Никакой переоценки ценностей, естественно, не происходит.
Поначалу мысли обо всем и ни о чем конкретно, выше 4400 метров они превращаются в сумбурный поток "этот Black Diamond я сегодня уже видела; руки мерзнут, завтра взять перчатки; британцы, поляки, это чехи из первого ложда, это, кажется, русские, лучше обойти стороной; на Лхоцзе уже не метёт; oh, sweet Jesus there is no turning back; Лукла-Пхадинг-Намче-Панбоче-Динбоче-Тукла-Лобуче-Горак Шеп, остальное запомню потом; papa won't leave you Henry; чем сильнее гравитация, тем медленнее время; холодно, жарко, холодно; ничего выше пяти тысяч, никогда больше ", а выше 5000 и вовсе сводятся к "левой, правой, левой, еще немного, вон до той глыбы, затем до ступы, затем до вершины; я маленькая лошадка; сиреневый! покрашу стены в коридоре в сиреневый, в комнате - в синий; о, ура! я снова могу думать; как в Карпатах; а, нет, показалось; переставляй ноги, тупое животное", ближе к 6000 и после 6000 - "еще немного, метров 30, дыши, дыши, вон кромка, умереть можно и там, не стой, дойди хотя бы до ледника, в кошках легче, у всех кислород за 80, но ты-то все равно уже тут, поздно сдаваться"; две недели незамысловатого быта - сходить в душ, пока не село солнце, помыть голову завтра, до двадцать восьмого улучшений не будет; сендвич с тунцом каждый день, томатный суп и мятный чай на ужин, пара глав Harry Potter and the Deathly Hallows перед сном, подъем в 6 утра, ледяная вода из бочки; перед глазами перманентно Ама-Даблам под разными углами, в облаках, в рассветных и закатных лучах, всего на каких-то 600 метров выше нашего пика, а кажется едва ли не восьмитысячником. И эти Гималаи - просто высокие снежные горы, и каких-то особенных людей не встречаешь, так, обычные разговоры на английском, подслушанные вольно или невольно, вот разве что те двое поляков за шестьдесят, что седьмой раз уже идут к базовому лагерю, и рассказы об отважных альпинистах, о погибших альпинистах, о взошедших и недошедших альпинистах. И на вершине ты думаешь о том, как бы поскорее спуститься вниз, хотя краем глаза все же подмечаешь, как неописуемо тут красиво. И потом, на обратном пути, ты смотришь на горы, которые видел столько дней подряд, но не потрудился запомнить ни одной, кроме Ама-Даблам, ведь они же каждый день, ведь будет еще время, а теперь все, теперь осталось всего два дня, и как их запомнить все за два дня, как насмотреться наконец на них, а не на пыль под ногами. Но и это еще ничего, все равно подъем в 6, завтрак не изменился, в книге еще три главы, в Катманду жарко и нечего делать, улетаешь без сожалений, и только в Киеве, где +1 и сыро, и темно, приходит понимание того, что вот они и закончились, Гималаи, что до следующих больших гор еще, может быть, год, и все преодоление себя и испытание на прочность сведется к необходимости позвонить в страховую или записаться к врачу, если вдруг что.