Националистическая революция и социалистический интернационализм
Продолжение цикла Октябрьская революция и Восток
When the Soviet Union Entered World Politics by Jon Jacobson
из главы 5 Soviet Russia and the British Empire: часть 2
Авторитарная модернизация,
националистическая революция и социалистический интернационализм
Посольство Советской России в Париже. 1924 г
На переднем плане справа: Шарль Раппопорт, французский коммунист в изгнании;
Кристиан Раковский; Леонид Красин, посол СССР.
.
Несмотря на революционную риторику и планы Коминтерна, те, кто совершил Октябрьскую революцию, проявили готовность пожертвовать поддержкой революционного восстания в Персии и Индии, чтобы установить и поддерживать нормальные отношения с ведущей нацией капиталистического мира.
После ультиматума Керзона НКИД приказал дипломатическому персоналу в Афганистане не иметь ничего общего с революционными элементами, а сотрудникам посольства в Персии - временно прекратить всю политическую деятельность и работу с секретными агентами.
Хотя содержание дискуссий в руководстве РКП(б) в деталях неизвестно, кажется, что этот выбор был сделан сознательно и предусмотрительно.
Троцкий, последовательный «западник», когда дело дошло до революционной большой стратегии, наиболее ясно сформулировал преимущества, которые можно получить, содействуя, а затем сдерживая силы революции в Азии. «Возможная советская революция на Востоке нам сейчас выгодна, - писал он Чичерину за шесть недель до II конгресса Коминтерна, - главным образом как крупный предмет дипломатического бартера с Англией».
Он отверг идею военной поддержки азиатской революции и призвал НКИД «продолжать всячески подчеркивать по всем доступным каналам нашу готовность прийти к взаимопониманию с Англией в отношении Востока».
Между тем Чичерин решительно возражал против каких-либо ограничений советско-коминтерновской деятельности в Азии до тех пор, пока проблемы региона не будут обсуждены и решены на полномасштабной англо-советской мирной конференции.
Однако он не мог контролировать переговоры, которые привели к заключению торгового соглашения с Англией в марте 1921 года. Они были в руках Красина, который занял гибкую позицию.
В июле 1920 года он обратился с вопросом об услугах за услугу непосредственно к Ллойд Джорджу: «Если мы пообещаем не создавать вам проблем на Востоке, пообещаете ли вы, что Франция не будет создавать нам проблем [в Польше]?»
В ответ Ллойд Джордж отверг идею общего компромисса в области безопасности между Европой и Азией.
Керзон не хотел исключать запрет на пропаганду из повестки дня переговоров.
Вопрос был решен Лениным. В январе 1921 г., столкнувшись с надвигающимся крахом российской экономики, он встал на сторону Красина и «категорически настаивал», как позднее писал Чичерин, на заключении соглашения.
ЦК, по-видимому, предоставил Красину все полномочия для завершения переговоров и подписания договора и в то же время уполномочил Чичерина попытаться изменить преамбулу договора, в которой содержалось запрещение пропаганды.
Чичерину удалось вычеркнуть из текста преамбулы упоминания о Малой Азии и Персии, а англичане взяли на себя ответное обещание не вмешиваться в дела территорий бывшей царской империи.
Но Чичерин отнюдь не был удовлетворен. Его больше всего беспокоило то, что британцы так много выигрывают от договора, что у них не будет стимула продолжать политические переговоры с Москвой. Следовательно, предсказал он в одной депеше Красину, «нашей восточной политике будет нанесен тяжелый удар».
Этого не произошло, ибо пока Красин вел переговоры в Европе, Чичерин договорами с Персией, Афганистаном и Турцией заложил основу долгосрочных советских отношений в Азии.
Почему же тогда большевики были готовы отказаться от помощи мусульманам Азии ради заключения торгового соглашения с Англией?
Прежде всего ожидалось, что переговоры с Лондоном приведут к полному дипломатическому признанию и последующему англо-советскому политическому соглашению и мирному соглашению - соглашению, которое урегулирует международные отношения в Юго-Западной Азии с учетом там советских интересов - и выиграет для нового советского государста легитимное место среди великих держав Европы.
