Поэзия Бориса Рыжего: критический отзыв на первую книгу
Нашел на просторах интернета критический отзыв некоего свободного литератора Валерия Шубинского на вышедшую в 2000 году Пушкинским фондом книгу Бориса Рыжего "И все такое".
Статья называлась "Барышня и хулиган" и была опубликована в журнале "Новая русская книга" (№ 3 за 2000 год), ныне канувшем в Лету. Стихи барышни и мнение о них критика меня абсолютно не интересует, а вот мнение о книжке хулигана очень даже, поскольку было написано еще при жизни Бориса, когда вокруг его имени еще не было сегодняшнего легендарного ореола.
Цитирую часть статьи:
Борис Рыжий. И все такое… Стихотворения. СПб.: Пушкинский фонд, ММ [2000]. 56 с. Тираж "до 1000 экз."
У Бориса Рыжего, напротив, все задуманное выходит легко и грамотно: да вот задачи, которые он ставит перед собой, честно говоря, не стоят выеденного яйца.
Над саквояжем в черной арке
всю ночь играл саксофонист,
пропойца на скамейке в парке
спал, подстелив газетный лист.
Я тоже стану музыкантом,
и буду, если не умру,
в рубахе белой с черным бантом
играть ночами на ветру.
Чтоб, улыбаясь, спал пропойца
под небом, выпитым до дна, -
спи, ни о чем не беспокойся,
есть только музыка одна.
Если бы меня спросили, кто написал эти стихи, я сказал бы: Рейн в 1960-м, или, что менее вероятно, Гандлевский в 1980-м. Другое дело, что у Рейна и Гандлевского это были бы стихи второстепенные, проходные, а Рыжий вынес их, как центральное, программное произведение, на первую страницу книги. Да и тот разухабисто-небрежный, хэмингуэевский лиризм сквозь зубы, который производил впечатление на фоне поэзии 1960 года, теперь, что называется, "не канает".
Дальше по всей книге одна и та же интонация - и даже размер часто один и тот же: Те съехали, тех дома нету, / та вышла замуж навсегда. Хоть целый век летай по свету, / тебя не встретят никогда. И: Несчетные играли пальцы, / седую голову трясло, / круглоголовые китайцы / тащили мимо барахло. Какое-то скольжение по поверхности тривиальнейших житейских впечатлений (школа - стихи Бродского - любовь - секс - армия - институт - наркологический диспансер), описываемых предсказуемо и предсказуемым языком. Расслабленный голос: не стихи, а скучные заметки на полях скучной жизни. Все написано как бы левой ногой и кончается гримаской: И уже сегодня, кажется, жить не хочется. Здесь принято вспоминать Г. Иванова, Одарченко etc. Я бы вспомнил Баратынского: Ну что ж - поклон да вон… / Увы, не в этом дело: ни жить им, ни писать еще не надоело.
В отличие от Барсковой Рыжий как-то пытается отделиться от своего лирического героя:
Он бездельничал, "Русскую" пил,
он шмонался по паркам туманным.
Я за чтением зренье садил
да коверкал язык иностранным.
"Образ автора" распадается: на провинциального отличника и провинциально-робкого хулигана, который разве что из рогатки стрельнет в чью-нибудь жопу, да и ту заменит многоточием, придающим хорошему русскому слову не свойственную ему непристойность.
Пожалуй, единственное, что придает стихам Рыжего некое своеобразие, - это непонятные сложности, существующие у него с русскими ударениями: арбузА, из фанерЫ, облакО - так никто, кроме него, по-моему, не пишет. И то хорошо. Однако присуждение в 1999 году этим стихам "Антибукера" было еще скандальней и еще необъяснимей присуждения этой премии Максиму Амелину. Издание книги Рыжего в "Пушкинском фонде" конечно, дань коньектуре, минимального художественного уровня книг этого издательства сборник Рыжего не понизил. Но шансов стать чем-то более интересным у "хулигана" Рыжего, в отличие от "барышни" Барсковой, к сожалению, почти нет.
