Фотография: Thinkstock
Археолог
starcheolog по роду профессии много путешествует и общается с людьми. Часто он и его коллеги сами расспрашивают местных жителей об интересующих их объектах. Очень часто беседа с людьми старшего поколения приводит к теме войны, и они рассказывают о том, что пережили. Таких историй, страшных и интересных, у
starcheolog набралось немало!
Во время экспедиций и выездов мы общаемся с самыми разными людьми. Часто сами расспрашиваем о разных интересующих нас объектах. Нередко заинтересованные местные жители подходят выяснить, что мы делаем и завязывают разговор. Очень часто беседа с людьми старшего поколения, так или иначе, приходит к войне, и они рассказывают о том, что пережили когда-то очень давно.
Странно, что человек, которого ты видишь первый и единственный раз, рассказывает тебе что-то важное о себе и своей жизни. Наверное, срабатывает «эффект попутчика», когда можно рассказать незнакомому человеку что-то сокровенное или, может наоборот, рассказывают то, что всем соседям давно известно, а тут появляется новый, внимательный слушатель. Кажется, что душу этих людей гложет какая-то душевная боль, а рассказ - способ немного её облегчить.
Часто это - короткая история, об одном эпизоде или об отрезке жизни, рассказанная в ходе недолгой беседы.
Я уже не помню, как звали некоторых собеседников, а тех кого помню, называть не буду (может это и правда были тайны). Но сами рассказы стоят того, чтобы ими поделиться...
1. Году в 2003 или в 2004, мы копали шурф на одном из участков в Старой Руссе. Хозяйка, довольно бодрая старушка, в ходе беседы рассказала:
- Во время оккупации, самой трудной была первая зима 41-42 года. Мы тогда жили в деревне (где-то в Новгородской области), и в конце лета нам сказали, что немцы наступают и надо эвакуироваться. При подходе немцев большую часть продовольствия уничтожили, а дома сожгли отступающие войска, чтобы лишить врага возможности ими воспользоваться. Сами мы пошли в Новгород. Но в итоге никуда уехать так и не смогли. Пришлось возвращаться обратно в разорённую деревню, строить осенью под дождём землянку и жить в ней впроголодь всю зиму. Хорошо, что часть картошки была закопана в яме, иначе совсем бы пропали. Потом полегче было…
2. В 2006 г. мы работали у Георгиевского храма в Старой Руссе. Наша задача заключалась в том, чтобы найти фундамент находившейся у храма и разрушенной уже после войны колокольни, которую планировали восстановить. Колокольня сильно пострадала в войну (Старая Русса была в немецкой оккупации с августа 1941 по февраль 1944, она находилась фактически на линии фронта. Советские войска за это время неоднократно предпринимали попытки её отбить). Но разобрали её уже после, в 50-е годы.
В один из дней на раскоп пришел, казалось бы, обычный любопытствующий - пожилой мужчина с палочкой. Он задавал традиционные для туристов вопросы - почему мы тут копаем и что находим. Когда узнал, что расчищаем фундамент колокольни для будущего её восстановления, то неожиданно сказал, что прекрасно её помнит, так как жил в ней во время войны. Он нарисовал планы этажей этой колокольни и рассказал:
- Во время войны многие здания в городе были разрушены, и мы с матерью жили в этой колокольне. Мне тогда было лет 7. Советские войска часто обстреливали город артиллерией, и колокольня была одним из ориентиров для наводчиков. В один несчастливый день снаряд разорвался совсем рядом, и осколок советского снаряда (снаряду ведь всё равно в кого попадать) попал мне в ногу. Врачей и лекарств не было. Мать лечила, как могла, но рана не заживала, а мне становилось хуже. Однажды к нам зашёл немецкий патруль. Такие патрули регулярно осматривали все жилые и не жилые помещения в городе. Офицер, увидев плачущего мальчика с перевязанной ногой, стал выяснять (преимущественно жестами) у перепуганной матери, что с ним случилось. Когда он узнал о ранении, то сказал что-то вроде «Den Jungen ins Krankenhaus» и приказал солдатам нести меня в госпиталь. Там меня вылечили немецкие военные врачи, только хромота так и осталась...
Георгиевский храм. Фотография времён войны. На переднем плане та самая колокольня.
3. Осенью 2009 г. года мы проводили инвентаризацию археологических памятников в Демянском районе. Соответственно, нам приходилось обследовать окрестностям деревень в поисках жальников, курганов и сопок с ненадёжными привязками. Как-то мы, разделившись, прочёсывали окрестности очередного села. Я, идя по дороге, встретил старика, едущего на телеге. Он остановил лошадь, и я принялся расспрашивать, не знает ли он, где здесь может находиться жальник, и что находится в соседнем лесу. Он не знал ничего ни про какие древние могилы, но принялся вспоминать, где здесь находились немецкие позиции, и что происходило во время войны:
- Мы тогда подростками были. В нашей деревне боёв не было. Вокруг везде бой был, а в нашу немцы без боя зашли и без боя в итоге ушли. Даже все дома уцелели, в отличие от соседних деревень.
