Искусство удивлять. Впечатления зрителей, столкнувшихся с творчеством Александра Колдера

Aug 19, 2015 14:30


Александр Колдер. «Теннисистка Хелен Уиллс», 1927. Фонд Колдера, Нью-Йорк
Фотография: tito0107
Удивление, восторг, интерес и замешательство… «Журнал ЖЖ» пригласил блогеров в музей им. А. С. Пушкина на выставку работ американского скульптора-новатора Александра Колдера и попросил их поделиться своими впечатлениями от увиденного.
polyarinov о том, что отличало Колдера от его выдающихся современников :
В музее меня ждали свисающие с потолка на невидимой леске подвижные скульптуры, - так называемые «мобили», и стоящие на белых стендах статичные, похожие на причудливых животных «стабили».
Зрелище было впечатляющее, но...

Проблемы начались, когда я занялся сбором материала для статьи.
Я прочитаю его биографию, думал я, и расскажу о каком-нибудь интересном случае из его жизни. Это всегда работает. Ведь Колдер - практически ровесник двадцатого века (1898-1976), свидетель целой эпохи, эпохи войн и диктаторов, дикости и прогресса, наверняка в его жизни есть эпизод, заслуживающий внимания, определивший его эстетические принципы, изменивший его - борьба с режимом, бегство от тирана, война, что-нибудь в этом роде.

Я взялся за книгу о нем, и чем ближе я был к концу, тем отчетливей понимал: здесь пусто. Колдер прожил (относительно) спокойную жизнь, - он не сидел в тюрьме за свои убеждения, не рисковал жизнью/репутацией ради товарищей, не дрался на дуэлях, не отрезал себе ухо в приступе подступающего безумия, не выгуливал своего ручного муравьеда на улицах Парижа, Сомерсет Моэм не написал о нем роман, в него не стреляла Валери Соланас, его скульптуры никто никогда не пытался украсть, разрушить или запретить, и сам он никогда ничего не крал и никого не калечил.

Нет, разумеется, в его жизни были интересные страницы (попытка отправиться на войну, работа ювелира), но все они - ни в целом, ни по отдельности - не очень-то тянули на полноценный сюжет для хроники или байки.
От современников Колдера отличала одна важная деталь: он был приятным и приличным человеком. А это, согласитесь, тоже своего рода достижение для художника, жившего в двадцатом веке, в одно время и в одном городе с Дали, Пикассо и Дюшаном.

В английском языке есть термин «writers’ writer» - это, скажем так, образцовый писатель, («сферический писатель в вакууме», - подсказывают мне), у него нет шумной биографии, или, точнее, вся его биография - в текстах; он верит, что искусство важнее автора. Таков и Колдер. Он - sculptors’ sculptor если хотите, его работы полностью заслоняют собою фигуру автора; или же автор сам намеренно прячется за ними. Возможно поэтому он так и не стал частью поп-культуры, в отличие от упомянутых выше, более шумных и одиозных современников. И это странно, его работы очень ярки, в них много динамики и энергии. Его гигантские стабили стоят во многих городах Европы и Америки на площадях, и вы фотографируетесь на их фоне, даже не спрашивая, кто, как и для чего их тут поставил.
Для встречи с его кинетическими скульптурами, впрочем, нужна подготовка. Случайный зритель, попав на его выставку, скорее всего решит, что оказался в магазине странных флюгеров и катастрофически неудобной мебели.

