Хочется Мира
Каждое мое утро, уже не помню, с какого дня и месяца, начинается с телефонного разговора: «Мы живы, все в порядке». Когда мама в первый раз мне сказала:
- Знаешь, я сегодня подумала, может, мы вообще больше не увидимся, - я тут же среагировала в стиле «ну, мааам». А она говорила спокойно. Не от жалости к себе или страха, или обиды. Она действительно так подумала - посмотрела на все, что происходит, и подумала.
Когда кто-то узнаёт, что мои родные остались в Донецке и не собираются уезжать, то обычно смотрят на меня, хуже, чем Ленин на буржуазию:
- Так, а почему ты не забрала их??
А они не могут. Как и в любом городе, где люди рождаются, растут, влюбляются, женятся, обрастают родственниками, есть понятие семьи, дома. Есть бабушки и дедушки, которые никакой переезд не перенесут. Есть рожающие, есть лежащие на операциях, есть преданные своей работе - заставь их добровольно от нее отказаться, и не будут знать, зачем им жить. Есть те, кто не понимает - почему нужно бросать свой дом и свою построенную и прожитую в родном городе жизнь? Из-за кого и ради чего? Ради того, чтоб остаться живым - с такой фразой муж моей подруги увез ее, рыдающую, в Харьков. «Там какое-то время будет спокойно». Какое-то время. Сам остался… Из-за домашнего приюта - они в течение жизни спасали бездомных животных. В Харькове она плачет и ищет работу - муж пообещал «домой не пустить» и приказал жить, - живет, каждую минуту жалея, что уехала.
Именно те, кто сейчас остались дальше мирно жить в Донецке после того, что случилось со Славянском, пожалуй, единственные, кто еще верит. Не пробирает, нет? Они верят! Что останутся живы в своей стране, что те, кто делят деньги, не настолько оборзели, а те, кто друг в друга, украинец в украинца, стреляют, не настолько обезумели убивать во имя чего бы то ни было тех, кто хочет мира и хочет жизни.
И потом - они что, чемодан?
- Нет, ну, там такое, а они за квартиры держатся! - говорят внуки в Киеве про бабушек в Донецке. А вы не на квартиры зарабатываете? Хорошо, не на квартиры, так на что-то другое, и если вы мне скажете, что вы за это держаться не будете, то странно, что вы еще не в Тибетском монастыре.
Всю свою жизнь я привыкла считать себя космополитом, отчасти, потому что мир большой и интересный, отчасти, потому что культура патриотизма в моей стране - явление либо территориальное, либо семейное. Я училась в русской школе, и даже не знала, что бывают украинские школы - как позже выяснилось, была одна на весь город. С бабушкой, которая после войны строила школы и хлебозаводы на Западной Украине, я выучила «ой на горі два дубки» и «роспрягайте хлопці коней». А в 9-м классе я пошла на курсы украинского языка и выучила его, как иностранный. Потом помогала лекторам в своем первом вузе с переводами. Когда за одну ночь всех обязали учить, говорить, вести программы на радио- и тв- на украинском, на государственном - Донецк взвыл, ломались языки и уши, еще вчера не существовало экзамена по украинскому, а во многих учебных курсах, и самого предмета, а сегодня - говорите. Ведущие говорили на суржике, лекторы чертыхались, любить, конечно же, сразу захотелось - и я зык, и страну, и Степана.
Тогда я начала первую серию статей Восток-Запад - о том, как настойчиво разделяют и отдаляют и без того разные по происхождению и укладу жизни две части одной страны. «Сверху». И почему это так легко удается. И к чему это может привести, если люди разделят себя сами на «хохлы» и «кацапы». К слову сказать, в моем другом вузе, уже в Киеве, подружка-киевлянка любя называла меня «кацапка наша». Говорила я на украинском. К тому времени, я уже жила на украинском, вела круглые столы в Униане, выражала активную гражданскую позицию, чувствовала себя частью страны, и ни за что бы не поверила, что не могу повлиять на то, что происходит в моей стране.
