История «Бродячей собаки». Золотая тусовка Серебряного века
Анна Ахматова посвятила «Бродячей собаке» стихотворения «Все мы бражники здесь, блудницы...» и
«Да, я любила их, те сборища ночные...». Изображение: Роберт Сеймур, 1836.
С 31 декабря 1911-го по 3 марта 1915 года в доме № 5 по Михайловской площади Петрограда действовало литературно-артистическое кабаре «Бродячая собака». Тут бывали Ахматова, Мандельштам, Гумилев, Маяковский, Хлебников, Бальмонт и многие другие. Филолог engurevich рассказывает о буднях заведения. Мережковский, Судейкин, Брюсов, Маковский, Блок, Городецкий, Добужинский, Мандельштам, Ахматова, Бердяев, Белый, Мейерхольд и еще десятки имен могут с полным основанием значиться на мемориальной таблице под словами «Здесь в период с 1905 по 1912 годы регулярно бывали...».
В феврале 1912-го года вышел первый номер журнала «Черное и белое», который издавал Гумилев. В нем поведали о «Бродячей собаке»:
Приют находился в подвале на Михайловской площади, 5. Это артистическое кабаре «Бродячая собака». Там, на заднем дворе он (бродяга-поэт) скользит по ступенькам и сходит вниз, в неприглядный с виду подвал, где на дверях предупредительно начертано бесхитростное слово «ТУТ». Он подвергается строгому контролю и только по удостоверению того, что он действительно подобен псу бродячему, он пропускается внутрь. И приблудший, спеша расписаться у дверей в книге полсаженным пером, безрассудно ввергает свое бытие в поток художественного веселья. Проголодавшись (подобно бродячему псу), он устремляется в буфет, где за ничтожную сумму полу- чает всякую снедь и питье, и сам сварив себе сосиски на плите, находящейся тут же под рукою, усевшись на плетеную табуретку, за маленький столик, временно отдыхает, слушая оратора с трибуны, находящейся под сводом, или хохоча над экспромтными выступлениями с эстрады своих же товарищей «бродячих собак». Таков подвал «Бродячей собаки» - ответвление интимного театра. Во главе этого милого учреждения стоит группа талантливых молодых артистов, писателей, художников. И Подвал этот является необходимым приютом Истинно художественного Петербурга.
С. Судейкин. «Пантомима», 1914
Не могла редакция журнала «Черное и белое» обойти вниманием место, куда ежедневно приходила всем составом после праведных трудов на благо акмеизма. Принимали в «Собаке» не только по средам, как «на башне» у Иванова; регулярно случались еще и «субботы», а нерегулярно - «понедельники», «вторники», «четверги», «пятницы» и «воскресенья». Тогда устраивались объявленные и необъявленные вечера с более или менее разработанной программой. День за днем - маскарады, поэтические вечера, театрализованные представления, лекции, диспуты, бенефисы, танцевальные спектакли, ночи музыкальных имровизаций и спонтанной декламации, в крайнем случае, праздничные банкеты, и совсем уж в крайнем случае - обыкновенные застолья.
Решалось все просто, - писал Судейкин, вспоминая в эмиграции «Бродячую собаку». - А почему не устроить вечер романса Зои Лодий? А почему и не устроить? А почему не устроить вечер Ванды Ландовской? А почему и не устроить? А почему не устроить вечер Далькроза с конкурсом императорского балета, вечер «Цеха Поэтов», вечер чествования Козьмы Пруткова, вечер современной музыки, доклад о французской живописи? А почему и не устроить?
Через две недели после открытия в «Бродячей собаке» устроили заочное чествование Константина Бальмонта. Бальмонт тогда в России был персона нон грата, но «собачники» решили, почему бы не отметить 25-летие его поэтической деятельности, и отметили. Городецкий прочел вступительный доклад о юбиляре, а потом Гумилев, Ахматова, Мандельштам, Гипнус, Доминов, Муравьевская читали стихи - свои. Было уютно и мило.