Искусство (визуальное) началось с попытки остановить мгновение, зафиксировать его, запомнить, описать.
Затем - двадцатый век, технический прогресс, первые фотокамеры - и схваченное мгновение очень быстро утратило свою ценность (об этом лучше всех написала Сьюзан Зонтаг в работе «О фотографии»). Дальше - движение, картинка поехала, рванула за пределы одного момента, - так появилось кино.
Точно такой же переход (от статики к динамике) в ХХ веке пережила скульптура.
Мы даже знаем, когда это произошло. В октябре 1930 года в Париже молодой американский скульптор Александр Колдер заглянул в студию к голландскому художнику Питу Мондриану и был очень впечатлен тем, как ловко Мондриан превратил свое рабочее пространство в одну большую инсталляцию. Колдер вспоминал:
«Свет падал и слева и справа, а на стене между двумя окнами висели экспериментальные полотна Мондриана - цветные прямоугольники из картона. Даже фонограф „Виктрола“ был выкрашен в красный цвет.
Я сказал Мондриану, что, возможно, было бы клево, если бы все эти прямоугольники еще и двигались. На что он очень серьезно ответил: „В этом нет необходимости, мои картины и так очень быстрые“».
Этот визит, признавался Колдер, был для него как удар током, удар, с которого все началось.
Он и до этого экспериментировал с формой - он с детства любил цирк, он создавал из проволоки подвижные фигуры силачей, гимнасток и цирковых животных.
Но именно визит к Мондриану подал ему идею, что подвижные фигуры, элементы, скрепленные шарнирами и гибкой проволокой, могут стать частью скульптурной композиции. И даже больше - скульптура будет менять свою форму при каждом дуновении ветра. Взаимодействие с пространством, с воздухом и светом.
Он изменил саму идею скульптуры - то, что раньше считалось монументальным и застывшим, обрело легкость и энергию. Гранит и бронза уступили место листовой стали и проволоке.
Сам Колдер любил иронизировать на тему схожести своих работ с воздушными змеями и детскими игрушками: «Я получаю огромное количество писем от своих поклонников. Каждому из них не больше шести лет».

***
А ведь все могло быть иначе.
Возможно, если бы Колдер любил гулять по улицам Парижа со своим личным муравьедом или бросался бы в прохожих морскими ежами из окна своего дома или додумался бы поместить мертвую акулу в аквариум с формальдегидом, если бы он сошел с ума, застрелился бы из арбалета или, наоборот, был бы застрелен чокнутым читателем Сэлинджера или отрезал себе или (не дай бог) кому-нибудь другому ухо (или что-нибудь еще) канцелярским ножом, - возможно, сейчас он был бы у всех на устах, рок-группы помещали бы его портрет на обложки своих мультиплатиновых альбомов, молодые впечатлительные барышни делали бы себе татуировки с изображениями его мобилей, а в ИКЕЕ, возможно, появилась бы серия люстр и настольных ламп, стилизованных под работы Колдера (и назывались бы они как-нибудь Calder Gnvoerk или типа того).
Но Колдер не был ни сумасшедшим, ни клоуном, ни мастером эпатажа.
Он был великим скульптором. Sculptors’ sculptor. И этого достаточно.

Обсудить в блоге автора

hiilda о том, что авангард может быть спокойным и гармоничным:
Когда-то в журнале «Космополитан» напечатали памятку из десяти пунктов, которая называлась приблизительно «Как приобрести репутацию интеллигентного человека, приложив минимум усилий». Седьмой пункт, как сейчас помню, гласил: «Выучить несколько общеупотребительных слов на нескольких малоупотребительных языках».
С современным искусством, кажется, работает тот же принцип. В нем обычно разбираются в пределах общей эрудиции. Дэмиэн Хёрст - череп в алмазах. Марина Абрамович - ударение на второй слог. Пит Мондриан - культовые платья от Сен-Лорана.

Я сама о мастерах современного искусства тоже думала что-то среднеобывательское - мне представлялась эдакая помесь гиперэксцентричного Сальвадора Дали, Малевича, мечтающего сбросить Леонардо да Винчи с парохода современности и водрузить в красном углу «Черный квадрат» вместо иконы, и Павла Павленского, прибивающего разные интересные места к брусчатке у Кремля. Про Александра Колдера я могла бы, сделав над собой усилие, припомнить, что да, был, кажется, такой скульптор-модернист, тоже, вероятно, кого-то откуда-то сбрасывал.

А потом я сходила на ретроспективу Колдера в Пушкинском музее, послушала экскурсию, полюбовалась экспонатами. И открыла для себя, что современное (очень современное, советские критики бились бы в корчах ужаса!) искусство, оказывается, бывает и таким. Таким... здоровым и очень нормальным. Колдер ваял в основном абстрактные металлические конструкции, похожие на детали Шуриковой машины времени из «Иван Васильевич меняет профессию», или на ассиметричные летающие тарелки - или, если честно, вообще ни на что не похожие. Но в его работах совершенно не чувствуется никакого надрыва, никакого протеста против системы, никакого кинутого в лицо публике «Нате!» От всех этих футуристического вида гнутых железок, поверьте мне, веет таким же покоем, как от пейзажей Саврасова, и таким же рациональным оптимизмом, как от шедевров Веры Мухиной.

