буквы
Однажды ко мне домой ворвались сантехники. Сапожищами выбили они дверь в ванную, выкорчевали оттуда трубы, разбили молотками кафель, натоптали, а после расколотили в клочья мой старенький унитаз.
- Что вы наделали, сантехники? -слабо бормотал я, бегая вокруг этих бессердечных извергов и хватая их пальцами за подошвы - что вы сделали с моим унитазом? Да, он был стар, но ведь еще и крепок, такими крепкими бывают старые солдаты, он служил мне верой и правдой, у него была своя история, были свои взлеты и падения, свои за и против, свои гуньки и пилюлькины.
Как вам вот такая вам история, сантехники: кидал во чрево оное Петр бутылки из-под пива, и разбивались они и забивался он, и поднимались воды сточные и топили соседей снизу. И приходили соседи и просили за испорченный ремонт пятьдесят тыщ и приходил к ним Овик и ремонтировал весь ремонт за трешку.
Сантехники не отвечали. Они, всюду топча, меняли металлические трубы на пластиковые. Напоследок, сантехники поинтересовались, продаю ли я велосипед, после чего ушли насовсем.
На следующий день я купил новый унитаз. Оглушенный потерей старого, новый покупал я вяло и рассеяно, стараясь выбрать подешевле. Ведь, какая теперь разница?
Я затащил коробку на свой этаж, занес в ванную и там распаковал.
И тут словно солнце внезапно выглянуло из-за туч. Словно белая фаянсовая звезда снизошла с небес, дабы своим светом озарить нас, убогих жителей Земли. Я зажмурился. Новый унитаз был дьявольски красив. Он выглядел, как произведение искусства. Его будто изваял сам Церетели, или какой-нибудь ещё такой же прекрасный скульптор.
Блестящие хромированные части его пускали затейливых солнечных зайчиков прямо на кафельную плитку.
Ко всему прочему, у него было две кнопки слива - большая и маленькая. Вместе они гармонично объединялись в одну большую и блестящую кнопку слива.
- Генералиссимус! - прошептал я в восхищении.
Мне захотелось, чтобы о новом унитазе узнал весь мир. А лучший способ рассказать о чём-то всему миру, как известно, пост в социальной сети.
Я почти занес указательный палец над буквой «я», с которой началось бы длинное предложение, усеянное эпитетами, восхвалениями, безудержными сравнениями и восходящими метафорами.
Но тут понял, что хвастаться унитазами в обществе не принято.
В обществе принято хвастаться всякой ерундой- пойманными покемонами, зубочистками с лошадиными головами, новыми айфонами, удачно проведенными выходными, рельефными торсами, но унитазы у них, видите ли не в почете.
Впрочем, на свете есть настоящие друзья, те, что во всём поддержат, поймут и протянут руку помощи и ухо понимания.
Именно таким другом я всегда считал известного писателя Али Можайского, которому и позвонил.
- Что делаешь, Али? - спросил я.
- Я сегодня не могу, - невпопад ответил Али, - у меня книга. Давай ближе к выходным созвонимся…
- Али, я купил унитаз - сказал я. Голос мой зазвенел. - Он белый и благородный, его будто изваял Церетели, на него больно смотреть, он сияет, а хромированные части его бликуют прямо на несвежую плитку. Моя знаменитая ванна пожухла в свете его совершенства. Генералиссимус!
Здесь я замолчал, пораженный собственной вдохновенной речью.
Можайский тоже некоторое время молчал. Было слышно, как он сопит.
Потом он сказал: - Ай, бля, Макаров.
И повесил трубку.
Ничего человечество не добьется, пока не научится относиться к своей сантехнике с должным уважением.
- Что вы наделали, сантехники? -слабо бормотал я, бегая вокруг этих бессердечных извергов и хватая их пальцами за подошвы - что вы сделали с моим унитазом? Да, он был стар, но ведь еще и крепок, такими крепкими бывают старые солдаты, он служил мне верой и правдой, у него была своя история, были свои взлеты и падения, свои за и против, свои гуньки и пилюлькины.
Как вам вот такая вам история, сантехники: кидал во чрево оное Петр бутылки из-под пива, и разбивались они и забивался он, и поднимались воды сточные и топили соседей снизу. И приходили соседи и просили за испорченный ремонт пятьдесят тыщ и приходил к ним Овик и ремонтировал весь ремонт за трешку.
Сантехники не отвечали. Они, всюду топча, меняли металлические трубы на пластиковые. Напоследок, сантехники поинтересовались, продаю ли я велосипед, после чего ушли насовсем.
На следующий день я купил новый унитаз. Оглушенный потерей старого, новый покупал я вяло и рассеяно, стараясь выбрать подешевле. Ведь, какая теперь разница?
Я затащил коробку на свой этаж, занес в ванную и там распаковал.
И тут словно солнце внезапно выглянуло из-за туч. Словно белая фаянсовая звезда снизошла с небес, дабы своим светом озарить нас, убогих жителей Земли. Я зажмурился. Новый унитаз был дьявольски красив. Он выглядел, как произведение искусства. Его будто изваял сам Церетели, или какой-нибудь ещё такой же прекрасный скульптор.
Блестящие хромированные части его пускали затейливых солнечных зайчиков прямо на кафельную плитку.
Ко всему прочему, у него было две кнопки слива - большая и маленькая. Вместе они гармонично объединялись в одну большую и блестящую кнопку слива.
- Генералиссимус! - прошептал я в восхищении.
Мне захотелось, чтобы о новом унитазе узнал весь мир. А лучший способ рассказать о чём-то всему миру, как известно, пост в социальной сети.
Я почти занес указательный палец над буквой «я», с которой началось бы длинное предложение, усеянное эпитетами, восхвалениями, безудержными сравнениями и восходящими метафорами.
Но тут понял, что хвастаться унитазами в обществе не принято.
В обществе принято хвастаться всякой ерундой- пойманными покемонами, зубочистками с лошадиными головами, новыми айфонами, удачно проведенными выходными, рельефными торсами, но унитазы у них, видите ли не в почете.
Впрочем, на свете есть настоящие друзья, те, что во всём поддержат, поймут и протянут руку помощи и ухо понимания.
Именно таким другом я всегда считал известного писателя Али Можайского, которому и позвонил.
- Что делаешь, Али? - спросил я.
- Я сегодня не могу, - невпопад ответил Али, - у меня книга. Давай ближе к выходным созвонимся…
- Али, я купил унитаз - сказал я. Голос мой зазвенел. - Он белый и благородный, его будто изваял Церетели, на него больно смотреть, он сияет, а хромированные части его бликуют прямо на несвежую плитку. Моя знаменитая ванна пожухла в свете его совершенства. Генералиссимус!
Здесь я замолчал, пораженный собственной вдохновенной речью.
Можайский тоже некоторое время молчал. Было слышно, как он сопит.
Потом он сказал: - Ай, бля, Макаров.
И повесил трубку.
Ничего человечество не добьется, пока не научится относиться к своей сантехнике с должным уважением.