ВАЛЕРИЙ ШУБИНСКИЙ
Критик, конечно, поставил не на ту лошадь. Первое издание уже стало библиографической редкостью. А недавно Пушкинский фонд переиздал "И все такое...", книга идет нарасхват.
Статья называлась "Барышня и хулиган" и была опубликована в журнале "Новая русская книга" (№ 3 за 2000 год), ныне канувшем в Лету. Стихи барышни и мнение о них критика меня абсолютно не интересует, а вот мнение о книжке хулигана очень даже, поскольку было написано еще при жизни Бориса, когда вокруг его имени еще не было сегодняшнего легендарного ореола.
Цитирую часть статьи:
Борис Рыжий. И все такое… Стихотворения. СПб.: Пушкинский фонд, ММ [2000]. 56 с. Тираж "до 1000 экз."
У Бориса Рыжего, напротив, все задуманное выходит легко и грамотно: да вот задачи, которые он ставит перед собой, честно говоря, не стоят выеденного яйца.
Над саквояжем в черной арке
всю ночь играл саксофонист,
пропойца на скамейке в парке
спал, подстелив газетный лист.
Я тоже стану музыкантом,
и буду, если не умру,
в рубахе белой с черным бантом
играть ночами на ветру.
Чтоб, улыбаясь, спал пропойца
под небом, выпитым до дна, -
спи, ни о чем не беспокойся,
есть только музыка одна.
Если бы меня спросили, кто написал эти стихи, я сказал бы: Рейн в 1960-м, или, что менее вероятно, Гандлевский в 1980-м. Другое дело, что у Рейна и Гандлевского это были бы стихи второстепенные, проходные, а Рыжий вынес их, как центральное, программное произведение, на первую страницу книги. Да и тот разухабисто-небрежный, хэмингуэевский лиризм сквозь зубы, который производил впечатление на фоне поэзии 1960 года, теперь, что называется, "не канает".
Дальше по всей книге одна и та же интонация - и даже размер часто один и тот же: Те съехали, тех дома нету, / та вышла замуж навсегда. Хоть целый век летай по свету, / тебя не встретят никогда. И: Несчетные играли пальцы, / седую голову трясло, / круглоголовые китайцы / тащили мимо барахло. Какое-то скольжение по поверхности тривиальнейших житейских впечатлений (школа - стихи Бродского - любовь - секс - армия - институт - наркологический диспансер), описываемых предсказуемо и предсказуемым языком. Расслабленный голос: не стихи, а скучные заметки на полях скучной жизни. Все написано как бы левой ногой и кончается гримаской: И уже сегодня, кажется, жить не хочется. Здесь принято вспоминать Г. Иванова, Одарченко etc. Я бы вспомнил Баратынского: Ну что ж - поклон да вон… / Увы, не в этом дело: ни жить им, ни писать еще не надоело.
В отличие от Барсковой Рыжий как-то пытается отделиться от своего лирического героя:
Он бездельничал, "Русскую" пил,
он шмонался по паркам туманным.
Я за чтением зренье садил
да коверкал язык иностранным.
"Образ автора" распадается: на провинциального отличника и провинциально-робкого хулигана, который разве что из рогатки стрельнет в чью-нибудь жопу, да и ту заменит многоточием, придающим хорошему русскому слову не свойственную ему непристойность.
Пожалуй, единственное, что придает стихам Рыжего некое своеобразие, - это непонятные сложности, существующие у него с русскими ударениями: арбузА, из фанерЫ, облакО - так никто, кроме него, по-моему, не пишет. И то хорошо. Однако присуждение в 1999 году этим стихам "Антибукера" было еще скандальней и еще необъяснимей присуждения этой премии Максиму Амелину. Издание книги Рыжего в "Пушкинском фонде" конечно, дань коньектуре, минимального художественного уровня книг этого издательства сборник Рыжего не понизил. Но шансов стать чем-то более интересным у "хулигана" Рыжего, в отличие от "барышни" Барсковой, к сожалению, почти нет.
ВАЛЕРИЙ ШУБИНСКИЙ
Критик, конечно, поставил не на ту лошадь. Первое издание уже стало библиографической редкостью. А недавно Пушкинский фонд переиздал "И все такое...", книга идет нарасхват.