Собственно, и биография самого Колдера выдержана в том же стиле - никаких мытарств непризнанного гения, а только процветание, гармония с собой и с миром. Полнейшая поддержка родителей, которые сами были профессиональными художниками, коммерческий успех почти с начала карьеры и до старости, дружба с мэтрами вроде того же Мондриана и Пэгги Гуггенхайм, в заказчиках числились мэрии десятка европейских столиц и аэропорт Дж. Ф. Кэннеди. Милый, талантливый человек, который делал милые, талантливые, очень комфортные работы.

Читать далее в блоге автора

anna_actio нашла 5 причин полюбить творчество Колдера:
Почему же я залипла на творчество Александра Колдера?

Причина № 1. Оказывается, с помощью куска проволоки можно рассказать целую историю.
Например, про Хелен Уиллс (1905-1998) - американскую теннисистку. Помимо невероятного количества регалий и побед, Хелен привнесла в спорт кое-что еще. Пока ее соперницы мучались в корсетах и длинных юбках, она, насколько позволяли приличия, от лишнего в наряде активно избавлялась. Головной убор с козырьком от солнца - тоже ее придумка.

Пока дамы пытались показаться грациозными с ракеткой, Хелен оттачивала чисто мужские приемы игры: «Если вы играете супротив Уиллс, у вас есть две возможности: либо вы ломаетесь психологически, либо она ломает вам руку». К слову, ее секрет невозмутимости: «Отец ещё в детстве посоветовал мне не гримасничать во время игры. Он говорил, что это способствует появлению морщин...»

А Чарли Чаплин на вопрос «Что есть прекрасное?», отвечал: «Хелен Уиллс в игре». И Александр Колдер тоже оказался в числе поклонников.


Helen Wills II, 1928. Steel wire and wood
Calder Foundation, New York

Причина №2. Тесные объятия физики, художественного воображения и инженерной мысли рождают шедевры.
На этой скульптуре ВСЕ движется! И относительно общей оси, и относительно второстепенных, и по отношению друг к другу тоже!

Даже Эйнштейн, стоя рядом с механическим мобилем Колдера посетовал: «Как жаль, что не я это придумал».
Я, как недоучившийся физик, тоже замерла в восторгах. И напридумывала зачем-то, как бы обучала школьников азам кинетики с помощью таких моделей.


Blue Feather, c. 1948. 2015 Calder Foundation, New York
Collection of Artwork: Estate of the Artist

Причина №3. Художник, дети и их игрушки - иногда находишь там, где и не думал

Но потом во мне очнулся профессионал рынка детских товаров. И Александр стал мне еще ближе. Оказывается, все те мобили, которые каждая мамочка подвешивает над колыбелью своего младенца, появились благодаря его творческой идее. Теперь обязательно блесну эрудицией (и не раз!) в беседе с коллегами.

Ах, вот еще! На большом экране, прям внутри экспозиции демонстрируется Цирковое представление, показанное Колдером с помощью механических игрушек. Так что на выставку можно смело идти с ребенком. Ему будет чему подивиться.

Другие причины - в блоге автора

tanjand размышляет о том, как Колдер навсегда изменил скульптуру:
Разнообразие форм и форматов, от маленькой, чрезвычайно энергичной крысы, тонкой, изящной балерины, до огромного Мобиля, медленно и свободно вращающегося в воздухе, - попирая все законы гравитации - это творчество Колдера.

(...) Колдер чудесен. Форма и цвет танцуют и создают композицию со множеством деталей, они переносят нас в воображаемый мир, в котором есть место для юмора, причудливых героев и теплых символов.

Колдер играет с пространством, что отражается в его элегантных, незагроможденных ничем лишним, работах. Его композиции пробуждают радостные, светлые настроения, как мне все время казалось - чувство низкой гравитации, полета, движения, парения в воздухе. Это его кинетические скульптуры так воспринимаются, они находятся в медленном, плавном движении от любого дуновения воздуха.