Предполагаемые выгоды от отношений с ведущей империалистической державой были достаточно заманчивыми, чтобы компенсировать отступление от революции в исламской Азии, особенно в том плане, что и Ленин, и Красин ожидали, что коммерческое соглашение откроет путь к аналогичным соглашениям с более технологически развитыми Соединенными Штатами и Германия. И действительно, Германия и многие другие европейские государства, за исключением Франции, заключали торговые соглашения с Советской Россией в 1921 году.
Во-вторых, поддержка революционной деятельности в Центральной и Юго-Западной Азии стала скорее стратегической обузой, чем преимуществом, когда перспективы пролетарской революции в Европе угасли и там укрепились антикоммунистические режимы.
В глобальной политической ситуации после Гражданской войны восстание, подрывная деятельность и пропаганда на южном периметре советского суверенитета могли лишь привлечь внимание империалистических государств и вызвать дипломатическое, если не военное вмешательство.
Такая деятельность поставила под угрозу внешнюю политику, на которой основывалась советская безопасность, политику, направленную на предотвращение «капиталистического окружения» и прекращение дипломатической и экономической изоляции.
В-третьих, руководство РКП(б) весьма нерешительно относилось к использованию значительных мусульманских сил, присоединившихся к Красной Армии, против контрреволюции в годы Гражданской войны как средства экспорта революции на южную окраину Российской Федерации.
Те мусульманские национал-коммунисты в РКП(б), которые призывали партию сделать это, были отстранены от влиятельных позиций в партийной организации. Было высказано предположение, что враждебность ко всем религиям, включая ислам, а также страх и недоверие к независимым и неконтролируемым местным революционным движениям были основными причинами этого нежелания использовать «исламское оружие».
Очень вероятно, что русские в партийном руководстве понимали, что использование советских мусульман для содействия национальному самоопределению в исламской Азии, даже если это серьезно расшатывает Британскую империю, будет только поощрять стремление мусульман к национальному самоопределению в пределах отвоеванной Российской империи. .
Следовательно, революционное движение в исламской Азии все более и более попадало под контроль евро-российского руководства в Москве и Петрограде. Этот контроль был построен, начиная со Второго конгресса Коминтерна и достиг кульминации на Четвертом, определяя революционное движение в Азии как националистическое, как буржуазно-демократическое, как антиимпериалистическое и как союзное пролетариату Европы и России.
В то время как Бакинский съезд был драматическим выражением незамысловатого антиевропейского исламского национализма, Коммунистический Интернационал, под эгидой которого он был созван, оставался достоянием европейцев и русских, которые утверждали теоретическое и стратегическое первенство пролетарской классовой борьбы в развитом капиталистическом обществе.
Наконец, мусульманская культура была сильнее и непроницаемее, а социальные структуры Центральной и Юго-Западной Азии более сложными и неоднородными, чем это признавали те, кто в Коминтерне выступал за немедленную и целостную интернационализацию Октябрьской революции в Персию и Индию.
Эти условия омрачили перспективы быстрой социальной революции в исламской Азии.
Таким образом, с исторической точки зрения решение об ограничении поддержки революции кажется принятым правильно.
Двенадцатимесячный период от провозглашения Гилянской советской республики в мае 1920 г. до ухода М.Н. Роя из Ташкента и роспуска Среднеазиатского бюро Коминтерна в мае 1921 г. был моментом международной социалистической революции в Центральной и Юго-Западной Азии.
После этого ожидание того, что Октябрьская революция может быть продолжена в этих областях, все меньше присутствовало как фактор как в советских международных отношениях, так и в делах Коминтерна, и восстание перестало быть основным средством «антиимпериалистической борьбы» на Ближнем Востоке.
Вместо этого Москва поддерживала нейтралистско-националистические и модернизирующие режимы на южном периметре Российской Федерации, и делала это посредством нормальных отношений, поддерживаемых НКИД. Стремление к дружественным отношениям со стабильными нейтралистскими режимами, основанным на взаимном антиимпериализме, нашло отражение в договорах, заключенных с Персией, Афганистаном и Турцией в феврале-марте 1921г.
