Противостоять консервативному дрейфу
Противостоять консервативному дрейфу в НИГИЛИСТ.Иван Овсянников
опубликовано на http://anticapitalist.ru
На днях братский ресурс www.openleft.ru опубликовал небольшой опрос на тему: «Крым и левые? Как преодолеть раскол?». Я бы сформулировал вопрос иначе: «Как его завершить?».
На протяжении двух последних лет российские левые переживали период острых разногласий. При этом вполне ясно обрисовались две тенденции: одна, характеризующаяся последовательным неприятием протестов 2011-2012 (не их лидеров или итогов, а самих протестов как «буржуазных», «либеральных» и т.п.) и другая, настаивающая на единстве задач политического и социального освобождения, рассматривающая левых как часть демократического движения.
Украинский кризис и события вокруг Крыма вывели эту вялотекущую полемику на новый виток, заставив стороны занять более отчетливые позиции. Ярче всего это продемонстрировал Эдуард Лимонов, завершивший свой «левый поворот» (вызвавший столько восторгов у антиболотной части левых) участием в путингах и призывами к властям разогнать Марш мира.
Могут возразить, что спор о майдане и Крыме не имеет прямого отношения к дискуссии о Болотной. Я считаю иначе. Мне кажется, что не только эти разногласия, но и такой трагикомический эпизод, как раскол анархистов по линии признания/непризнания феминистской и ЛГБТ-повестки, по сути, являются моментами одной полемики, имеющей глубокие мировоззренческие корни.
В свое время российско-украинский публицист Виктор Шапинов озвучил тезис: «Нет больше сталинизма и троцкизма, есть революционный марксизм и реформизм». Это «экуменическое» положение стало в левой среде чем-то вроде мема и вдохновило многочисленные попытки создания «широких» организаций, стремившихся пересмотреть старые догмы.
Положительное содержание тезиса Шапинова, обеспечившее ему поддержку со стороны наиболее продвинутых представителей левого сообщества, состояло в том, что он зачеркивал старую, сектантскую традицию, зацикленную на травмах прошлого, противопоставлял актуальную политическую борьбу тупикам исторического реконструкторства.
Виктор Шапинов был одним из тех, кто пытался осовременить сталинизм
Однако у «шапинизма» имелась и обратная сторона. Он не снимал идеологические разногласия, а предлагал левым своего рода мультикультуралистский консенсус: «Мы разные, но у нас есть общие цели. Давайте просто отпустим друг другу грехи прошлого, и поговорим о том, что нас объединяет». Было принято как аксиома, что современное значение оппортунизма и революционности никак не связано со сталинизмом, троцкизмом или любым другим «измом».
По шапиновским лекалам были скроены украинская Организация марксистов, российский Левый фронт, ряд региональных левых коалиций и, отчасти, РСД (изначально ставившее целью формирование «широкой левой», включающей в себя пост-троцкистские и пост-сталинистские течения). Однако вскоре оказалось, что, пользуясь фрейдистскими терминами, вытесненные троцкизм и сталинизм возвращаются, только не в старой, а в превращенной форме.
Постсоветское левое движение исторически сложилось из двух разнородных традиций: советского реваншизма, апеллировавшего к сталинистскому мифу и левого диссидентства, вдохновлявшегося антисталинскими течениями марксистской и анархистской мысли. Шапинизм стремился придать реваншизму менее ретроградные, более утонченные, «европеизированные» формы, но лишь для того, чтобы спасти в нем главное: идею реставрации мощного, авторитарного, патерналистского государства, противостоящего западному империализму. Обоснованию этого проекта служила «народническая» мысль о молчаливом большинстве, якобы, сохранившем советскую ментальность. Достучаться до этих redneck-ов (отождествляемых с рабочим классом или, как любят говорить либеральные публицисты, «условным Уралвагонзаводом») значило - наконец, обрести «социальную базу».
Левые консерваторы являются одной из главных опор путинского мифа
Но проблема состоит в том, что настроения антизападнического, квази-советского, имперского реваншизма успешнее всего утилизирует именно путинская власть, отцеживая как ненужную примесь все, что связано с большевистским революционным проектом. Сталинизм, окончательно очищенный от марксизма, становится частью госидеологии, а «левые» имперцы из «Сути времени» и КПРФ - наиболее яростными защитниками клерикально-националистической реакции.
Примитивное деление российского общества на «ватников» и «креаклов», являющееся догмой как либеральной, так и официозной пропаганды, стало для многих левых заменой классового анализа. Ориентация на консервативных мещан стала восприниматься как показатель «пролетаризма», в противовес «оппортунизму» левых, поддержавших Болотную.
В итоге мы наблюдаем все более стремительный дрейф пост-сталинистов и некоторой части левых интеллектуалов, еще недавно кичившихся своим радикализмом и ортодоксальностью, в лагерь охранителей. Фактически мы имеем вполне оформившийся левоконсервативный лагерь, сторонники которого - от Кургиняна до Кагарлицкого - связаны друг с другом незаметными переходами тонов.
Сегодня эти люди пытаются избежать маргинализации, подлаживаясь под путинское пассивное большинство. Однако в долгосрочной перспективе подобная тактика чревата политическим самоубийством, аналогичным тому, что совершила Компартия Украины. Задачей прогрессивных левых, как марксистов, так и анархистов, является не поиск компромиссов с консерваторами, а преодоление разобщенности собственном лагере и привлечение в него тех левых активистов, которые пытаются противостоять оппортунистическому дрейфу. Комментировать
В категории: Позиция, тези: анархисты, Иван Овсянников, консерваторы, РСД, сталинисты, троцкисты, Шапинов
Подписка: RSS, твиттер: @NihilistLi
опубликовано на http://anticapitalist.ru
На днях братский ресурс www.openleft.ru опубликовал небольшой опрос на тему: «Крым и левые? Как преодолеть раскол?». Я бы сформулировал вопрос иначе: «Как его завершить?».