Когда-то появились импрессионисты, изменившие живопись - и появился Колдер, навсегда изменивший древнейшее в мире искусство - скульптуру. Он дал ему новое пространство - воздух, в котором скульптура теперь может свободно парить и двигаться. Друг Колдера, авангардист Марсель Дюшан, охарактеризовал изящные, движущиеся произведения «мобили», и это стало их названием.

Крыса. Энергичная, мощная, франтоватая и нахальная, с героически вздернутым хвостом. Я смотрела на нее и думала, что такая крыса не будет пищать, она должна рычать. Эта стальная крыса символ живучести и предводитель стаи. Она олицетворение лидерства, неистребимости жизни, и она - шутка гениального скульптора.

Необычайно оригинальное и в абсолютно самобытное творчество Колдера было созвучно всему ХХ веку и охватило его почти полностью.

Читать полностью в блоге автора

tito0107 об уникальности проволочных портретов скульптора:
Когда-то мне казалось, что после Первой Мировой изобразительное искусство остановилось в развитии. Ну что принципиально нового можно создать после Малевича и Дюшана? Чуть позже я решил для себя, что новым было то, что любое художественное произведение перестало мыслиться, как самодостаточная вещь, оно стало средством и элементом в организации пространства, и именно с этой целью создавалось многими мастерами современного искусства. Вообще, «пространство» - ключевое понятие для искусства XX и XXI века, оно являлось и является предметом рефлексии со стороны как самих художников, так и искусствоведов и философов.
Александр Колдер (1898-1976) - пример такого «пространственного» художника. В этом посте речь пойдет о ранних его произведениях - проволочных скульптурах, созданных в конце 1920-х гг. Сначала небольшие - 30-50 см, в высоту, затем более крупные, почти в человеческий рост, они предельно лаконичны. Тонкая проволочная линия ограничивает пустое пространство - кажется, что Колдер просто перевел рисунки Матисса в «трехмерный формат». Если не знать предысторию этих работ, то может показаться, что именно влияние Матисса было определяющим. В действительности, они восходят к подвижным фигуркам из игрушечного цирка, которые создавал Колдер в юности. Но те фигурки он одевал в одежду и они были не «самостоятельны» - всего лишь актеры в цирковом представлении.


Геракл со львом, 1928. Фонд Колдера, Нью-Йорк

В проволочных статуях Колдер избавляется от всего лишнего - нет даже объема, всего лишь пустое пространство, очерченное тонкой линией. Можно сказать, что скульптор лепит статую из пустоты. Колдер не был первопроходцем в этом плане - достаточно вспомнить Александра Архипенко. Но Архипенко все же не отказывается от материальности полностью, его скульптуры плотны, весомы, Колдер же как будто рисует тонкую проволочную линию в пустом пространстве (интересно, как бы он отреагировал на появление 3D-ручки?), подобно тому, как Матисс рисовал на белом листе. Матисс (а до него Обри Бердсли, а еще раньше неоклассицисты от Дж. Флаксмана до Ф. Толстого) отказывался от имитации объема светотеневой моделировкой, Колдер же отказывается от объема (т.е. «заполнения» скульптуры материалом) в принципе.

При этом его скульптуры выглядят объемными и материальными, они разные с разных точек зрения. Американский скульптор ставит перед собой сложнейшую задачу (сложность может оценить каждый, кому приходилось делать из проволоки каркас для будущей скульптуры) и блестяще с ней справляется. Передать индивидуальность персонажа (а порой в композиции два персонажа или больше), его движение, воздействовать на эмоции зрителей, используя предельный минимум средств - на такое способен только выдающийся художник. Его портреты имеют явное сходство с портретируемыми, фигурка теннисистки Хелен Уиллс напоминает о минималисткой моде 1920-х гг., а крупная по размерам композиция «Геракл со львом» неявно перекликается с образами архаического искусства Древней Греции.