Каждое из этих соглашений открыто выражало взаимную солидарность против британского империализма. Они также гарантировали народам Азии право на самоопределение, исключали вмешательство в их внутренние дела, строго запрещали прямое или косвенное ведение революционной агитации и пропаганды.
Вместе договоры создали модель отказа от восстания, которая была продолжена в коммерческом соглашении, подписанном в Лондоне в тот же период. В Азии, как и в Европе, ценой нормальных и стабильных политических и экономических отношений было обещание остановить революционную деятельность.
В действительности революционный социализм не преуспел в формально независимых или полузависимых государствах Средней и Юго-Западной Азии и Восточного Средиземноморья. В Афганистане не было ни коммунистической, ни социалистической партии, и Коминтерн не прилагал особых усилий для их поощрения.
В других местах националистически настроенные авторитарные модернизаторы преследовали коммунистические партии, выступая против британского империализма.
В Египте националистическая партия Вафд впервые пришла к власти в январе 1924 года, когда убедительная победа на выборах привела к формированию правительства во главе с Саадом Заглулом-пашой.
Саад Заглул-паша
Хотя Вафд выступал за независимость египетской экономики от иностранного господства, он представлял интересы землевладельцев и работодателей внутри страны и был враждебен рабочему движению и, в частности, Коммунистической партии Египта. В течение месяца после прихода к власти Заглул воспользовался серией забастовок и захватом фабрик в Александрии, чтобы запретить собрания коммунистов, и к октябрю он уничтожил партийное руководство, заключив в тюрьму одних и заставив других уйти в отставку.
Когда Коминтерн попытался воссоздать ЦК партии из иностранцев, главным образом евреев из Палестины, направленных для этой цели в Каир, правительство арестовало весь состав ЦК. К 1928 году Коммунистическая партия Египта исчезла как организация и была представлена на Шестом конгрессе Коминтерна Коммунистической партией Палестины.
Мустафа Кемаль-паша сформировал свою Турецкую националистическую партию в 1919 году с намерением отвергнуть Севрский договор и предотвратить раздел Анатолии между греками, армянами и курдами. Первым внешнеполитическим действием его националистического правительства было направление в Москву высокопоставленной делегации, уполномоченной установить отношения с Советской Россией.
Кемаля не волновали идеологические различия между двумя режимами. Как он впоследствии сказал членам Национального собрания Турции: «Наше обедневшее и страдающее Отечество, осажденное врагами со всех сторон, не должно заботиться о внутренних убеждениях врагов наших врагов».
По условиям апрельского 1920 года военного соглашения с Москвой турецкая армия получила легкое вооружение и боеприпасы, а три корабля бывшего Османского флота были вооружены в России.
Коммунизм в Турции был другим делом. Когда Коминтерн основал Коммунистическую партию Турции, турецкие власти создали свою собственную «зубатовскую» коммунистическую партию, спонсируемую полицией, выделили ей годовой бюджет в 15 000 лир и постановили, что никто не может называть себя коммунистом, не зарегистрировавшись в этой партии.
Основатель Коммунистической партии Турции Мустафа Суфи (слева),
генеральный секретарь Этем Неджат (в центре) и Исмаил Хакки (справа) (нижний ряд)
А в январе 1921 года лидер Коммунистической партии Турции Мустафа Субхи и весь состав ее ЦК при въезде в Турцию из Батума были утоплены*, находясь в руках турецких властей. Ноты протеста из Москвы не поступало.
* - 28 января 1921 года группа турецких коммунистов во главе с Субхи,
спасаясь от преследователей, вынуждена была безоружной отплыть в Чёрное море на шхуне.
В ночь на 29 января Мустафа Субхи и все его товарищи были зарезаны
капитаном и его командой, что получило название «Бойня пятнадцати».
Турция была краеугольным камнем политики Чичерина в Юго-Западной Азии. Ленин считал, что «бешеное угнетение» Турции державами Антанты будет способствовать благоприятным советско-турецким отношениям, несмотря на то, что страной руководили «кадеты, октябристы и националисты».
А Чичерин видел в националистической Турции защиту от интервентов, спонсируемых союзниками, вновь появившихся в закавказском «подбрюшье» новых советских республик. (Армии Деникина и Врангеля снабжались через проливы и Черное море.)
