ему молотком прямо по левому мозговому полушарию. Каким-то поистине шестым чувством Владимир Иванович угадал, что на самом то деле это кто-то постучал в его дверь, а мозги тут ни причем, да и молоток, просто вот так его измученный алкоголем организм реагирует на обыкновенный стук в дверь.
- Стучат в дверь, - метко подумал Владимир Иванович, - Теперь хочешь - не хочешь, а разлеплять веки придется.
И Владимир Иванович разлепил веки. С таким же успехом, впрочем, Владимир Иванович мог веки и не разлеплять. Комната плыла в глазах Владимира Ивановича сначала куда-то вниз, а потом начиналась откуда-то сверху, чтобы вновь упасть куда-то вниз, подобно мощному водопаду. В народе такое занятное явление называется «вертолетик».
Владимир Иванович опять сомкнул веки и решил дойти до двери с закрытыми глазами. Что к его собственному немалому удивлению ему удалось на славу: похмельная интуиция привела несчастного прямо к двери и положила дрожащие пальцы на дверную ручку.
За дверью стоял друг Владимира Ивановича - Максим Алексеевич.
Максим Алексеевич не страдал с похмелья, а наоборот - был бодр и энергичен, чем сразу сильно не понравился Владимиру Ивановичу.
- Послушай, Максим - слабо прошуршал Владимир Иванович - ты не очень вовремя. Я как видишь, тяжело заболел, и у меня в квартире бардак.
- Ничего, Володя! - бодро и энергично закричал Максим Алексеевич в ухо Владимиру Ивановичу - Я не надолго!
Владимир Иванович болезненно сморщился и, схватившись за голову, пошатнулся от двери в сторону кровати.
Максим Алексеевич грациозными прыжками пересек комнату Владимира Ивановича, уселся в мягкое кожаное кресло и закурил.
- Максим - сказал Владимир Иванович - ты бы не курил бы пока. Знаешь ли, меня тошнит при одной мысли о сигарете, а ты, собака паршивая, пришел тут и дымишь как Ломоносовский фарфоровый завод.
- Извини Володя - извинился Максим Алексеевич и затушил сигарету о тарелку с картошкой. - Ну, рассказывай.
- О чем тебе рассказать, дорогой Максим? - жалобно сказал Владимир Иванович - Я решительно не подхожу сегодня с утра к роли рассказчика. Я тебе еще раз настоятельно советую прийти ко мне сегодня вечерком, а лучше завтра, или послезавтра.
Тут Владимир Иванович смертельно устал и сложил голову на подушку.
- Как это не о чем, Володя - притворно удивился Максим Алексеевич - а вот Мария Александровна, например, много интересного поведала мне про то, как ты нынче веселишься. Константин Сергеевич, кстати, совершенно случайно встретившийся мне по дороге, тоже рассказывает массу удивительных и даже невероятных историй, в которых через слово упомянут ты, дорогой мой Владимир. А Ольга Сергеевна?! Ольга Сергеевна та просто взяла, все бросила и позвонила мне прямо с утра, чтобы рассказать, что происходило вчера в этой квартире, и какие кренделя выделывал лично ты, уважаемый Володя…
Пока Максим Алексеевич таким вот макаром бубнил, Владимир Иванович с ужасом рассматривал собственную квартиру. В квартире действительно царил бардак, ни единой буквой не соврал он Максиму Алексеевичу.
Максим Алексеевич между тем продолжал:
- Ты скрутил левое ухо Афанасия Павловича, вставил в него зажженную сигарету, а пока несчастный Афанасий Павлович тряс головой, ты прыгал вокруг и уговаривал его попробовать хотя бы разок затянуться. Ты грязно приставал к Светлане Валерьевне, потом к Маргарите Константиновне, а когда и Маргарита Константиновна послала тебя в задницу, ты принялся безобразно домогаться Валерия Сергеевича, который надел ботинки и убежал один в ночь…
- Ох - ответил Владимир Иванович и замолчал. Максим Алексеевич сидел в кресле и тоже молчал и напряженно вглядывался в лицо Владимира Ивановича.
- Кто все эти люди, Володя? - вдруг спросил Максим Алексеевич - Что они делали вчера у тебя в квартире??
- Я полагаю - тихо ответил Владимир Иванович. - Что мы все вчера тут выпивали.
Тут Владимиру Ивановичу стало худо и он, шатаясь, убежал в ванную.
Когда Владимир Иванович прибежал обратно, Максим Алексеевич все так же сидел на кресле и видимо о чем-то думал, болтая ногой.
Владимир Иванович злобно посмотрел на друга, и его неожиданно прорвало.
- И вообще, Максим, - щурясь от гнева, сказал он, - я не понимаю всей этой нездоровой суеты. Имеет право рабочий человек раз в жизни нормально отдохнуть?! Да, вчера я перебрал, да приводил сюда невесть кого, этих… как их там… с фамилиями - отчествами.… Но это моя жизнь!
Тут Владимиру Ивановичу снова стало худо, и он опять убежал в ванную, продолжая впрочем, вещать и оттуда.
- Не судите, - глухо вещал из ванной Владимир Иванович - да не судимы будете! Да, кстати, Максим. Я припоминаю, что и у тебя алкогольные мероприятия проходят весьма неровно.
Владимир Иванович появился в дверях и Максим Алексеевич заметил, что Владимир Иванович как будто посвежел и приободрился.
Владимир Иванович между тем продолжал.
- Кто кусал за нос Елизавету Михайловну, изображая раненого пеликана? - продолжал он - Пушкин?! Кто висел на плечах несчастного Антона Андреевича и орал что он, мол, суть пинжак из человечьей кожи?! Тютчев?! А Галина Васильевна?? Охохо! Даже мне стыдно вспомнить, что ты пытался сделать с юной невинной Галиной Васильевной…
- Ну-ну, хватит - прервал его покрасневший Максим Алексеевич, - действительно с кем не бывает.
- Извини, Володя - сказал Максим Алексеевич, - я действительно был неправ. Не стоило над тобой издеваться. Сам то хорош гусь.
- Да чего уж там, Максим, - ответил Владимир Иванович. - Не стоит извиняться. Не первый год друг друга знаем, разберемся уж.
Владимир Иванович достал откуда-то с пола бутылку.
- Смотри-ка, Макс - сказал Владимир Иванович - тут на донышке осталось немного коньяку. Давай за дружбу.
Владимир Иванович разлил по грязным стаканам коньяк и друзья, чокнувшись, выпили. Перед ними, словно девственно чистый лист бумаги лежал новый прекрасный день, который предстояло прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.
фигня то какая