Читать далее в блоге автора

ksunray о бесстрашии перед новым:
...Возможно, человеку, который привык к традиционной скульптуре времён Древней Греции, сложно воспринимать такое непривычное конструктивистское искусство, однако выставка оказалась необычайно интересной.

...Признаться, по незнанию я думала, что Колдер изобретал только мобили, но ведь он также рисовал замечательные абстракции (прямо-таки привет Малевичу и Кандинскому), делал скульптуры из проволоки, и, конечно, стабили, прославившиеся так же, как и мобили.

Познакомившись со многими его работами, я замечаю в них какую-то свободу и размашистость, присущие людям, которые не бояться экспериментировать.

Мобили понравились мне больше всего, несмотря на их величину (а большинство мобилей довольно большие по размеру). Есть в них удивительная лёгкость, неуловимость движений. Они будто ведут свою независимую жизнь, просыпаются, улавливая еле заметные дуновения ветра или небольшой сквозняк, и начинают медленно покачиваться, перетекать в пространстве, образовывать новые фигуры. Действительно, в нашем веке бешенного ритма, который герои «Служебного романа» и представить не могли, хочется замедлиться напротив одной из таких работ, смотреть в беспрестанно меняющиеся текучие формы, угадывая, на что это похоже, или же просто замирая, не думая ни о чем.
Мне сразу полюбился самый приметный мобиль, расположенный в центре экспозиции. Он напоминал хвост неведомого спящего дракона, и любопытно было наблюдать причудливые его взмахи.

...Отдельно хочется добавить про тени. Не знаю, насколько тщательно колдовали работники музея над освещением, готовя выставку, но тени от мобилей и стабилей Колдера - это тоже практически отдельные произведение искусства.

Читать полностью в блоге автора

vittasim рассказывает о проволочном цирке Колдера:
Белый, наполненный приглушенным светом зал, в котором расположена часть экспозиции, был полон звуков: не привычных, музейных шорохов и шепотов, а других, залетевших сюда из иных сфер. Переливчато, ежеминутно меняя ритм и мелодию, звучали колдеровские мобили. Что-то рассказывали посетителям или просто болтали друг с другом проволочные скульптуры. И только стабили были полны молчаливой значительной монументальности, насколько можно было сохранить эту значительность и монументальность уменьшенным в разы копиям.



Кроме звуков все в этом зале призывало, требовало, соблазняло к тактильному контакту. Руки сами, непроизвольно, тянулись к хрупким объектам (хочется сказать - созданиям), предусмотрительно установленным в не зоны досягаемости.



Сказочник, создавший этот удивительный мир движений, плоскостей, красок и оживших в воздухе от легкого прикосновения ветерка или дыхания линий, Александр Колдер уже в детстве имел свою студию, устроенную в подвале дома и набор инструментов, торжественно врученных юному фантазеру отцом. Да и как могло быть иначе: правнук резчика надгробий в родной Шотландии; внук создателя гигантских скульптур пионеров американского запада; сын автора символов Нью-Йорка и Амстердама - «Девы-Звезды» и «Венеры с руками» не мог остаться в стороне от столь мощного влияния семейных ценностей.

Не остался... и остался - одновременно. Да, скульптор, но скульптор, не продолжающий семейные традиции, а скульптор, совершивший прыжок в совсем другую реальность, в то зазеркалье, где линия не лежит на плоскости, а свободно парит в пространстве; где скульптура, забыв о законах статики, играет в воздушных потоках, подобно легкомысленным рыбкам или листьям инопланетных растений.

(...) Не удивительно, что молодой человек, который все детство возился с разными железками, выбрал технический вуз - Технологический институт Стевенса в Нью-Джерси. Позднее пробовал себя в разных специальностях: был и инженером-гидравликом, чертежником, хронометристом и механиком на корабле, пока судьба не вернула его на семейную стезю. Колдер учится на художника в Нью-Йорке и работает в «Национальной полицейской газете» художником. Выполняя задание редакции, Колдер две недели приходил в цирк Барнума и Бейли, зарисовывал выступления циркачей. В результате рисунки оказались не востребованы, но Колдер заболел цирком.