Советско-турецкий договор от марта 1921 г. - первый договор, заключенный любой из этих стран с другим государством, игравшим важную роль на международной арене, - сделал проливы заботой черноморских держав.
А Чичерин отправился на Лозаннскую конференцию (ноябрь 1922 г. - июль 1923 г.), чтобы добиться международного признания принципа закрытия проливов для всех военных кораблей, кроме турецких.
Там он оказался изолированным и лишенным возможности торговаться.
Турецкая делегация согласилась с измененной формой позиции союзников, которая демилитаризовала проливы и поставила их под международный контроль.
По итогам конференции Кемаль был избран президентом вновь созданной Турецкой Республики. Он укрепил свое правление, отменил халифат и провел реформы. Он также запретил коммунистические газеты и демонстрации, подавил контролируемую коммунистами федерацию труда, арестовал более трехсот членов Коммунистической партии Турции и запретил ее. С тех пор она остается незаконной.
Наблюдая за этими событиями изнутри Коммунистического Интернационала, делегаты Российской Коммунистической партии - от Зиновьева и Радека до Бухарина и Сталина - настаивали на том, что в Азии наступает «антиимпериалистическая борьба».
Авторитарные модернизаторы там были объективно революционными, руководство РКП(б) отчитывалось и перед Коминтерном, и перед партийными съездами.
Националистические реформаторы подорвали как местный «феодализм», так и глобальный империализм, даже если их движения не имели пролетарской базы или социалистической программы.
По этой причине, а также потому, что время освободительной классовой борьбы в Азии еще не пришло, азиатские коммунисты должны были продолжать поддерживать национально-освободительные движения в «единых антиимпериалистических фронтах».
Против этой линии выступил М. Н. Рой, утверждавший, что революционные неудачи в Азии свидетельствуют о ненадежности тамошней националистической буржуазии. Его точку зрения периодически поддерживали делегаты от персидской, турецкой и китайской партий.
Манабендра Рой или М.Н.Рой (1887-1954)
индийский революционер и коммунист, политик и философ,
деятель Коминтерна в 1920-х годах
Ко времени Пятого конгресса Коминтерна в июне-июле 1924 г. революционная стратегия и тактика основывались на ином наборе убеждений, чем те, на которых Коминтерн был основан шестью годами ранее, когда считалось, что глобальная революция будет единым непрерывным процессом, происходящим на многих фронтах одновременно, и что пролетарские восстания в Европе были в считанных днях или неделях от успеха.
Одна из новых предпосылок заключалась в том, что силы национальной революции, выступающие против местного «феодализма» и иностранного империализма, были так же важны для «мирового революционного процесса», как и обычная классовая борьба.
Другой заключался в том, что различные национальные условия привели бы к череде революций в отдельных странах, а не к единому движению.
Еще одним было то, что революционные прорывы происходили там и тогда, когда власть государства была наименее сильна и менее всего способна их подавить, то есть в наименее развитых, а не в наиболее развитых регионах земного шара.
Замечательные последствия этих стратегических поворотов наиболее ярко видны в инструкциях, изданных ИККИ различным «секциям» Коммунистического Интернационала по всему колониальному и полузависимому миру в 1924-1925 годах.
Примат антиимпериалистического национализма над традиционной классовой борьбой был очевиден в тезисах Коминтерна, который санкционировал поддержку советским правительством авторитарных националистов в Египте, Турции и Персии, но в то же время не выступали против и не критиковали расправу над коммунистами всеми тремя режимами.
В других местах давние религиозные, этнические и расовые различия будут заглушены борьбой против Британской империи.
Коммунистическая партия Палестины состояла почти исключительно из еврейских социал-демократических эмигрантов из царской России. ИККИ поручил им вовлечь в свою организацию арабские массы и поддержать арабских националистов в борьбе против британского мандата на Палестину, с одной стороны, и против буржуазного сионизма, с другой. Евреи и арабы должны были объединиться в единое движение, направленное на независимость Палестины.
Столь же замечательны были действия, предпринятые Коммунистической партией Южной Африки.
В духе антиимпериалистического национального освобождения Коминтерн решил создать профсоюз, который объединил бы белых, черных, цветных и индийцев в общей борьбе против британского империализма.