Меньше чем через год, 8 ноября 1913 года, Бальмонта снова чествовали в «Собаке», и на сей раз в его присутствии. Кончилось, правда, не так хорошо, как в первый раз, и даже совсем нехорошо:
К утру Бальмонт напился пьян, сел подле Ахматовой и стал с нею о чем-то говорить. В это время к нему подошел Морозов (сын пушкинианца) и стал говорить комплименты. Бальмонт с перепою не разобрал в чем дело и заорал: «Убрать эту рожу!» Тогда Морозов обозлился, схватил стакан с вином и швырнул в К. Д. Этот вскочил, но был сбит с ног Морозовым. Пошла драка. Ахматова бьется в истерике. Гумилев стоит в стороне, а все прочие избивают Морозова. (из письма М. Долина Б. Садовскому)
Вышел долгий, громкий скандал с активным привлечением прессы.
М. А. Дурнов. «Бальмонт в Париже», 1901.
Впрочем, далеко не всякий вечер в «Собаке» заканчивался скандалом, хотя чествовали там часто и много кого. Чествовали, например, артиста Юрьева, первого кавалера Ордена Собаки; итальянского футуриста Маринетти (Велимир Хлебников был очень возмущен: «Кружева холопства на баранах гостеприимства»); балерину Карсавину; и даже весь Московский Художественный театр в лице присутствовавших К. С. Станиславского, В. И. Немировича-Данченко, В. И. Качалова, О. Л. Книппер-Чеховой и А. Г. Коонена (это был самый, наверное, многолюдный вечер; в зал каким-то чудом набилось четыре сотни человек). Мхатовцев почтили музыкой и танцами.
Танцевали в «Собаке» также часто, как и читали стихи. Кроме Ольги Судейкиной, записной танцовщицей здесь была Нина Цицишвили (1881 - вторая половина ХХ века), выступавшая под своей девичьей фамилией Клейст. Нина познакомила петербургскую публику с городскими танцами Тифлиса: «джейрани», «хабарда», «кинтоури» и «багдадури». Ее коронными номерами были «абхазури», «узундара» и «унабе». Танцы эти исполняются с грациозными, закругленными движениями рук и корпуса; в них экспрессия передается с чувством собственного достоинства. Для мхатовцев Нина танцевала в костюме, сшитом по эскизу Судейкина: синий атласный лиф с жемчугами и шаровары из желтого газа. На голове - тюрбан, тоже с жемчугом, и ярким пером. На ногах - золотистые коши. Зрители наслаждались ее пластикой и артистизмом.
Т. Карсавина в образе Петрушки, 1911 год.
Но вообще, на ниве просвещения «собачники» трудились, сколь могли. Доклады и лекции проходили регулярно, с большим или меньшим успехом. Кузмин, например, был огорчен материальным провалом своей лекции о современной литературе, состоявшейся 13 апреля 1914 года: он получил всего 23 рубля. Месяцем раньше французский поэт-символист Поль Фор за три лекции отхватил около трехсот рублей. Еще раньше, в феврале, лекции в «Бродячей собаке» читал итальянский футурист Маринетти, и его доход тоже обозначался трехзначной цифрою. На этом фоне обида Кузмина понятна, не правда ли?
В январе 1913, в «Бродячей собаке» чтили память директора Пробирной Палатки, действительного статского советника, автора стихов, басен, пьес и афоризмов Козьмы Петровича Пруткова, который, согласно «официальным биографическим данным», скончался 13 января 1863 г. На этом вечере всеобщее внимание привлекала «некая Поликсена Сергеевна», которая нарядилась в генеральский мундир, остригла волосы и, не отвлекаясь, смотрела на корень хрена, держа его перед глазами. Таким образом она будто бы выполняла известный завет Козьмы Петровича.
Артистическое кабаре-кафе «Бродячая собака» было закрыто по решению властей 3 марта 1915 года.