Семен Зайденберг: А не могли бы Вы сказать о своем обращении (имеется ввиду православие)? Многие знают по собственному опыту, что тут всегда очень важен свидетель - или живой человек, или, например, книга, но свидетель, в котором бы ты увидел, что вера - это не слова, но действительно что-то реальное. В Вашей жизни что-то или кто-то сыграл такую роль?
С.Ю.: Я думаю, что для меня это была множественность ощущений. Еще раз говорю, я не рисковал никогда их записывать, перечислять или кому-то излагать, но они вполне реальны. Это не какие-нибудь знамения: я не рискую себя причислить к просветленным, к апостолу Павлу, которому личностно всё открылось, и тут же для него все перевернулось. У меня это было медленное движение (и оно тоже заняло пару десятилетий моего уныния), как бы сказать, «прислонения». Когда я пришел
к о. Александру, который меня крестил, первое слово, которое я сказал, и которое он с улыбкой отверг, сказав: этого недостаточно, это было слово «прислонение». «Почему Вы хотите креститься?» - спросил он меня. Я сказал: «Хочу прислониться к религии предков». Он говорит: «Хорошо, но недостаточно». Это было действительно мое желание, искреннее: я почувствовал первые робкие связи с дедом, который был не только священником, но и богословом, с дедом, которого я не знал, которого и отец почти не знал, потому, что он умер очень рано, когда отец был еще маленьким ребенком, и которого от меня скрывали по причинам политическим.
Было у меня, правда, еще наблюдение за людьми, как они ведут себя в церкви, в церкви, в которую я ходил, как в музей, чтобы, скажем, привести иностранцев. Просят: покажите нам русскую церковь. - Ну, пойдемте, кажется, она здесь. А, вот она как раз здесь. А вот почему-то она закрыта. (Я не знал тогда, что службы в определенное время идут). А вот мы придем, когда она будет открыта. А вот теперь она открыта…
Я наблюдал то, как люди входят, как они себя ведут в церкви и как они знают, что они делают. Они производят странные действия, но в них такая убежденность, что я, как актер, чувствую правду, так же, как в других случаях чувствую неправду, вижу, что это подражательные действия, что человек действует не от себя и не по внутренней нужде. А в других случаях чувствую именно это - внутреннюю правду. И это убеждает меня просто как профессионала, как актера. Если это и театр (и об этом я думал), то это театр, который мне нравится. И тогда еще, до крещения, бывая на Западе, естественно, и в храмах католических, и в храмах протестантских, я для себя различал: католическое служение - это эстрада. Не в смысле пения, но в том смысле, как сцена обставлена - нет кулис, нет исчезновения священника, все открыто. Особые взаимоотношения. Я ведь также и эстрадный артист и понимаю - это эстрада.
Господь, прости, но то протестантское служение, которое я видел, показалось мне сродни затейничеству с детьми, где, конечно, с ними очень серьезно занимаются, но где все уравновешено - и воспитание, и развлечение. И, наконец, православное служение показалось мне театром, потому что здесь мизансцены очень сложные и впечатляющие вещи, вроде занавеса, который закрывается на время, а потом открывается, голоса, звучащего из невидимой части, - и все это казалось мне театром. А театр для меня, в общем, священен. И отчасти именно поэтому (вот видите, какие искренние вещи я вам говорю) я и выбрал православие - с одной стороны, потому что это религия предков, которая исчезла для меня, а с другой стороны - это театр. Потом я стал ощущать уже различие всего этого дела, но первое и главное впечатление то, что это театр - именно как родное, как священное, как интересное.
https://pravoslavnaya-obshina.ru/1999/no52/article/gorech-i-nadezhda-intervju-s-sergeem-jurskim/#человек, #вера, #православие, #христианство, #литература, #история, #мысль, #церковь, #русские, #религия, #Раб Божий, #Сергей Юрский, #актер, #театр, #литература, #культура