Сколько ног у мухи, согласно Аристотелю
Глаза мух состоят из 4 тысяч шестиугольных хрусталиков и могут одновременно смотреть
в нескольких направлениях, и различать недоступный зрению человека ультрафиолет
Кадр из мультфильма Бориса Степанцева «Муха-Цокотуха» (1976)
Действительно ли древнегреческий учёный Аристотель (384 до н. э. - 322 до н. э.), пересчитавший ноги осьминогам, каракатицам, кальмарам и различным ракообразным, утверждал, что у мухи - восемь ног? kouprianov раз и навсегда проясняет ситуацию. Иногда, полагаю, в порядке невинного троллинга, меня спрашивают, что я думаю о тех, кто говорит, будто бы Аристотель утверждал, что у мухи восемь ног, а также что я думаю об Аристотеле в связи с этим. Чтобы закрыть тему раз и навсегда, отвечаю отдельной записью. Сразу хотел бы подчеркнуть, что рассуждения по данному вопросу выходят далеко за пределы компетенции любого, кто не владеет древнегреческим. Поэтому то, что я пишу, можно признать верным только в той мере, в которой я знаком с вопросом по переводам на современные языки и способен сопоставить переводы с оригиналом.
В известных мне сочинениях Аристотеля о животных (История животных, О частях животных, О движении животных, О походке животных, О возникновении животных, Parva naturalia) вопрос о точном количестве ног у мух не обсуждается (UPD: хотя можно интерпретировать один из фрагментов О частях животных как явное указание на наличие именно трех пар, поскольку он пишет сначала о том, что передние ноги бывают длиннее прочих, и можно видеть, как мухи и пчелы трут ими глаза, а потом - о том, что задние бывают больше средних PA 683a, а далее - о том, что речь шла о шестиногих - Ἑξάποδα - PA 683b). Аристотель неоднократно указывал, что у «животных без крови» более четырех ног (см., например, HA 489a). Он подробно разбирал вопрос о количестве ног у осьминогов, каракатиц и кальмаров, а также различных ракообразных, и там считал их довольно аккуратно (см., например, HA 523b-524a, 525a-b et ff.). Вместе с тем, ни одно аристотелевское животное, которое можно так или иначе идентифицировать с мухами (по крайней мере, он отличал двукрылых насекомых от четырехкрылых, см. HA 490a) - myia, myops, konops, empis, oistros (понять, что это за насекомые, довольно трудно, и сходство с современной номенклатурной латынью не должно вводить в заблуждение - это не Conopidae, не Empididae и не Oestridae, например, но это, скорее всего, Diptera в современном понимании) не стало в этом отношении предметом детальных разбирательств.
Вместе с тем, имеется одно аристотелевское животное, которое могло бы послужить основой для этой байки. Это ephemeron, дважды обсуждающийся в Истории животных (см. HA 490a-b, 552b). Животное крылатое четвероногое (ζῷον πτερωτὸν τετράπουν NB! не восьминогое, т. е., количество ног по отношению к насекомым в современном понимании занижено, а не завышено), живущее в реке Гипанис (что это за река тоже не вполне ясно: Южный Буг или Кубань, скорее, последняя, поскольку Аристотель поясняет, что речь идет о Гипанисе около Босфора Киммерийского: HA 552b). Судя по описанию и месту происхождения, животное это было известно Аристотелю только с чужих слов. Есть некоторые основания отождествлять его с поденками (краткий срок жизни, появление из воды), хотя ни количество ног, ни обстоятельства его жизни в воде не могут быть соотнесены с точным описанием поденок. Отмечу особо, что ephemeron представлялся Аристотелю примечательным именно как летающее четвероногое (HA 490a-b), так что количество ног в данном случае, вероятнее всего, не может быть принято за описку.
Обсуждение того, каким образом Аристотель считал ноги у животного, которого он никогда не видел (а местных поденок, не образующих таких поражающих воображение скоплений, он специально нигде не рассматривал) представляется мне делом довольно бесперспективным. Уверен, попадись это животное ему в руки, он бы тщательно пересчитал ему ноги и лучше других описал бы его появление из воды. Однако, не имея возможности сделать это, Аристотель полагался на известное с чужих слов. В общем, ничего удивительного. Всепоглощающий скепсис по отношению к свидетельствам очевидцев стал надежным спутником зоолога только вместе с профессионализацией науки во второй половине девятнадцатого столетия. Однако не понимаю, почему именно эта история наделала столько шума. В конце-концов, нас не очень занимают его же сообщения о крылатых змеях из Эфиопии (HA 490a), и вопрос о том, что за реальное животное описано таким образом (да и было ли оно вообще, это реальное животное?), довольно второстепенен.