Масанов Ю. "В мире псевдонимов, анонимов и литературных подделок"
Я не дочитал, но суть ясна из названия - книга содержит материалы разного объема, иногда довольно общие, а иногда предельно частные, например, выяснение, что какую-то книгу под псевдонимом написал Денис Давыдов или нет.
Например, есть глава, в которой рассказывается про стихи, приписываемые Пушкину. Иногда это делалось с коммерческими целями, а иногда люди просто записывали понравившееся стихотворение, и помечали, что автор Пушкин, потому что такое прекрасное стихотворение только он мог написать.
Или (если не ошибаюсь) главка про то, что Грибоедов очень долго писал "Горе от ума", поэтому существует несколько официальных версий, написанных в разное время.
Также мне очень нравится тогдашняя манера изъясняться.
Дальше обширные цитаты:
Стремление средневековых певцов сохранить свое авторство по-разному проявлялось на Западе и на Востоке. У западных народов эта тенденция проявлялась в том, что безграмотные авторы трубадуры, менестрели, миннезингеры диктовали свои произведения профессиональным писцам, а грамотные сами записывали сложенные ими песни и поэмы. У восточных средневековых певцов-ашугов, в подавляющем числе безграмотных даже в XIX в., стремление закрепить за собою авторство каждого отдельного стихотворения-песни привело к тому, что подлинное имя создателя произведения или его поэтическое имя, то есть с нашей точки зрения «псевдоним», обязательно включалось в последнюю строфу стихотворения-песни, так называемую «тапшырму». По словам исследователей, это было настолько действенной «охраной авторских прав», что случаев их нарушения, случаев плагиата история поэзии ашугов не знает: «опускание или изменение «тапшырмы» преследуется адатом (обычным правом) и общественным презрением куда строже, чем плагиат законом»,- писал около сорока лет назад армянский фольклорист, изучивший практику и традиции поэтов-импровизаторов Армении, ничем не отличавшиеся от порядков и воззрений в ашугской поэзии Средней Азии, Азербайджана и Турции.
Многие авторы в древней Руси не считали нужным указывать свои имена. Академик М. И. Сухомлинов отмечал: «Большею частью имена писателей исчезли вместе с ними, а иногда не были известны и при жизни их. Этого обстоятельства нельзя назвать простою случайностью: в нем открывается черта древнерусской образованности. В постоянном удерживании своего имени в неизвестности видно убеждение, своего рода начало, ставившее мысль, раскрытую в произведении, несравненно выше личности автора... Не только авторы, но и самые переписчики не считали нужным называть себя по имени. Редко случалось, чтобы писавший решался открыть свое имя читателям, и в таком случае различными эпитетами и описательными выражениями он как бы желал загладить нарушение авторской скромности».
под «Возражением старовером» имеется такая подпись: «Иже хощет уведати ми имя и се ти написую: пять сториц с пятерицею, седьм десятериц с четверицею и десятерица семиджи и сторица с кончаемою согласною». Эта подпись в переводе ее на буквы славянской азбуки дает имя - Феодор.
В этих зашифрованных цифрами указаниях авторства текстов древних рукописей можно уже видеть своеобразный тип псевдонимов.
(в книге Николая Буцких "Древнерусская криптография" рассматриваются подобные способы подписей)
Годом раньше «Вастолы» вышла анонимная книжка «Авторский вечер. Странный случай с моим дядею» (Спб., 1835), направленная против недобросовестности критики известного Барона Брамбеуса (О. И. Сенковского). Хотя прямого упоминания Брамбеуса в книге и не было, но О. И. Сенковский догадался, что речь идет о нем, и отзывом в несколько строк в «Библиотеке для чтения» «прищелкнул» анонимную книжку. «Тогда разобиженный автор раскрыл свой аноним и в «Письме к издателям «Сына отечества», подписанном Павел Крутенев,- довольно беззубо и бездарно отвечал Сенковскому», причем обещал в большой книге вскрыть и детально разобрать все «литературные проделки» Барона Брамбеуса.
Правда, эта обещанная разоблачительная книга так и не появилась, а имени Павла Крутенева в литературе позднейших лет мы не встретили.
В свое время в секретных делах владимирского полицмейстера был обнаружен такой документ:
«Наряд о доставлении сведений о благонадежности. 1903 г. № 7.
По встретившейся надобности предписываю вашему высокоблагородию представить мне точные и подробные сведения о личности некоего Ивана Ветеранского, сотрудничающего во «Владимирской газете» и скрывающего свое имя под псевдонимами А. Б., И. Б., Он, Курантельщик».
После Великой Октябрьской социалистической революции большинство мотивов, заставлявших авторов пользоваться псевдонимами у нас отпало. Тем не менее, обычай подписываться псевдонимами не исчез, а продолжает сохраняться, частью по определенной литературной традиции, частью по особым чисто субъективным соображениям и вкусам писателей.
Что касается зарубежных авторов, живущих в капиталистических странах, то основной причиной применения псевдонимов продолжает оставаться желание писателя защитить себя от возможных репрессий.
