Другая реальность
Cлавяносербский психоневрологичесий интернат находится на границе ЛНР и территории Украины. Из его окон видно территорию "укров". Иногда местные говорят "укропы", но чаще "укры".
Владимир Тимофеевич Горишний, директор интерната, чем-то похож на одного из моих преподавателей по зарубежной философии. Нет волос, острый взгляд, очки.
- Много попаданий? Случайно?
- Много. ВСУ били по интернату. Целенаправленно.
- Думаете?
- Уверен. Вокруг нет ничего - никаких частей. Поля и леса. Вон видите - метров 800 до "них".
Я непроизвольно ёжусь.
Времени нет, мы бежим к складу, и пытаюсь хоть что-то узнать. Рядом его атакует персонал. А я все о своем - как интернат жил под обстрелами? Что? Где? Но кажется, для него эта такая реальность, что он не различает вопросов, и отвечает про моющие, про опись гуманитарной помощи, которую мы привезли - отвечает то ли им, то ли мне.
- Было 2 месяца прямых обстрелов. Просто гасили. Сейчас уже тихо, спокойно. Здесь прямое попадание, здесь.
Он походя тычет во все стороны - в один хозблок, во второй.
- Когда гасили?
- Декабрь- январь 2015 года. Постоянно. Одну сотрудницу и двое подопечных ранило.
- Сколько попаданий на территорию?
- Ууу. Да кто ж их считал? Это чудо, что люди не пострадали.
- Когда бомбежка, в подвалы прятались?
- Да, подопечных ходячих спускали. А лежачих вывозили в коридор, с кроватями. Чтобы стеклами и осколками не посекло.
Мы идем мимо детской площадки, на которой деревянные фигурки "Смешариков" - героев современного мультфильма.
Выгружались рядом со складом - внутри сделать фотографию неудобно.
Для погрузки и разгрузки позвали подопечных из тихих. Психоневерологический инернат - иначе говоря "дурдом". Там находятся люди с широчайшим спектром неврологических заболеваний - от шизофрении и эпилеписии, заканчивая буйными и с синдром Дауна.
"Больные" растерянно бегали вокруг и суетились.
Когда увидели фотоаппарат - начали кучковаться. Летом мы были Лотиково в таком же интернате. Когда уезжали, около получаса фотографировались с больными. Они очень любят позировать, а потом смотреть в маленький экран на себя.
Пока мы позировали, я продолжала приставать с распросами. Бедный директор параллельно отбивался от нянечек и сестер окруживших его. Куда порошки? Мощие? Памперсы? Мыло? Шампуни?
Более двух трети сотрудников на сегодняшний день сменилось после начала "войны". Многие уехали. Сегодня в штате 170 человек, включая врачей, санитаров и поваров.
Владимир Тимофеевич подводит меня к сестре-хозяйке - Валентине Ивановне, и просит ее провезти и показать интернат. Женщина сначала сжалась, и очень официально начала рассказывать про хорошее питание, про содержание подопечных. Словно бы я ревизор из высших органов.
Смотрю на нее:
- Вы работали здесь прошлой зимой?
- Я да, нас почти не осталось. Почти все новые...
Мы подходим к одному из корпусов, а она показывает на новую отделку
- Видишь? Это заделали. Сюда прямо попадание было. Знаешь, Дуняш, оберег их Господь. Это не просто так. Мне еще мама говорила - они божьи люди. Вот и здесь. