«Хочу быть ясней и проще». Гарик Осипов ответил на вопросы «Журнала ЖЖ»
Изображение: сообщество поклонников Гарика Осипова во ВКонтакте
Музыкант, писатель koznodej, известный также под псевдонимом Граф Хортица, прославился в 90-е как радиоведущий. Его программы «Трансильвания беспокоит» и «Школа кадавров» получили статус культовых. Человек с широких кругом увлечений, Осипов открывал слушателям новые имена, делал снова модными артистов старых и всеми забытых. Среди прочего, Гарик пишет колонки в газету «Завтра», гастролирует в составе дуэта «Зомби и сын», выпустил книгу «Товары для Ротшильда». В связи со смертью Юрия Мамлеева многие вспоминали о Южинским кружке. Что это было за явление? Расскажите, пожалуйста, о вашем опыте столкновения с этим кружком, людьми, к нему близкими.
О существовании Юрия Мамлеева я узнал сравнительно рано, заинтересовался, однако, не имея возможности освоить его вещи целиком (в передаче западного радио был зачитан маленький фрагмент), был вынужден домысливать сюжеты и стиль самостоятельно. Так в эпоху цензуры и дефицита поступали многие любознательные личности, проявляя подчас колоссальную фантазию и чутье.
Затем, прочитав то, что можно было выловить в потоке самиздата, а позднее и в легально изданных книгах, я убедился, что все в них написано, как я себе представлял. Это, безусловно, классика, к которой можно либо охладеть после юношеских восторгов, либо, напротив, открыть ее для себя в солидном возрасте, как открывают, скажем, Льва Толстого.
Юрий Витальевич Мамлеев был не единственным мастером фантастического реализма в здешней литературе, но официально это называлось «сатира», «гротеск» и т. д. Достаточно назвать Евгения Шатько с культовой повестью «Пришелец - 73».
В годы подросткового одиночества я стойко верил, что кто-то должен продолжать в современном ключе линию Ремизова и Клычкова, чей «Чертухинский балакирь» и " Сахарного немца" я читал и перечитывал, не веря своим глазам.
Но с некоторых пор я не читаю готическую и фантастическую прозу современных писателей.
Авторов, условно говоря, южинского круга я узнавал по крупицам, цепко фиксируя имена. Мне очень нравился Игорь Холин, на чье стихотворение о машинах я обратил внимание еще в школьном «Букваре» (мне очень нравилось слушать, как читают стихи дети - мои сверстники и постарше, сравнивать), сильнейшее впечатление производили стихи и рисунки Ковенацкого, по которым можно было бы снять нечто в духе «Сумеречной зоны». Я очень люблю фантастические повести Абрама Терца, хотя, наверно, это человек из несколько иной среды. Евгения Головина я видел лишь дважды, во время записей литературно-философского приложения к моей радиопрограмме под названием «Финис Мунди».
Его приводил Александр Дугин, с которым они были знакомы давно и близко. Я уже об этом, наверно, говорил, потому что спрашивали, но мне с первых минут общения была мучительна мысль о том, сколько времени и сил отняли и будут отнимать до могилы у этого человека всевозможные зеваки и эксплуататоры. Мы говорили мало, успев обсудить горстку имен и вопросов, которые обсуждать было больше не с кем, и больше никогда не виделись.
Но я с громадным интересом читаю сборник официальных публикаций Головина, те, кто их собрал и опубликовал, сделали великое дело. Это кладезь чистого разума и путеводитель по необозначенным маршрутам без каких либо предсказуемых излишеств.
Мне не хотелось отнимать у него самое драгоценное - здоровье и время в обмен на дешевые панибратские «воспоминания» в стиле «я и адмирал».
Наследие южинского кружка заслуживает самого серьезного изучения, хотя в поведении и образах его персонажей подчас много юмора и бытовой фантастики.
Возможно об этой уникальной общности стоило бы снять художественный фильм, некую смесь Параджанова с Клайвом Баркером, но проблема с актерами (Табаков или Мишель Галабрю, допустим, сыграл бы Мамлеева, а Заманский или Теренс Стемп - Головина), боюсь только время для этого замысла упущено...
В последние годы традиционализм, евразийство стали чуть ли не доминирующими в риторике представителей власти, провластных медиа. В связи с этим говорят о победе идей Дугина, Лимонова. В самом деле можно сказать, что эти идеи стали мейнстримом? И если да, можно ли считать успех этих идей закономерным?
Отчасти, наверно, можно, только слово успех я бы взял в кавычки, как и любой другой успех советского типа на каком либо поприще. Идет переработка каких-то ископаемых, пещерных теорий прошлого века, из которых выскабливается некогда столь соблазнительный западный шик, делается это с необычайно серьезной физиономией, без юмора, без закономерного отвращения взрослого человека к собственной, пардон, роже.
Единственное, что было камнем преткновения между генералом и гувернером, это отсутствие у зарубежного фюрера бороды и косоворотки. Сейчас этот щекотливый момент уже не играет роли. Подрисовали, переодели, поверх маршей записали, как Вертинский поет про Сталина (душераздирающее исполнение).
И чем больше молодых карьеристов будет видеть в этом возможность обеспечить себе положение в обществе, не записав, ни написав, ни изобразив ничего значительного, тем длиннее будет очередь в эту гибридную кунсткамеру мавзолея, грааля и макдональдса.
Успех дубовой высокопарности безвкусия в стоеросовом захолустье вещь закономерная, хроническая. И глубоко чуждая самостоятельному человеку любого возраста, пола, цвета кожи и вероисповедания. Я не случайно приплел Макдональд’c - это стратегия провинциального щеголя, сперва критиковать и отговаривать, а потом подражать. Этакий колхозный гамлет-стилист, «мыслящий пугливыми шагами», отстающий, чтобы, как ему кажется, выиграть время, а потом догнать и перегнать.
Ведь вся наступательная риторика последних лет с многолетним опозданием повторяет доводы Буша-младшего, который в свою очередь обезьянил Рейгана времен удара по непонятно за что любимому ныне Каддафи и госпожу Тетчер времен Фолклендского кризиса, а суть этой демагогии «Бей первым, Фредди!» и это очень смешной фильм.
Так воспитанные на длинноволосых ценностях сперва посмеивались над панком, а потом, опять же, все равно, с большим опозданием, задним числом, пристраивали себя к этой субкультуре, не отрекаясь и от застойных атавистических симпатий, и не замечая, как превращаются в простых старых обезьян.
Уже кончается 2015 год, но по-прежнему очень много разговоров вокруг 90-х годов, «проклятых» или «великих». Вы в то время вели популярную радиопрограмму. Что это была за эпоха? Так ли сильно она отличается от сегодняшнего дня? Почему сейчас невозможны программы такого формата, как «Трансильвания беспокоит?»
Об этом периоде говорится действительно много, хотя иногда молчание выглядит содержательней, причем говорят. Как правило, одно и то же, как представители предыдущих «эпох» о своем времени, повторюсь и я - у меня изначально не было иллюзий насчет моих тогдашних современников, как не было их и в отношении их предшественников.
Однако я общался с ними, опровергая репутацию мизантропа и вредителя, возился, можно сказать, с митрофанушками обоих полов, прекрасно зная, как они распорядятся источником альтернативной даже не информации, а что намного ценнее - альтернативного восприятия вещей, на которые до поры до времени мало обращали внимание «серьезные» персоны.
Для кого-то мое радиошоу было бесплатным приложением к джентльменскому набору тогдашних банальностей: том вейтс, берроуз игги поп и т. п. Кому-то помогло погрязнуть в бессмысленном «коллекционировании», хотя, извиняюсь за пошлость, в гробу карманов нет. Но более всех раздражали те, кто пытается синтезировать какие-то имена и стили, которые в ту пору были символом шутливого нонконформизма, в нелепые гибриды чего-то «имперского» (слава б-гу, без ссылок на первоисточник), я имею в виду т. наз. «младоконсерваторов», которые и возрастом и демагогией очень напоминают сорокалетних комсомольских вожаков моей юности.
За тридцать лет свободного доступа к информации, самых широких возможностей для переоценки и самокритики, так и не создано ничего оригинального, что могло бы впечатлить постороннего наблюдателя. Я застал людей, для которых пределом были трофейный Тарзан и Марика Рёкк, во всей красе налюбовался теми, для кого «тарзан» Пинк Флойд и «По волне моей памяти», и так далее, думаю, вы, при желании, сами легко могли бы продолжить эту аналогию...
И этот командировочный роман в стиле гениальных песен Высоцкого про деревещину в большом городе, тоже явление хроническое.
Только, в отличие от своих предшественников, поколение девяностых не терпит насмешек и вообще комментариев со стороны, как полифем, отрывающий хвосты авиалайнерам, ностальгируя по лапкам, оторванным в детстве у мух.
У меня в одной повести старый приятель-провинциал, прослушав запись передачи, которую ведет в большом городе его земляк, после тягостной паузы, спрашивает у него: «а зачем ты туда себя вмонтировал?» То есть, он не рад его успеху и не верит в него. Наши товарищи тоже весьма настойчиво пытаются себя «вмонтировать», причем делают это так давно, что им кажется, что они себя давно «вмонтировали», просто их из зависти зажимают.
Ямайка - крохотный остров, населенный потомками африканских «дикарей», а музыку регги знают и уважают во всем мире без каких-либо «последних доводов королей».
Можно ли говорить о каких-то по-настоящему самобытных явлениях в постсоветской культуре?
Смотря кому, смотря о ком и до каких пор. Можно и говорить и верить, заражая других своим энтузиазмом. Главное, благополучно дождаться обострения отношений с окружающим миром, который никак не желает замечать эти самобытные явления. Хотя мне симпатичны люди, которые добиваются неприметных, но качественных результатов в том или ином жанре.
Относительно недавно у вас вышла новая книга «Конец января в Карфагене». Следите за тем, что происходит в русской литературе? Насколько важен для вас, чем интересен писательский опыт?
В первую очередь, я очень рад за людей, осуществивших, наконец, это издание. Большая часть рассказов в этой книге является данью уважения рядовым гражданам, социопатам и «чудикам», перед которыми я в бесконечном долгу.
Передо мной, не сразу, но весьма настойчиво возникла задача изобразить эти положения и лица, так, как это сделали бы они сами, ощутив острый импульс это сделать, без посторонних примесей и «ароматизаторов». Мое поколение мне дорого таким, как оно есть, без медосмотра и без стриптиза - скучный, скудный, но по-своему уникальный мир, исчезавший быстрее, чем я успевал его описывать.
И по мере появления рассказов, немногие сверстники признавались мне, что места и люди, чье описание в начале казалось им чересчур банальным, пропадая без следа из действительности, в моих историях обретают фантастическую окраску.
Есть ли сейчас мощное андеграундное движение в музыке? Стоит ли ждать какого-то большого прорыва в ближайшее время?
Вполне вероятно, если понимать «большой прорыв» как сугубо индивидуальное откровение, массовая популярность, как правило, присочиняется задним числом. В мои школьные годы, каждый мыслящий человек вздыхал по Ницше и Фрейду, хотя ознакомиться с ними, при желании, было легче, чем попасть на концерт Стаса Михайлова.
Иногда я слышу очень точные и умные слова от людей, у которых просто биологически все еще впереди, какие именно, повторять не буду, боюсь сглазить. Эти слова еще предстоит положить на музыку.
Мы все еще живем в эпоху постмодерна? Постмодернизм укореняется или наоборот, его время уходит? Отдельные люди продолжают жить в эпохе постмодерна, подобно тому, как их ровесники два десятилетия жили в эпохе Тарковского и Шнитке, дорожа культурно-эстетическим постоянством, выдаваемым за политическую стабильность. Так старушенция продолжает посещать «свой» гастроном, не замечая надписей на непонятном языке, не реагируя на акцент персонала.
Были люди, которые жили в эпохе Битлз, когда в эфире и чартах царили группы, вдохновленные Боуи и Рокси Мьюзик - им было комфортно кукситься и журить «молодежь» за невежество. Постмодернизм возник несколько ранее, нежели его «завезли» в постсоветский культторг, где его «заметили» местные законодатели умной моды.
Причем заметить его возникновение на Западе (выбрав что-нибудь себе по душе) мог самостоятельно любой обособленный самостоятельный человек, даже не вникая, как в точности ему следует называть это явление. Типа как вот есть голос, допустим, голос Рея Чарльза - звучит он потрясающе, и не важно, черный это поет или белый, слепой или зрячий, и как его правильно зовут - Рей Чарльз или все-таки Чарльз Рей? Впрочем, всевозможные пассеисты, младоконсерваторы и консервативные романтики выглядят еще фальшивее, дико напоминая доморощенных люмпен-фашистов, которым в любой германоязычной попсе слышалась (дешево и сердито) речь фюрера.
Впрочем, этому их научили эксперты-алкоголики старшего поколения.