Вот только политику в моей стране, да и не только в моей, мне всегда было трудно воспринимать отдельно от защиты интересов чьих-то капиталов, любая национальная идея слишком уж выгодно вписывалась в сценарий очередного клана. В 2006-м я сняла аполитичную документалку «Донецк-Киев: Игра в города». Наивная попытка обратить внимание на то, что это два украинских города, в которых много похожего. Ее путь был короткий после рецензии - «Донецк что-то лучше выглядит».
Ему просто лет меньше, и в нем больше стекла и бетона… Впрочем, сейчас ситуация стремительно исправляется. С каждым днем он выглядит все хуже, что, разумеется, неважно. Его никто не обещает восстанавливать, как Грушевского, потому что это не Киев, не Львов, где такого бы просто не допустили. О фильтрационных лагерях для жителей Восточной Украины, «когда все закончится» - (что «все» и каким моментом должно ознаменоваться это «все»? нынешняя война не выглядит, как борьба за какую-то вменяемую цель) - в Киеве говорят настолько спокойно, что мне нужно, видимо, не эту статью писать, а думать, чем я докажу, что я не бандит, и что более интересно - кому мне это нужно будет доказывать. При чем, делать это, видимо, в глубокой медитации по принятию. Только буддист из меня не ахти.
30-го ноября 2013-го я была в Бухаресте, читала мейлы друзей, часами говорила по скайпу, часами рассказывала местным друзьям и журналистам, что происходит, и как я к этому отношусь, слушала печальные опыты на тему «к чему у нас приводят такие протесты», не могла отделаться от ощущения сценария, но очень хотела верить так же, как верили мои друзья, поддерживающие Майдан - в братство, честность и справедливость. В общем, в то, во что взрослый здравомыслящий человек обычно не верит. Заодно насмотрелась и наслушалась, как плохо вступать в Европу, и какая это экономическая каббала. А еще, от местных политиков, о том, что Украине нужно дружить с кем-то сильным, иначе совсем ей трындец. А кто-то сильный это либо Россия, либо Америка. С одной стороны согласилась, а с другой - получался тот же самый трындец, как ни крути.
Америка настолько утопила мир в неподкрепленном уже ничем долларе, что, кроме как войной, неважно, где и у кого, ей и держаться нечем, России Украина нужна разве что как буферная зона, Европа - максимум заберет дешевую рабочую силу и задушит производство. Кое-как уговорив себя, что я же не политик, и вообще - на каждое мое слово тут без труда найдется сотня криков, какая я дура, и все совсем не так, в феврале я приехала в Киев. Прорыдалась и включилась во всю эту движуху против коррупции в принципе и за новую жизнь, которая свелась к свержению президента Януковича и трупам. Что толкало людей на Майдане идти с деревянными щитами под пули? Сделали ли бы они это еще раз, если бы им тогда показали картинку с «Дякую за довиру» и трупами жителей Славянска, например? Или просто с их собственными трупами, и сегодняшним Майданом, на котором продают туалетную бумагу и половые коврики с трафаретом бывшего президента, там, где была их кровь. Наверное, да. Хотя многие до сих пор уверены, что «всем им там платили».
В начале марта бабушка мне сказала:
- Внученька, я все понимаю, но теперь же война будет. Разбомбят же все… Третья мировая развернется.
Майдан растворился, забыв о лозунгах. Забавно, что мой теперь уже бывший парень, который бил себя кулаком в грудь под «Украина единая», регулярно отвозил на Майдан продукты, потом организовывал блок-посты, говорил, что теперь он уверен, эта та страна, где он хочет жить, и если раньше думал когда-то уехать, то теперь хочет остаться, уехал в другую страну с билетом в один конец. А я, которая собиралась на учебу в другую страну, а потом еще в другую по работе, и я уже много лет живу в таком ритме, не потому, что мне в Украине плохо, просто мир ведь большой и интересный… я решила остаться. Даже не то, что села и решила, а я почему-то не могу смотреть за войной в моей стране по новостям, или не смотреть вовсе - а большинство киевлян так и говорят, не смотри, что ты можешь сделать? Могу быть рядом, могу говорить об этом. Могу не убегать.