Завтра: О влиянии революции
When the Soviet Union Entered World Politics by Jon Jacobson
из главы 5 Soviet Russia and the British Empire: часть 2
Авторитарная модернизация,
националистическая революция и социалистический интернационализм
Посольство Советской России в Париже. 1924 г
На переднем плане справа: Шарль Раппопорт, французский коммунист в изгнании;
Кристиан Раковский; Леонид Красин, посол СССР.
.
Несмотря на революционную риторику и планы Коминтерна, те, кто совершил Октябрьскую революцию, проявили готовность пожертвовать поддержкой революционного восстания в Персии и Индии, чтобы установить и поддерживать нормальные отношения с ведущей нацией капиталистического мира.
После ультиматума Керзона НКИД приказал дипломатическому персоналу в Афганистане не иметь ничего общего с революционными элементами, а сотрудникам посольства в Персии - временно прекратить всю политическую деятельность и работу с секретными агентами.
Хотя содержание дискуссий в руководстве РКП(б) в деталях неизвестно, кажется, что этот выбор был сделан сознательно и предусмотрительно.
Троцкий, последовательный «западник», когда дело дошло до революционной большой стратегии, наиболее ясно сформулировал преимущества, которые можно получить, содействуя, а затем сдерживая силы революции в Азии. «Возможная советская революция на Востоке нам сейчас выгодна, - писал он Чичерину за шесть недель до II конгресса Коминтерна, - главным образом как крупный предмет дипломатического бартера с Англией».
Он отверг идею военной поддержки азиатской революции и призвал НКИД «продолжать всячески подчеркивать по всем доступным каналам нашу готовность прийти к взаимопониманию с Англией в отношении Востока».
Между тем Чичерин решительно возражал против каких-либо ограничений советско-коминтерновской деятельности в Азии до тех пор, пока проблемы региона не будут обсуждены и решены на полномасштабной англо-советской мирной конференции.
Однако он не мог контролировать переговоры, которые привели к заключению торгового соглашения с Англией в марте 1921 года. Они были в руках Красина, который занял гибкую позицию.
В июле 1920 года он обратился с вопросом об услугах за услугу непосредственно к Ллойд Джорджу: «Если мы пообещаем не создавать вам проблем на Востоке, пообещаете ли вы, что Франция не будет создавать нам проблем [в Польше]?»
В ответ Ллойд Джордж отверг идею общего компромисса в области безопасности между Европой и Азией.
Керзон не хотел исключать запрет на пропаганду из повестки дня переговоров.
Вопрос был решен Лениным. В январе 1921 г., столкнувшись с надвигающимся крахом российской экономики, он встал на сторону Красина и «категорически настаивал», как позднее писал Чичерин, на заключении соглашения.
ЦК, по-видимому, предоставил Красину все полномочия для завершения переговоров и подписания договора и в то же время уполномочил Чичерина попытаться изменить преамбулу договора, в которой содержалось запрещение пропаганды.
Чичерину удалось вычеркнуть из текста преамбулы упоминания о Малой Азии и Персии, а англичане взяли на себя ответное обещание не вмешиваться в дела территорий бывшей царской империи.
Но Чичерин отнюдь не был удовлетворен. Его больше всего беспокоило то, что британцы так много выигрывают от договора, что у них не будет стимула продолжать политические переговоры с Москвой. Следовательно, предсказал он в одной депеше Красину, «нашей восточной политике будет нанесен тяжелый удар».
Этого не произошло, ибо пока Красин вел переговоры в Европе, Чичерин договорами с Персией, Афганистаном и Турцией заложил основу долгосрочных советских отношений в Азии.
Почему же тогда большевики были готовы отказаться от помощи мусульманам Азии ради заключения торгового соглашения с Англией?
Прежде всего ожидалось, что переговоры с Лондоном приведут к полному дипломатическому признанию и последующему англо-советскому политическому соглашению и мирному соглашению - соглашению, которое урегулирует международные отношения в Юго-Западной Азии с учетом там советских интересов - и выиграет для нового советского государста легитимное место среди великих держав Европы.