Это уже личное, но мне то и дело попадается какой-то субъект, которому не дает покоя певица Alexandra (рано погибшая, но обычная эстрадная певица конца шестидесятых, аналог Лидии Клемент, хотя голосом, наверно, больше напоминает Пьеху) - дело в том, что ею сто процентов никто ни массово, ни узким кругом здесь сроду не увлекался, своих хватало, но она идеально вписывалась в эстетику моих радиопостановок. И вот этот теперь уже пожилой мужичок (двадцать лет прошло), которому ностальгировать бы по Синди Лопер, зачем-то терзает эту Александру в каком-то карикатурном «имперском» контексте, а другие убогие ему, похоже, верят.
Вы всегда, насколько можно судить, были «сами по себе». Имеют ли смысл в современном мире творческие группы, объединения? Боюсь, что это не желаемое действительное, а биографический факт. Одному как-то успевается больше. Если у вас есть задатки дирижера, важно помнить, что вы рискуете собрать не оркестр Джемса Ласта или Поля Мориа, а нечто в духе басни Крылова.
Закрывая выше затронутую тему постмодерна, современный человек может позволить себе многоликость, сохраняя единство в разнообразии, как говорится, без потери качества. Это может быть нечто одиозное, вроде Брейвика (или Фантомаса), который и «масон» и все, что хочешь, но может играть и полезную роль (люблю простые примеры), как тот же Боуи, «кармический хамелеон», внесший большой вклад в ломку устарелых стереотипов и предрассудков.
Панперсонализм становится нормой, как пансексуальность, но, что считать достижениями и преимуществами, а что - издержками метаморфоз подобного рода, об этом лучше судить людям по их личному опыту. Если позволяют время и средства, можно, конечно, и объединиться, но это чревато потерями, соперничеством и разочарованием, причем самое ценное - время, в отличие от средств, не воротишь.
Большую часть времени вы всё еще живете в Запорожье? Если да, то почему?
Я очень люблю родные места, а большая любовь - большое чувство, оно не изнуряет, а поддерживает человека в достойном виде. Мне просто очень нравится находиться «в своем элементе», если бы я родился в Новом Орлеане, наверно я бы отовсюду стремился туда.
Как, по-вашему, в последние годы Украина в культурном плане переживает спад или подъем?
Самые трагические и драматичные события в прошлом Украины рано или поздно находили воплощение в великих произведениях искусства. За них заплачено дорогой ценой, и это обязывает художника ко многому.
Что сейчас в первую очередь составляет предмет ваших интересов?
Хочу быть ясней и проще. Стремлюсь сохранить ясность восприятия и четкость представлений о близких мне вещах.
Одно дело, когда от «прекрасной эпохи» тебя отделяет десяток лет, и большая часть ее фигурантов в хорошей форме, и совсем другое дело - полвека.
Я не двурушничал, впадая в шизоидное вредительство, когда скверный старец мстит за свою пресыщенность, эксплуатируя поверхностность нового поколения потребителей, для которых он «специалист». Конкуренция, алчность и паранойя с элементами мании величия не имеют ничего общего с простодушными застольями, где звучат тосты «за старые группы».
Постепенно вместо «старых групп» остается одна старая группа завистливых маразматиков и ничего интересного в ее деятельности, как правило, нет.
Недавно обнаружил картину Hidden Place, и посмотрел трижды за двое суток, хотя это типичный фильм конца восьмидесятых с характерной музыкой и одеждой персонажей. В нем полностью отсутствуют «ужасы», секс и насилие, хотя это мистический триллер в лучших традициях Борхеса и Кафки, бессмысленный, но не занудный, он способен вызвать интерес без авторитетной посторонней подсказки у человека менее всего склонного к ностальгии по стилистике своей второй молодости.
Картина завораживает именно отсутствием каких либо шокирующих сюрпризов, которых и в жизни часто так и не случается. И посмотрев эту малоизвестную работу англичанина по фамилии Полякофф, я понял, что неформальная творческая общность все же существует и не надо упрямиться.
Вопрос про ЖЖ: давно ли ведете? Чем примечателен для вас опыт ведения Живого Журнала?
Десять лет, если не ошибаюсь. Для человека не избалованного публикациями это в первую очередь возможность видеть в сохранности свои мысли, тексты и т. д.
Ну и, конечно же, в наше неустойчивое для психики время, имеет смысл оглядываться на этапы собственного помешательства, перелистывая карточку, которую сам на себя завел. И мне отрадно видеть, что в моих записях над судьбоносными доктринами, разоблачениями и проклятьями преобладают, пусть черный, но юмор и сатира, немного лирики и живое внимание к забытым именам и жанрам. То есть ярко выраженного прогрессирующего мракобесия я в себе не нахожу.