(no subject)
Вчера в кинотеатрах страны прошла всероссийская акция памяти Виктора Цоя. Зрители впервые увидели фильм "Последний герой", который был снят восемнадцать лет назад. Впрочем, об истории киноленты уже писали - повторять излишне...
В Петербурге фильм демонстрировался на Невском, в кинотеатре "Аврора".
Двор кинотеатра. Звучит "Бошетунмай".
Всякая светская хроника: кто был, а кого не было - неуместна.
Нетрудно догадаться, о чём пишут на этой стене.
Конечно, о том, что Цой жив...
Тех, кто пришёл на просмотр фильма, ждала и новая книга о Викторе и его друзьях - "Незнакомое кино". Автор текста и фотографий - Наташа Васильева-Халл.
Книга резкая, яркая и поэтичная.
Слова нашлись для всех...
Кинозал был переполнен. Те, кому не досталось билетов, стояли вдоль стен или сидели не полу.
Не знаю, сколько времени продолжался фильм, но мне он показался очень коротким. Темп, взятый авторами фильма с первых кадров не снижался до конца - провалов, пустот не было. Иногда вдруг приходило в голову, что в фильме всё сделано не так, что надо было по-другому, а потом думалось: нет, всё так, без патетики, без традиционных штампов... Близкие Виктора: мать, жена, брат, - произносили слова, которые казались неожиданными, непредсказуемыми. Маленький сын за кадром тщательно выводил сочинённую после гибели отца песню, во дворе котельной лихо пел под гитару ребёнок - и мало кому, наверное, не виделось в происходящем нечто загадочное, как если бы все, кого так или иначе коснулся Цой, оказались в мощном поле неведомой природы и стали иными. И оттого уместно в фильме всё, что было в нём кем бы то ни было сказано...
И чем больше на словах подчёркивалось, что не нужно обожествлять Виктора - что он был раним, человечен, смертен - тем больше хотелось верить в невероятное, в мистическое. Так же, как когда на экране в ускоренном, по воле режиссёра, темпе сменялись у могилы сотни людей, для которых быть рядом с Цоем стало содержанием жизни. И когда опускали в землю гроб - а те, кто стоял ближе всех, опустились на землю, чтобы и остальные могли видеть и проводить Виктора до самого конца; и казалось, будто их косит каким-то ураганом, в то время как стоять у могилы остались только родители - безутешно рыдающая мать и отец, изо всех сил старающийся держаться...
...Горе, которое догоняет и через двадцать лет. А время совсем не лечит.
Вышел из кинотетра и ничего не узнал. Может быть, вечер действительно был не такой, как обычно: ветер с залива разогнал тучи, и они огненными клочьями, будто живые, носились над водой. По набережной бегали ошалевшие фотографы, художник на Дворцовом мосту судорожно ловил то кисти, то картон, то этюдник... Привычные мысли куда-то все подевались... Думал, проснусь утром - всё станет, как раньше. Нет, всё по-другому, хоть и дождь весь день...
В Петербурге фильм демонстрировался на Невском, в кинотеатре "Аврора".
Двор кинотеатра. Звучит "Бошетунмай".
Всякая светская хроника: кто был, а кого не было - неуместна.
Нетрудно догадаться, о чём пишут на этой стене.
Конечно, о том, что Цой жив...
Тех, кто пришёл на просмотр фильма, ждала и новая книга о Викторе и его друзьях - "Незнакомое кино". Автор текста и фотографий - Наташа Васильева-Халл.
Книга резкая, яркая и поэтичная.
Слова нашлись для всех...
Кинозал был переполнен. Те, кому не досталось билетов, стояли вдоль стен или сидели не полу.
Не знаю, сколько времени продолжался фильм, но мне он показался очень коротким. Темп, взятый авторами фильма с первых кадров не снижался до конца - провалов, пустот не было. Иногда вдруг приходило в голову, что в фильме всё сделано не так, что надо было по-другому, а потом думалось: нет, всё так, без патетики, без традиционных штампов... Близкие Виктора: мать, жена, брат, - произносили слова, которые казались неожиданными, непредсказуемыми. Маленький сын за кадром тщательно выводил сочинённую после гибели отца песню, во дворе котельной лихо пел под гитару ребёнок - и мало кому, наверное, не виделось в происходящем нечто загадочное, как если бы все, кого так или иначе коснулся Цой, оказались в мощном поле неведомой природы и стали иными. И оттого уместно в фильме всё, что было в нём кем бы то ни было сказано...
И чем больше на словах подчёркивалось, что не нужно обожествлять Виктора - что он был раним, человечен, смертен - тем больше хотелось верить в невероятное, в мистическое. Так же, как когда на экране в ускоренном, по воле режиссёра, темпе сменялись у могилы сотни людей, для которых быть рядом с Цоем стало содержанием жизни. И когда опускали в землю гроб - а те, кто стоял ближе всех, опустились на землю, чтобы и остальные могли видеть и проводить Виктора до самого конца; и казалось, будто их косит каким-то ураганом, в то время как стоять у могилы остались только родители - безутешно рыдающая мать и отец, изо всех сил старающийся держаться...
...Горе, которое догоняет и через двадцать лет. А время совсем не лечит.
Вышел из кинотетра и ничего не узнал. Может быть, вечер действительно был не такой, как обычно: ветер с залива разогнал тучи, и они огненными клочьями, будто живые, носились над водой. По набережной бегали ошалевшие фотографы, художник на Дворцовом мосту судорожно ловил то кисти, то картон, то этюдник... Привычные мысли куда-то все подевались... Думал, проснусь утром - всё станет, как раньше. Нет, всё по-другому, хоть и дождь весь день...