Предполагаемые выгоды от отношений с ведущей империалистической державой были достаточно заманчивыми, чтобы компенсировать отступление от революции в исламской Азии, особенно в том плане, что и Ленин, и Красин ожидали, что коммерческое соглашение откроет путь к аналогичным соглашениям с более технологически развитыми Соединенными Штатами и Германия. И действительно, Германия и многие другие европейские государства, за исключением Франции, заключали торговые соглашения с Советской Россией в 1921 году.
Во-вторых, поддержка революционной деятельности в Центральной и Юго-Западной Азии стала скорее стратегической обузой, чем преимуществом, когда перспективы пролетарской революции в Европе угасли и там укрепились антикоммунистические режимы.
В глобальной политической ситуации после Гражданской войны восстание, подрывная деятельность и пропаганда на южном периметре советского суверенитета могли лишь привлечь внимание империалистических государств и вызвать дипломатическое, если не военное вмешательство.
Такая деятельность поставила под угрозу внешнюю политику, на которой основывалась советская безопасность, политику, направленную на предотвращение «капиталистического окружения» и прекращение дипломатической и экономической изоляции.
В-третьих, руководство РКП(б) весьма нерешительно относилось к использованию значительных мусульманских сил, присоединившихся к Красной Армии, против контрреволюции в годы Гражданской войны как средства экспорта революции на южную окраину Российской Федерации.
Те мусульманские национал-коммунисты в РКП(б), которые призывали партию сделать это, были отстранены от влиятельных позиций в партийной организации. Было высказано предположение, что враждебность ко всем религиям, включая ислам, а также страх и недоверие к независимым и неконтролируемым местным революционным движениям были основными причинами этого нежелания использовать «исламское оружие».
Очень вероятно, что русские в партийном руководстве понимали, что использование советских мусульман для содействия национальному самоопределению в исламской Азии, даже если это серьезно расшатывает Британскую империю, будет только поощрять стремление мусульман к национальному самоопределению в пределах отвоеванной Российской империи. .
Следовательно, революционное движение в исламской Азии все более и более попадало под контроль евро-российского руководства в Москве и Петрограде. Этот контроль был построен, начиная со Второго конгресса Коминтерна и достиг кульминации на Четвертом, определяя революционное движение в Азии как националистическое, как буржуазно-демократическое, как антиимпериалистическое и как союзное пролетариату Европы и России.
В то время как Бакинский съезд был драматическим выражением незамысловатого антиевропейского исламского национализма, Коммунистический Интернационал, под эгидой которого он был созван, оставался достоянием европейцев и русских, которые утверждали теоретическое и стратегическое первенство пролетарской классовой борьбы в развитом капиталистическом обществе.
Наконец, мусульманская культура была сильнее и непроницаемее, а социальные структуры Центральной и Юго-Западной Азии более сложными и неоднородными, чем это признавали те, кто в Коминтерне выступал за немедленную и целостную интернационализацию Октябрьской революции в Персию и Индию.
Эти условия омрачили перспективы быстрой социальной революции в исламской Азии.
Таким образом, с исторической точки зрения решение об ограничении поддержки революции кажется принятым правильно.
Двенадцатимесячный период от провозглашения Гилянской советской республики в мае 1920 г. до ухода М.Н. Роя из Ташкента и роспуска Среднеазиатского бюро Коминтерна в мае 1921 г. был моментом международной социалистической революции в Центральной и Юго-Западной Азии.
После этого ожидание того, что Октябрьская революция может быть продолжена в этих областях, все меньше присутствовало как фактор как в советских международных отношениях, так и в делах Коминтерна, и восстание перестало быть основным средством «антиимпериалистической борьбы» на Ближнем Востоке.
Вместо этого Москва поддерживала нейтралистско-националистические и модернизирующие режимы на южном периметре Российской Федерации, и делала это посредством нормальных отношений, поддерживаемых НКИД. Стремление к дружественным отношениям со стабильными нейтралистскими режимами, основанным на взаимном антиимпериализме, нашло отражение в договорах, заключенных с Персией, Афганистаном и Турцией в феврале-марте 1921г.
Каждое из этих соглашений открыто выражало взаимную солидарность против британского империализма. Они также гарантировали народам Азии право на самоопределение, исключали вмешательство в их внутренние дела, строго запрещали прямое или косвенное ведение революционной агитации и пропаганды.