А в этом лесу у меня брата убили. Тогда немцы первый раз вошли в деревню. Как только их увидели все побежали в лес прятаться. У нас на окраине леса были заранее вырыты землянки и траншей. Вот тут неподалёку мы в них и прятались. Когда мимо проходила группа немецких солдат, один из них что-то услышал и выпустил очередь из автомата в нашу сторону. Одна пуля попала в ногу брату. Солдаты заглянули, увидели, что тут сидят просто мальчишки и пошли дальше. А брат умер через 15 минут от потери крови…
Немного помолчав, он добавил:
- Это нам ещё повезло. Мог бы ведь гранату кинуть. Тогда бы все погибли…
И поехал дальше.
4. В ходе инвентаризации, в том же 2009 г., мы заехали к главе одного из сельских поселений, чтобы отметится (т. е. сообщить о том, что мы здесь работаем на основании открытого листа). Глава оказался пожилым и бодрым мужчиной. Узнав о том, что мы ищем культовый камень у деревни, он рассказал, как ещё мальчишками они ходили к нему сводить бородавки водой, скапливавшийся в углублении, и взялся показать нам его лично. По дороге зашёл разговор о войне, и он рассказал, что его дед спас от расстрела его мать:
- Когда пришли немцы, они под угрозой смерти запретили помогать партизанам и солдатам, которые скрывались в лесу или выходили из окружения. Но когда голодные солдаты пришли в деревню и попросили еды, мать вынесла им хлеба. Нашлись «добрые» люди, которые донесли кому надо. На другой день приехали немцы и увезли мать в комендатуру. Когда вернулся дед (её отец), который с утра был в поле и узнал об этом, то собрался и сразу отправился её вызволять. А дед был долгое время в немецком или австрийском плену во время первой мировой, и там научился немецкому. Поэтому надеялся договорится.
Не знаю, что он там делал и о чём разговаривал, но на другой день вернулся с матерью. Больше её не забирали…
Группа курганов у дер.Соболево превращённая в оборонительную позицию
5. В 2002-2004 гг. мне довелось несколько раз гостить в деревне Нивки Поддорского района у бабушки и дедушки моей подруги.
Во время войны на территории Поддорского района (тогда это был Белебёлковский район Ленинградской области) была очень сложная ситуация. Сам он находился в неглубоком тылу у немцев. Но благодаря лесам и болотам здесь действовали многочисленные партизанские отряды. В результате образовался обширный партизанский край. Немецкие войска боролись против партизан. Что бы лишить их отряды поддержки, проводились масштабные выселения жителей и карательные операции, во время которых уничтожались целые деревни вместе со всеми жителями. В карательных акциях и боях с партизанами особенно отличился батальон «Шелонь» (667-й русский егерский ост-батальон), набранный из советских военнопленных и местных жителей Новгородской и Псковской областей. Но сейчас не об этом…
Деда и бабушку моей подруги, вместе с сестрой и братом, как и многих местных жителей, во время войны немцы увезли на работу в Германию.
- Мы были подростками, поэтому нас раздали немецким фермерам для помощи по хозяйству. Относились они к нам по-разному, кто-то заставлял много работать и бил, а кто-то нет. Младший брат попал в семью, в которой восемнадцатилетний сын погиб на Восточном фронте. Так они отнеслись к нему очень хорошо, наверное, потому что он напоминал им сына. Даже не наказали за украденного гуся (которого он украл то ли потому что был сам голодный, то ли хотел накормить кого-то из сестёр)...
...Спрятал за пазухой, несёт, а курточка то короткая - гусиные лапы на виду болтаются, а хозяин за ним бежит. Но простили и даже гуся отдали…
…А освобождали нас американцы. Мы некоторое время жили в организованном ими лагере. Потом, после победы, нас на грузовиках повезли к своим. Ехали через горы, и одна машина с людьми сорвалась с обрыва. Может шофёр не справился, а может пьяный был, они все победу праздновали, радовались, ну, и пили тоже…
…Вы, молодые, сами не понимаете как счастливо живёте. Я вот тоже сейчас очень хорошо живу. Большую часть жизни я работала, а денег не получала. Сначала в Германии на немцев. Потом в колхозе работала, там денег тоже почти не платили, только под конец стали. Сейчас же, я не работаю, а пенсию получаю. За всё детство конфеты ела всего несколько раз, а теперь могу, сколько хочу карамели купить. Живи и радуйся.
Вот только ноги очень болят…
Такие вот совершенно не героические рассказы о войне…