В любую точку мира я всегда собиралась за пять минут при наличии визы в паспорте и билета, или без. С вещами или без. По срочному делу или без. С деньгами или без. Я меняла работу, потому что хотела, точку на карте как место проживания, образ жизни, все материальное, что можно поменять. Кроме людей, которых люблю, даже когда они уезжают, умирают или просто пакостят. Вот так шла жизнь, я привыкла отвечать на «are you russian or ukrainian» - I’m a human being, i was born in Ukraine so it means i'm Ukrainian, а, и еще самое интересное - объяснять, что русский и украинский это два разных языках, и русские не могут понять украинский, а украинцы могут понять русский, потому что в Украине говорят и на русском, и на украинском. Так сложилось. Исторически.
В Украине мне «припоминали» родной город довольно часто, разумеется, в центральной и западной, но всегда беззлобно, на самое популярное «обережно, вона ж з Донецька» и я, и сказавший разражались смехом. Шутка от близкого другого-львовяна «їдь у свою москву, російськомовна» была шуткой. Теперь - «Лиз, давай не будем говорить о том, что там «у вас» происходит». Давайте будем! Чтобы услышать себя, чтобы услышать друг друга.
Еще месяц назад сообщение Донецк-Киев работало в привычном режиме, мы собрались впятером по случаю приезда подруги из Донецка в Киев нас навестить. Она, как и мы, родилась в Донецке, а после учебы работала в Киеве, потом работа переместилась в Донецк. Мы хохотали над ее рассказом о том, как она вытащила подругу покормить уток, а парень той так переживал, что перебил в доме посуду. Смех, конечно, поначалу был нервный и наигранный, но понемногу старое въедливое «не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение» сработало.
Рассказы о том, как некие люди с уверенным «Это ДНР, мужик» забирают машины, а потом этот мужик выслеживает свою машину и забирает назад, как она короткими перебежками добирается на свой пилатес, где инструктор шепчет в ужасе в трубку «Прямо рядом с нами??? О, Боже!!», а заметив, что на нее круглыми глазами уставились подопечные, улыбается и командует «девочки, нижний пресс 20 раз», и много еще о чем спасало только то, что подруга не ноет и не боится.
- Если б вы знали, как я хочу ходить на работу. Нас всех отправили домой, кто-то уже совсем из дома выходить боится. Вы же знаете Донецк - люди хотят просто жить, не ходил же никто на этот референдум…
Муссируя тему «как справиться с вообруженными бандитами в Донецке», мало кто думает о тех, кому хочется ходить на работу, фитнесс, строить отношения, вышивать крестиком и ждать поездки на море, чтобы встречать закаты и улыбаться от «как прекрасна жизнь».
Еще в период Майдана меня не покидала мысль, что идейность большинства энтузиастов держится на личной неудовлетворенности собой, своим местом в жизни, раздражении от того, что не хватает денег, что жена уже не так влечет, как раньше, что никто не подтверждает тебе каждый день, что ты великий, а сам себя в этом ты уже не способен убеждать, потому что годы идут, а ты все не становишься тем героем в своих собственных глазах, которым ты почему-то должен быть. Почему должен? Потому что ты же есть, ты же личность, личность же должна реализовываться, достигать и получать.
- Мне нравилось, когда был Майдан. - Таня там жила, когда он закончился, она потерялась. Не территориально, конечно, а так - в собственной жизни.
- А чем он тебе нравился? - Я уже знаю ответ, и мне от него тоскливо. Спрашиваю с надеждой, что, может быть, она сама себя сейчас услышит, и поймет важное о себе, перестанет в тщетных поисках обрести то, чего нет, скитаться ночью по центральной улице столицы, давно отмытой от крови, но заваленной всеми этими чудовищными палатками с никчемными «сувенирами» и тряпьем-деревяшками - остатками былой «роскоши» былого «революционного духа».
Революционный дух он, конечно, был, он до сих пор у кого горит, у кого пощипывает, но дух ли, и революционный ли он.
У Тани в глазах появляется смысл, голос наполнен не столько радостью, сколько сожалением, но все же…
- Потому что мы были там вместе, потому что мы орали «Слава Украине» и чувствовали, что человек рядом - он тебе как родной. - Трудно чувствовать, что человек тебе как родной, когда он наступает на ногу в метро, а на Майдане за этого же человека было нетрудно идти в первые ряды… - Мы не боялись, что убьют, что посадят, все равно, что. Понимаешь? И ты чувствовал себя частью этого, нужным!