На протяжении двух последних лет российские левые переживали период острых разногласий. При этом вполне ясно обрисовались две тенденции: одна, характеризующаяся последовательным неприятием протестов 2011-2012 (не их лидеров или итогов, а самих протестов как «буржуазных», «либеральных» и т.п.) и другая, настаивающая на единстве задач политического и социального освобождения, рассматривающая левых как часть демократического движения.
Украинский кризис и события вокруг Крыма вывели эту вялотекущую полемику на новый виток, заставив стороны занять более отчетливые позиции. Ярче всего это продемонстрировал Эдуард Лимонов, завершивший свой «левый поворот» (вызвавший столько восторгов у антиболотной части левых) участием в путингах и призывами к властям разогнать Марш мира.
Могут возразить, что спор о майдане и Крыме не имеет прямого отношения к дискуссии о Болотной. Я считаю иначе. Мне кажется, что не только эти разногласия, но и такой трагикомический эпизод, как раскол анархистов по линии признания/непризнания феминистской и ЛГБТ-повестки, по сути, являются моментами одной полемики, имеющей глубокие мировоззренческие корни.
В свое время российско-украинский публицист Виктор Шапинов озвучил тезис: «Нет больше сталинизма и троцкизма, есть революционный марксизм и реформизм». Это «экуменическое» положение стало в левой среде чем-то вроде мема и вдохновило многочисленные попытки создания «широких» организаций, стремившихся пересмотреть старые догмы.
Положительное содержание тезиса Шапинова, обеспечившее ему поддержку со стороны наиболее продвинутых представителей левого сообщества, состояло в том, что он зачеркивал старую, сектантскую традицию, зацикленную на травмах прошлого, противопоставлял актуальную политическую борьбу тупикам исторического реконструкторства.
Виктор Шапинов был одним из тех, кто пытался осовременить сталинизм
Однако у «шапинизма» имелась и обратная сторона. Он не снимал идеологические разногласия, а предлагал левым своего рода мультикультуралистский консенсус: «Мы разные, но у нас есть общие цели. Давайте просто отпустим друг другу грехи прошлого, и поговорим о том, что нас объединяет». Было принято как аксиома, что современное значение оппортунизма и революционности никак не связано со сталинизмом, троцкизмом или любым другим «измом».
По шапиновским лекалам были скроены украинская Организация марксистов, российский Левый фронт, ряд региональных левых коалиций и, отчасти, РСД (изначально ставившее целью формирование «широкой левой», включающей в себя пост-троцкистские и пост-сталинистские течения). Однако вскоре оказалось, что, пользуясь фрейдистскими терминами, вытесненные троцкизм и сталинизм возвращаются, только не в старой, а в превращенной форме.
Постсоветское левое движение исторически сложилось из двух разнородных традиций: советского реваншизма, апеллировавшего к сталинистскому мифу и левого диссидентства, вдохновлявшегося антисталинскими течениями марксистской и анархистской мысли. Шапинизм стремился придать реваншизму менее ретроградные, более утонченные, «европеизированные» формы, но лишь для того, чтобы спасти в нем главное: идею реставрации мощного, авторитарного, патерналистского государства, противостоящего западному империализму. Обоснованию этого проекта служила «народническая» мысль о молчаливом большинстве, якобы, сохранившем советскую ментальность. Достучаться до этих redneck-ов (отождествляемых с рабочим классом или, как любят говорить либеральные публицисты, «условным Уралвагонзаводом») значило - наконец, обрести «социальную базу».
Левые консерваторы являются одной из главных опор путинского мифа
Но проблема состоит в том, что настроения антизападнического, квази-советского, имперского реваншизма успешнее всего утилизирует именно путинская власть, отцеживая как ненужную примесь все, что связано с большевистским революционным проектом. Сталинизм, окончательно очищенный от марксизма, становится частью госидеологии, а «левые» имперцы из «Сути времени» и КПРФ - наиболее яростными защитниками клерикально-националистической реакции.
Примитивное деление российского общества на «ватников» и «креаклов», являющееся догмой как либеральной, так и официозной пропаганды, стало для многих левых заменой классового анализа. Ориентация на консервативных мещан стала восприниматься как показатель «пролетаризма», в противовес «оппортунизму» левых, поддержавших Болотную.
В итоге мы наблюдаем все более стремительный дрейф пост-сталинистов и некоторой части левых интеллектуалов, еще недавно кичившихся своим радикализмом и ортодоксальностью, в лагерь охранителей. Фактически мы имеем вполне оформившийся левоконсервативный лагерь, сторонники которого - от Кургиняна до Кагарлицкого - связаны друг с другом незаметными переходами тонов.
Сегодня эти люди пытаются избежать маргинализации, подлаживаясь под путинское пассивное большинство. Однако в долгосрочной перспективе подобная тактика чревата политическим самоубийством, аналогичным тому, что совершила Компартия Украины. Задачей прогрессивных левых, как марксистов, так и анархистов, является не поиск компромиссов с консерваторами, а преодоление разобщенности собственном лагере и привлечение в него тех левых активистов, которые пытаются противостоять оппортунистическому дрейфу. Комментировать
В категории: Позиция, тези: анархисты, Иван Овсянников, консерваторы, РСД, сталинисты, троцкисты, Шапинов
Подписка: RSS, твиттер: @NihilistLi