Вместе договоры создали модель отказа от восстания, которая была продолжена в коммерческом соглашении, подписанном в Лондоне в тот же период. В Азии, как и в Европе, ценой нормальных и стабильных политических и экономических отношений было обещание остановить революционную деятельность.
В действительности революционный социализм не преуспел в формально независимых или полузависимых государствах Средней и Юго-Западной Азии и Восточного Средиземноморья. В Афганистане не было ни коммунистической, ни социалистической партии, и Коминтерн не прилагал особых усилий для их поощрения.
В других местах националистически настроенные авторитарные модернизаторы преследовали коммунистические партии, выступая против британского империализма.
В Египте националистическая партия Вафд впервые пришла к власти в январе 1924 года, когда убедительная победа на выборах привела к формированию правительства во главе с Саадом Заглулом-пашой.
Саад Заглул-паша
Хотя Вафд выступал за независимость египетской экономики от иностранного господства, он представлял интересы землевладельцев и работодателей внутри страны и был враждебен рабочему движению и, в частности, Коммунистической партии Египта. В течение месяца после прихода к власти Заглул воспользовался серией забастовок и захватом фабрик в Александрии, чтобы запретить собрания коммунистов, и к октябрю он уничтожил партийное руководство, заключив в тюрьму одних и заставив других уйти в отставку.
Когда Коминтерн попытался воссоздать ЦК партии из иностранцев, главным образом евреев из Палестины, направленных для этой цели в Каир, правительство арестовало весь состав ЦК. К 1928 году Коммунистическая партия Египта исчезла как организация и была представлена на Шестом конгрессе Коминтерна Коммунистической партией Палестины.
Мустафа Кемаль-паша сформировал свою Турецкую националистическую партию в 1919 году с намерением отвергнуть Севрский договор и предотвратить раздел Анатолии между греками, армянами и курдами. Первым внешнеполитическим действием его националистического правительства было направление в Москву высокопоставленной делегации, уполномоченной установить отношения с Советской Россией.
Кемаля не волновали идеологические различия между двумя режимами. Как он впоследствии сказал членам Национального собрания Турции: «Наше обедневшее и страдающее Отечество, осажденное врагами со всех сторон, не должно заботиться о внутренних убеждениях врагов наших врагов».
По условиям апрельского 1920 года военного соглашения с Москвой турецкая армия получила легкое вооружение и боеприпасы, а три корабля бывшего Османского флота были вооружены в России.
Коммунизм в Турции был другим делом. Когда Коминтерн основал Коммунистическую партию Турции, турецкие власти создали свою собственную «зубатовскую» коммунистическую партию, спонсируемую полицией, выделили ей годовой бюджет в 15 000 лир и постановили, что никто не может называть себя коммунистом, не зарегистрировавшись в этой партии.
Основатель Коммунистической партии Турции Мустафа Суфи (слева),
генеральный секретарь Этем Неджат (в центре) и Исмаил Хакки (справа) (нижний ряд)
А в январе 1921 года лидер Коммунистической партии Турции Мустафа Субхи и весь состав ее ЦК при въезде в Турцию из Батума были утоплены*, находясь в руках турецких властей. Ноты протеста из Москвы не поступало.
* - 28 января 1921 года группа турецких коммунистов во главе с Субхи,
спасаясь от преследователей, вынуждена была безоружной отплыть в Чёрное море на шхуне.
В ночь на 29 января Мустафа Субхи и все его товарищи были зарезаны
капитаном и его командой, что получило название «Бойня пятнадцати».
Турция была краеугольным камнем политики Чичерина в Юго-Западной Азии. Ленин считал, что «бешеное угнетение» Турции державами Антанты будет способствовать благоприятным советско-турецким отношениям, несмотря на то, что страной руководили «кадеты, октябристы и националисты».
А Чичерин видел в националистической Турции защиту от интервентов, спонсируемых союзниками, вновь появившихся в закавказском «подбрюшье» новых советских республик. (Армии Деникина и Врангеля снабжались через проливы и Черное море.)