Мне хочется спросить Таню, почему она чувствовала себя нужной толпе, и не чувствует себя нужной самой себе. Единственному человеку во всем мире, кому она может и обязана быть нужна, какая есть. Как любой человек в мире. Чтобы были силы жить всегда - и тогда, когда ты не нужен тому, кто нужен тебе, и тогда, когда уйдут те, кому ты был нужен.
Майдан состоял из тех, кто отчаянно хотел быть кому-то нужен. И, насытившись этим, он растворился.
Разговор с журналисткой, которая родилась и выросла в Донецке, сейчас работает в Киеве:
- … Восток Украины просто планомерно зачищают!
- Ну, да.
- Но это же наша страна, наши люди, которых материально заинтересованные стороны стравливают друг на друга!
- Лиза, у меня категорически другое мнение, чем у тебя, многих с этого востока, где я родилась, я бы расстреляла сама собственноручно. - Это эмоции, но именно эмоции и кормят войны, особенно братоубийственные. - Ребята с запада там пачками умирают!
А на что рассчитывает человек, который берет оружие и идет убивать? На орден? Удовлетворение? Зарплату?
Еще один диалог с тем, кто «в курсе».
- Лиз, ты же понимаешь, что это просто дележка денег…
Замечательно. Все, кто берет оружие, это понимают? Не уверена. Взвинченные жизнью под звук выстрелов, видом разбитых и теперь уже пустых жилых домов, топают как в один лагерь, так и в другой абсолютно бескорыстно, проникшись идеей - умереть достойно в сражении. За что??
- Мы беженцам из Донбасса квартиры не сдаем. - Такое сегодня можно услышать в Киеве. «Украина единая» - самый популярный лозунг февраля-марта 2014-го на деле такая же фальшивка, как любой рекламный слоган, приживется или нет - дело спроса. Спрос на «единство» закончился?
На Востоке Украины идет бессрочная война, как любая война - выгодная тем, кто на ней зарабатывает. Участники войны - безвольные марионетки, которых накормили идеей не пойми какого спасения от не пойми толком чего. Кормят эту войну далеко не те, кто ее финансирует. А те, кто ее принимает. Те, кто берет оружие. И, разумеется, те, кто берет деньги за то, чтобы взять оружие.
Что даст эта война, чем бы она не закончилась? Окончательную стену ненависти между Востоком и Центром, заодно и Западом, окончательную нецелостность Украины. «Наверху» - да, переделом капиталов, но ведь за счет того, что людей добросовестно натравливают друг на друга - оттуда же, «сверху». Сейчас это разрушенные и разрушаемые города, люди, собирающие самое необходимое и спешно уезжающие, куда только можно - как правило, к родственникам, и, как правило, не слишком далеко. Туда, где не слышно (или еще не слышно) выстрелов, и где открыты магазины. Где есть шанс ходить на работу. Что будет потом? Кого и от кого освободят?
- Лиз, ну, да - нам повезло, мы родились в Киеве, и нам…
И нам неохота слушать про едущих из роддома донецких молодых мам, плачущих не от счастья, про донецких пенсионеров, которые помнят бомбежки немцев, а теперь, читая расклеенные на всех жилых домах адреса бомбоубежищ, даже не знают, кто именно и почему собирается их бомбить.
И, кстати, о бомбоубежищах. Большинство адресов указывают на подвалы школ, котельные и аварийные жилых домов. Без нормальной вентиляции, с хлипкими перекрытиями и старыми трубами, местные жители уже называют их «братские».
Удивительно тихо по этому поводу в Киеве. Омерзительно тихо. И я не про «верх», который «ни с кем не хочет договариваться», там, по-видимому, успешно договариваются, только к миру в стране это не имеет ни малейшего отношения. Я про жителей, украинцев, которые были так активны в феврале, и на улице, и в соцсетях, а теперь молчат. Или это такая месть - под негласным девизом «вымри весь донецкий регион». Тогда это не страна. Тогда ее вообще никогда и не было. Украины, единой.
"Хочется Мира", Лиза Хворс