Пожалуйста, прошу
Снится мне утром в воскресенье сон.
Утренний сон особенный. Медленный, растянутый, осязаемый. На грани яви. Ты проснулся, понял, что выходной, закрываешь глаза и приходят они. Бесы и страхи, про которые ты забыл.
Начинается бомбардировка. Я села на корточки, оперевшись о стену. Голову закрыла, глаза закрыла и начала молиться. Я вообще-то не из тех, кто начинает сначала молиться. Я из тех, кто начинает совершать тысячи порой бесполезных и ненужных движений и суетятся. Но не сидит.
А я села на пол, обвила руками голову и начала молиться. Перед глазами, уж не знаю как это могло быть, глаза же закрыты, вижу - падают снаряды. Знаю, что надо в подвал, надо вниз, а я сижу, а перед моими закрытыми веками где-то далеко падают, падают, падают "Градины". Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, прошу, прошу, прошу. Словно в замедленном действии, как капли дождя через огромное сито, снаряды орошают всё вокруг. Я молюсь, что бы не попало сюда, где сижу. Снаряды мелкой дробью подбираются все ближе и ближе. И совсем они нереальные, гротескные и даже игрушечные. И словно бы даже живые. Руки сжимаются сильнее. Пожалуйста, господи, пожалуйста. Прошу!
А потом почему-то нас ведут в подвалы. Кто и куда, не помню. И почему "нас", тоже неясно. Ощущение было - я не одна, а "нас" много. Но никого не помню и не вижу. Я иду с множеством детей. И все они в артековских футболках. Дети из лагеря "Артек". И ясно это понимаю. Длинная вереница мальчишек и девчонок, разных возрастов, в одинаковых футболках, спускающихся по лестнице. И то ли мы в Крыму, в Артеке, то ли на Донбассе, то то ли в Москве. Понять не могу, но я за них отвечаю. Мы идем без паники, спокойно, словно бы делали это миллион сто тысяч раз. Идем по катакомбам. Катакомбы и все эти бомбоубежища тоже нереальные. Странные помещения - светлые, с мебелью, не такие, как в реальности. А я отвечаю за детей. Прячу их.
Потом меня, словно на перемотке, возвращают в состояние, когда на полу молюсь. Нет артековских детей и подвалов. Лишь я на полу сижу и вижу, что снаряды приближаются ко мне, неминуемо. И очень медленно. Господи, не надо, пожалуйста.
Всё это в утренней дымке расфокуса пробуждения сна. Но мне не страшно. Тревожно, опасливо, но нет обжигающего страха.
Мне раньше часто снились бомбежки, и было очень страшно. Невозможно страшно. Порой я орала на всю квартиру, вскакивала в холодном поту, обнаружив себя, взмокшую, стоящую посередине комнаты ночью. А вчера не было страха. И произошло то, чего никогда до этого не было. Снаряд попал. Я видела как он на меня летит и как попал. Видела закрытыми глазами, растворенная в "пожалуйста, прошу".
И в этот самый момент, мелькнула мысль, что все это сон. Что это сон во сне, что не было со мной никакого Донбасса. Не было ничего. И всё это длинный сон во сне. А я на самом деле та самая бабочка, которой снится, что она император, которому снится, что он бабочка.
Но меня убили.
Утренний сон особенный. Медленный, растянутый, осязаемый. На грани яви. Ты проснулся, понял, что выходной, закрываешь глаза и приходят они. Бесы и страхи, про которые ты забыл.
Начинается бомбардировка. Я села на корточки, оперевшись о стену. Голову закрыла, глаза закрыла и начала молиться. Я вообще-то не из тех, кто начинает сначала молиться. Я из тех, кто начинает совершать тысячи порой бесполезных и ненужных движений и суетятся. Но не сидит.
А я села на пол, обвила руками голову и начала молиться. Перед глазами, уж не знаю как это могло быть, глаза же закрыты, вижу - падают снаряды. Знаю, что надо в подвал, надо вниз, а я сижу, а перед моими закрытыми веками где-то далеко падают, падают, падают "Градины". Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, прошу, прошу, прошу. Словно в замедленном действии, как капли дождя через огромное сито, снаряды орошают всё вокруг. Я молюсь, что бы не попало сюда, где сижу. Снаряды мелкой дробью подбираются все ближе и ближе. И совсем они нереальные, гротескные и даже игрушечные. И словно бы даже живые. Руки сжимаются сильнее. Пожалуйста, господи, пожалуйста. Прошу!
А потом почему-то нас ведут в подвалы. Кто и куда, не помню. И почему "нас", тоже неясно. Ощущение было - я не одна, а "нас" много. Но никого не помню и не вижу. Я иду с множеством детей. И все они в артековских футболках. Дети из лагеря "Артек". И ясно это понимаю. Длинная вереница мальчишек и девчонок, разных возрастов, в одинаковых футболках, спускающихся по лестнице. И то ли мы в Крыму, в Артеке, то ли на Донбассе, то то ли в Москве. Понять не могу, но я за них отвечаю. Мы идем без паники, спокойно, словно бы делали это миллион сто тысяч раз. Идем по катакомбам. Катакомбы и все эти бомбоубежища тоже нереальные. Странные помещения - светлые, с мебелью, не такие, как в реальности. А я отвечаю за детей. Прячу их.
Потом меня, словно на перемотке, возвращают в состояние, когда на полу молюсь. Нет артековских детей и подвалов. Лишь я на полу сижу и вижу, что снаряды приближаются ко мне, неминуемо. И очень медленно. Господи, не надо, пожалуйста.
Всё это в утренней дымке расфокуса пробуждения сна. Но мне не страшно. Тревожно, опасливо, но нет обжигающего страха.
Мне раньше часто снились бомбежки, и было очень страшно. Невозможно страшно. Порой я орала на всю квартиру, вскакивала в холодном поту, обнаружив себя, взмокшую, стоящую посередине комнаты ночью. А вчера не было страха. И произошло то, чего никогда до этого не было. Снаряд попал. Я видела как он на меня летит и как попал. Видела закрытыми глазами, растворенная в "пожалуйста, прошу".
И в этот самый момент, мелькнула мысль, что все это сон. Что это сон во сне, что не было со мной никакого Донбасса. Не было ничего. И всё это длинный сон во сне. А я на самом деле та самая бабочка, которой снится, что она император, которому снится, что он бабочка.
Но меня убили.