Советско-турецкий договор от марта 1921 г. - первый договор, заключенный любой из этих стран с другим государством, игравшим важную роль на международной арене, - сделал проливы заботой черноморских держав.
А Чичерин отправился на Лозаннскую конференцию (ноябрь 1922 г. - июль 1923 г.), чтобы добиться международного признания принципа закрытия проливов для всех военных кораблей, кроме турецких.
Там он оказался изолированным и лишенным возможности торговаться.
Турецкая делегация согласилась с измененной формой позиции союзников, которая демилитаризовала проливы и поставила их под международный контроль.
По итогам конференции Кемаль был избран президентом вновь созданной Турецкой Республики. Он укрепил свое правление, отменил халифат и провел реформы. Он также запретил коммунистические газеты и демонстрации, подавил контролируемую коммунистами федерацию труда, арестовал более трехсот членов Коммунистической партии Турции и запретил ее. С тех пор она остается незаконной.
Наблюдая за этими событиями изнутри Коммунистического Интернационала, делегаты Российской Коммунистической партии - от Зиновьева и Радека до Бухарина и Сталина - настаивали на том, что в Азии наступает «антиимпериалистическая борьба».
Авторитарные модернизаторы там были объективно революционными, руководство РКП(б) отчитывалось и перед Коминтерном, и перед партийными съездами.
Националистические реформаторы подорвали как местный «феодализм», так и глобальный империализм, даже если их движения не имели пролетарской базы или социалистической программы.
По этой причине, а также потому, что время освободительной классовой борьбы в Азии еще не пришло, азиатские коммунисты должны были продолжать поддерживать национально-освободительные движения в «единых антиимпериалистических фронтах».
Против этой линии выступил М. Н. Рой, утверждавший, что революционные неудачи в Азии свидетельствуют о ненадежности тамошней националистической буржуазии. Его точку зрения периодически поддерживали делегаты от персидской, турецкой и китайской партий.
Манабендра Рой или М.Н.Рой (1887-1954)
индийский революционер и коммунист, политик и философ,
деятель Коминтерна в 1920-х годах
Ко времени Пятого конгресса Коминтерна в июне-июле 1924 г. революционная стратегия и тактика основывались на ином наборе убеждений, чем те, на которых Коминтерн был основан шестью годами ранее, когда считалось, что глобальная революция будет единым непрерывным процессом, происходящим на многих фронтах одновременно, и что пролетарские восстания в Европе были в считанных днях или неделях от успеха.
Одна из новых предпосылок заключалась в том, что силы национальной революции, выступающие против местного «феодализма» и иностранного империализма, были так же важны для «мирового революционного процесса», как и обычная классовая борьба.
Другой заключался в том, что различные национальные условия привели бы к череде революций в отдельных странах, а не к единому движению.
Еще одним было то, что революционные прорывы происходили там и тогда, когда власть государства была наименее сильна и менее всего способна их подавить, то есть в наименее развитых, а не в наиболее развитых регионах земного шара.
Замечательные последствия этих стратегических поворотов наиболее ярко видны в инструкциях, изданных ИККИ различным «секциям» Коммунистического Интернационала по всему колониальному и полузависимому миру в 1924-1925 годах.
Примат антиимпериалистического национализма над традиционной классовой борьбой был очевиден в тезисах Коминтерна, который санкционировал поддержку советским правительством авторитарных националистов в Египте, Турции и Персии, но в то же время не выступали против и не критиковали расправу над коммунистами всеми тремя режимами.
В других местах давние религиозные, этнические и расовые различия будут заглушены борьбой против Британской империи.
Коммунистическая партия Палестины состояла почти исключительно из еврейских социал-демократических эмигрантов из царской России. ИККИ поручил им вовлечь в свою организацию арабские массы и поддержать арабских националистов в борьбе против британского мандата на Палестину, с одной стороны, и против буржуазного сионизма, с другой. Евреи и арабы должны были объединиться в единое движение, направленное на независимость Палестины.
Столь же замечательны были действия, предпринятые Коммунистической партией Южной Африки.
В духе антиимпериалистического национального освобождения Коминтерн решил создать профсоюз, который объединил бы белых, черных, цветных и индийцев в общей борьбе против британского империализма.
Завтра: О влиянии революции