Сексизм: когда становится не до смеха
Из существующих более 180 государств мира только 11 возглавляют женщины
Фрагмент литографии Оноре Домье, 1844 год
Когда мужчины начинают шутить про женщин, дело может запахнуть порохом. Взгляд amparo_a на то, где начинается гендерная дискриминация.
Идут мать с дочкой через лес. Мать тревожится.
- Может, лучше вернемся? Места глухие, еще кто нападет и изнасилует...
Дочка (со вздохом).
- Оставьте, мама - не с нашим счастьем.
«Бородатый» сельский анекдот
«Давайте я вам расскажу о моих проблемах с девушками. Три вещи случаются, когда они в лаборатории: ты влюбляешься в них, они влюбляются в тебя, а затем, когда ты их критикуешь, они плачут»
Шутка сэра Тима Ханта, почетного профессора Университетского колледжа Лондона, на конференции 9 июня 2015 года.
Мир полон мизогинного «юмора», первые попавшиеся образчики которого приведены выше. Анекдоты про изнасилования и убийство тещ, шутки про женщин за рулем и «женскую логику», веселые комплименты на сексуальные темы, жесты и гримасы, звуки и жизнерадостные хлопки по заднице - в этом потоке дерьма нет ни конца, ни начала. Очень хотелось бы думать, что подобное поведение присуще лишь дремучим патриархалам из далеких селений, но увы: мизогинный «юмор» можно услышать от вполне цивилизованных и даже либерально мыслящих мужчин, и никакая среда от него не страхует. Более того: естественная реакция женщин на подобные шуточки - а именно гнев и возмущение - вызывает искренне недоумение. «А чего здесь такого? Это всего лишь шутка!» В следующей реплике, как правило, присутствует обвинение в отсутствии чувства юмора - и в болезненной обидчивости.
Социум отказывает женщинам в праве негативной реакции на «шутки юмора», унижающие ее по гендерному признаку, в основном через маркирование ее эмоций как «неадекватных» и выведении ее поведения за рамки социально приемлемого. В глазах общественности в роли нарушителя общественных норм выступает не *****, рассказывающий веселые анекдоты про групповое изнасилование, а женщина, пославшая его за такое веселье по известному адресу: есть не *****, а душа компании и отличный парень, и вздорная истеричка, испортившая хороший вечер (дружное застолье).
Почему так? Потому, что уровень приемлемости того или иного отношения к социальной группе прямо связан со статусом этой группы. В Древнем Риме, например, раб был «говорящим орудием», юридически исключенным из мира свободных людей. Если свободного человека нельзя было убить, не нарушив закон, то с рабом рабовладелец мог сделать все, что угодно - скормить муренам или запороть насмерть. В начале 20 века в Российской империи крестьян могли пороть по закону, но физическое наказание для других сословий было запрещено. И т. д., и т. п. Всегда и везде для доминирующей и дискриминируемой группы понятие нормы существенно отличается, в том числе и в плане повседневных поведенческих паттернов. Возвращаясь к нашим баранам, замечу, что помойное остроумие и унитазные шутки, среди прочего, служат напоминанием о подлинном статусе. Не бывает «добродушного высмеивания»: превращение социальной группы в объект насмешек всегда служит средством установления иерархии.
Понятно, что любая негативная реакция на «здоровый юмор» со стороны объекта этого юмора подсознательно воспринимается как бунт, как посягательство на священные, врожденные и неотъемлемые права. И точно так же воспринимаются женские шутки в адрес мужчин, отзеркаливающие их мизогинные шедевры. Гнев, обида или ярость женщины меняют статус ситуации, переводя ее с уровня нормы (А пошутил, Б посмеялась) на уровень социальной девиации (А грубо и беспричинно оскорбил Б), а с него - на уровень конфликта социальных групп (Б подала на А в суд/обратилась в СМИ/ударила бутылкой по голове), чего лицемерное современное общество с его формальным равноправием никак допустить никак не хочет. И наоборот: легчайший способ «решить» проблему - объявить ее не существующей. «Тебе почудилось, дорогая. В этих шутках нет ничего обидного. У тебя просто нет чувства юмора, да, да, да. Да.».