«Акробат» 1929 г. Дерево, проволока. Фонд Колдера, Нью-Йорк

Хрупкая талия; тяжелые бедра; волосы, жиденьким водопадиком ринувшиеся вниз. И кажется, вот, вот, вслед за водопадиком волос гимнастка рухнет вниз, не смотря на мощные бицепсы и железную хватку партнера.


Акробаты. 1927 Дерево, проволока. Фонд Колдера, Нью-Йорк
Дар Катерины Мерл Смит Томас в память о Ване Санта Мерл 2010

Другой ракурс и - начинается колдовство Колдера. Гимнастка почти вся влилась в тонкую, извилистую линию, подчеркивающую ее хрупкость, а акробат развернул к зрителю всю свою гимнастическую мощь.


Акробаты. 1927. Дерево, проволока. Фонд Колдера, Нью-Йорк
Дар Катерины Мерл Смит Томас в память о Ване Санта Мерл 2010

Любовь к цирку вылилась в Цирк Колдера. Сколько детcкости было в этом могучем человеке, одержимом желанием оживить то, что оживить нельзя. Колдер создал свой цирк. Там было все: миниатюрная арена и множество артистов, сделанных из проволоки и резиновых трубок. Пять чемоданов вмещали это цирковое богатство, а сам создатель устраивал веселые представления всем желающим.

Три пары артистов и у каждой пары - своя история. В отличие от предыдущей пары - левая пара акробатов слита воедино. Никаких слабеньких водопадиков - один общий порыв, объединивший мощь нижнего и невесомость верхнего артиста.

Как писал Колдер в 1929 году: «Собственно, есть одна вещь, которая связывает их с историей. Это один из законов художников-футуристов, который выдвинул Модильяни, заключающийся в том, что один объект не должен теряться из виду за другим, а должен быть виден за ним, и это происходит за счет того, что первый объект становится проницаемым. Проволочная скульптура доводит эту идею до конца в наиболее решительной манере».

В этой сценке примечательна еще одна пара артистов: они статичны - он - сидит на тумбе, но сколько усталости в этой сильной фигуре. Она стоит у шеста и, в противовес сидящему - сама легкость, которая сквозит в пышной юбочке. кудряшках. бантике, во всей ее, чуть согнутой фигурке, готовой в любую минуту сорваться и убежать. О чем говорят эти двое, разъединеные не только шестом?

Читать далее о проволочных скульптурах Колдера в блоге автора

vittasim о мобилях - кинетических скульптурах Александра Колдера:
К встрече с мобилями Колдера нельзя подготовиться заранее: как всякая нездешняя непредсказуемость, эти живые конструкции вновь и вновь поражают своей новизной. Их ускользающая красота, лишенная образа, то есть - смысла, открывает ящик Пандоры, выпуская на волю всю фантазию, без остатка, на которою только способен зритель. Впрочем, сам автор мобилей думает иначе: «Для большинства людей кинетические скульптуры являются всего лишь системой плоских движущихся объектов. Только немногие разглядят в мобилях поэзию» - сказал однажды Колдер.

В конце концов, можно просто стоять рядом в завороженном ожидании случайного движения, поворота, трепета. Жаль, что одним из требований Фонда Колдера было сковать в неподвижности некоторые мобили, лишив таким образом их летучей души. Жаль вдвойне, что нельзя наблюдать жизнь некоторых колдеровских мобилей на выставке, когда знаешь, что для скульптора был важен контакт зрителя со скульптурой, позволяющий увидеть его творение во всей ее многоликости.

Все имеет свое начало, так и идея мобилей появилась после посещения мастерской автора «чистой пластической реальности» Пита Мондриана. Мастерская произвела на Колдера неизгладимое впечатление. Яркий свет заливал пять совершенно белых стен, на одной из которых художник располагал прямоугольные листы разноцветной бумаги и, двигая их, добивался нужного изображения. Находясь внутри этого пространства, Колдер представил, как яркие плоскости приходят в движение.

Еще одной причиной, сподвигнувшей Колдера на создание мобилей стал космос, точнее - посещение планетария. Колдер был поражен зрелищем движения планет вокруг солнца и, главное, как эти планеты резко меняли свое движение на 360 градусов. Ход планет не только завораживал, но и подтверждал правильность его идеи - необходимо заставить скульптуру двигаться в пространстве.