А этот фрагмент может заинтересовать современных писателей.
Для характеристики мотивов появления подобного рода «подражательных» книг много дает, в частности, рецензия на книгу «Черный Кощей, или заднепровский хутор у Лунной горы. Русский роман из времен Петра Первого. Сочинение А. Чуровского» (М., 1834).
Рецензия опубликована в газете «Северная пчела» (1834, № 174, 3 августа). В ней написано следующее:
«Искусство составлять заглавия книг весьма важно в книжной торговле. Иная книга интересна только по заглавию; другая покупается только по заглавию же; третья читается единственно для заглавия. О, всемогущее заглавие! Ты часто пророк успеха! Ты для книги то же самое, что головной убор для красавицы: чем пышнее, чем великолепнее, чем богаче, тем лучше, тем краше, тем интереснее становятся и книга, и красавица.
Г. Чуровский превосходно знает теорию заглавий. Его заглавие есть resume заглавий всех новейших романов, которые понравились публике и быстро разошлись. Посмотрите, как оно мастерски составлено.
Г. Вельтман издал «Кощея Бессмертного», который наделал много шуму. Вот и роман г. Чуровского назван «Кощеем», хотя в нем Кощея и в помине нет, а есть какой-то колдун, которого можно было справедливее назвать Кузьмою или Антоном, чем Кощеем. Кощей у нас имеет свое особенное, определенное значение: это - миф, прекрасно понятый и превосходно обрисованный у Вельтмана. А в романе Чуровского «Кощей» - простой колдун, вроде колдунов Загоскина.
К слову Кощей придан эпитет черный, потому что теперь везде читают «Черную женщину» Греча, хотя Кощей г-на Чуровского носит кожу обыкновенного телесного цвета. Напиши Греч «Белую женщину», тогда, может быть, мы увидели бы не черного, а белого Кощея.
Рудый Панько (псевдоним Н. В. Гоголя.- Ю. М.) издал «Вечера на хуторе близ Диканьки», которые имели несколько изданий и теперь составляют любимое чтение некоторой части публики. Поэтому в заглавии у г-на Чуровского явился: Заднепровский хутор, хотя никакой хутор никакой роли в романе не играет. Для большего эффекта к хутору прибавлено: у Лунной горы, между тем, как во всем романе о ней и помину нет. К чему же эта Лунная гора? Для возбуждения ужаса, для библиографического эффекта!
Этого мало: Масальский издал «Ящик», повесть из времен Петра Великого, которую хвалили все журналы и читали все любители повестей. Поэтому и роман Чуровского стал романом из времен Петра Великого, хотя из происшествий романа видно, что он никак не принадлежит ко времени Петра Великого, ибо дело идет о похищении молодой девушки, о вечерних пирах, а во время Петра Великого таких энлевементов и фестинов (говоря языком 1710 года) не было.
Правда, что Петр Великий ввел ассамблеи, но на эти ассамблеи мужиков и поселян не пускали. Каким же образом роман Чуровского попал во времена Петра Великого? Опять для возбуждения любопытства, для библиографического эффекта!
Вот где надобно учиться составлению заглавий. Здесь в пяти строках, все наши романные знаменитости; у каждого по словечку, и заглавие готово, другими словами: с миру по нитке, нищему рубаха.
Вообще, вся книга - пример мануфактурной промышленности.
Она разделена на три части; за три части берут семь рублей: это дешево. Но вот беда: из всех трех частей не выйдет одного порядочного томика...»
(Далее описываются книги, имитирующие популярные издания. Напоминаю старый пост про подобных деятелей)
Номера «Revue Enciclopedique», поступавшие в Россию, в редких случаях оставались не обезображенными ножницами царской цензуры. Вместе с тем, правительство зорко следило и за русскими авторами, сотрудничавшими в иностранной прессе. «...Всякий русский.., про которого узнают, что он состоит неофициальным корреспондентом каких-либо иностранных журналов, кончает тем, что попадает на плохой счет у правительства, даже если он и не преследуется за мнения, высказанные им в его писаниях... Не нужно удивляться, если маленькие литературные сплетни могут сойти в глазах властей за государственное преступление и если им придадут такую важность, что станут разыскивать их автора всеми имеющимися в распоряжении Священного Союза средствами... Я вас прошу, милостивый государь, никогда не называть меня открыто в числе ваших корреспондентов»,- писал А. П. Вяземский (незадолго перед этим отстраненный от государственной службы, как «революционер и карбонар», за излишне проявленные им в Польше конституционные настроения) М. А. Жюльену 21 мая 1824 года, посылая ему через В. Ф. Гагарина материал для журнала.
Ближайший помощник начальника III Отделения А. X. Бенкендорфа - М. Я. фон-Фок писал ему в 1827 г., что историк М. П. Погодин является только по имени издателем этого журнала и что главными начальниками редакции будут «Соболевский, Титов, Мальцев, Полторацкий, Шевырев... и еще несколько истинно-бешеных либералов».