Тварный мир, тварный
Раньше меня трясло, бешено и неприятно, когда в голове рождался легкий образ, достойный великой картины и я думала о том как жутко это: заставлять невесомую и идеальную мыслеформу воплощаться в грубом материале. Это тяжело объяснить, но легко почувствовать. Это как вынудить ангела родиться во плоти. Даже если эта плоть будет прекрасна: плечи Аполлона, шелковая кожа... Это все равно будет уже не ангел. Никак не ангел.
Теперь я получаю томительное такое удовольствие. Особенно когда рисую простым карандашом. Могу не мять бумагу, злиться и курить от беспомощности своих человечьих рук, а старательно стирать неподходящую линию и искать, искать, искать подходящую. Находить ее и испытывать почти чувственную радость.
Упорство вознаграждено. Наверное я немножко повзрослела.
Переношу эскиз на загрунтованную доску. Как трудно это, когда эскиз очень нравиться и так трудно сделать копию лучше, а конечно хочется лучше. Это как измена. Нет, скорее как расставание.
Заставить себя полюбить копию больше, чтобы над ней приятно было работать, чтобы не смотреть с тоской назад, на оставленное, на первое...
И вот бьюсь я над этим лицом. И нос у него не такой, и скула не такая костлявая, как нужно. Нажимаю на карандаш, линии все жестче, линий все больше, это как танец. Стираю лишнее и вдруг - да! Да! Я смотрю на него, на то, что получилось и говорю прямо вслух: я люблю тебя.
И так от этого хорошо
Теперь я получаю томительное такое удовольствие. Особенно когда рисую простым карандашом. Могу не мять бумагу, злиться и курить от беспомощности своих человечьих рук, а старательно стирать неподходящую линию и искать, искать, искать подходящую. Находить ее и испытывать почти чувственную радость.
Упорство вознаграждено. Наверное я немножко повзрослела.
Переношу эскиз на загрунтованную доску. Как трудно это, когда эскиз очень нравиться и так трудно сделать копию лучше, а конечно хочется лучше. Это как измена. Нет, скорее как расставание.
Заставить себя полюбить копию больше, чтобы над ней приятно было работать, чтобы не смотреть с тоской назад, на оставленное, на первое...
И вот бьюсь я над этим лицом. И нос у него не такой, и скула не такая костлявая, как нужно. Нажимаю на карандаш, линии все жестче, линий все больше, это как танец. Стираю лишнее и вдруг - да! Да! Я смотрю на него, на то, что получилось и говорю прямо вслух: я люблю тебя.
И так от этого хорошо