Красный, белый, черный и медь. 1934 г. Листовой металл, стержни, проволока, медь, свинец, краска. Фонд Колдера Нью-Йорк

Вот так Колдер однажды расшифровал свои замыслы: «В основе всего, что я делаю, лежит мой интерес к вселенной».

(...) Живое движение неживого возникало из-под рук Колдера не только благодаря его художественному чутью, но и благодаря знаниям, полученным в техническом вузе. Рассчитать равновесие хрупких элементов разной формы и разного веса, находящихся на разном расстоянии друг от друга, к тому же - постоянно двигающихся относительно друг друга с разной скоростью и, в то же время - вокруг одной общей оси, найти общую точку опоры или центр тяжести было не просто.

Проволочная паутинка тонких стержней, соединяясь маленькими колечками, разветвляется в стороны, готовая в любую секунду, поймав неуловимое движение воздуха, дыхания или каких-то неведомых колебаний, ожить. И вся эта хрупкая конструкция держится на изогнутой стойке, основанием которой являются две точки и тонкая полоска торца пластины.

Постоянной привязанностью Колдера, любившего при всем том - абстрактные формы пластин, были белые диски и сферы. Реалии жизни, такие будничные и привычные: кухонные тарелки, солнечные зайчики на белой стене, монетки, пуговки - причудливо преломляясь в сознании художника, удивляли зрителя своим, невиданном ранее, перевоплощением.


THIRTY - TWO DISCS 1951 г. Фонд Колдера Нью-Йорк

Теоретик искусства, Марсель Дюшан, сравнивал все искусство Колдера с деревом, которое трепещет на ветру, как бы отвергая абстрактные формы и возвращая зрителя к живой природе.

Почему - осина? Возможно - красные кусочки дерева, прикрепленный к концу стержней, подсказали Колдеру это название, возможно - беспрерывный трепет белых дисков... Колдер сначала создавал объект, а уже потом придумывал к нему название. Впрочем, иногда фантазия подводила, и работа оставалась безымянной, открывая тем самым бесконечные перспективы для зрителя - призывая на помощь все свои знания, жизненный опыт, суметь увидеть конкретный образ там, где его нет. В этом случае зритель, увлеченный игрой или поиском образа - становится соучастником творческого процесса.

Мобили были подвесными, или крепились к стене на кронштейнах, или стояли на вертикальных подставках. Способ крепления не влиял на движение, все элементы скульптуры жили своей жизнью, иногда явной, иногда едва заметной и в эти моменты реальность таяла, заставляя зрителя гадать, то ли сам он слегка шевельнулся, наблюдая Колдеровское волшебство, то ли само пространство пришло в движение относительно неподвижного зрителя.

(...) Именно Марсель Дюшан, автор знаменитого «Велосипедного колеса», созданного еще в 1913 году, подарил Колдеру, и в результате, всему миру, словечко «Мобиль» - очень емкое по своему значению. «Мобиль» с французского можно перевести как: изменчивость; подвижность; непостоянство; легкость управления; сила, заставляющая двигаться. Смыслов - много и все они прекрасно подходят к колдеровским произведениям.

«Красный доминирует» - со светоотражающими элементами - передает не только движение, но и игру света, вплетая в это действо, одновременно и игру теней, медленно ползущих по ровной поверхности основания.

(...) Чтобы живые пятна и нити теней жили своей жизнью, отражая душу мобиля, необходимо было найти единственно верную точку приложения источника или источников освящения, и поиск этой самой точки - одна из загадок, подаренная Колдером своим будущим зрителям. Здесь, на выставке в ГМИИ, эту загадку решили блистательно.

Читать полностью в блоге автора


________________________________________________________________________________
Первая в России ретроспективная выставка американского скульптора «Александр Колдер. Ретроспектива. Из собрания Фонда Колдера и других частных коллекций» проходит в главном здании ГМИИ им. А. С. Пушкина до 30 августа 2015 года. Выставка знакомит с 56 произведениями мастера, созданными с 1927 по 1976 год.

художники, culture, Александр Колдер, культура, искусство, main, s_Колдер

Previous post Next post
Up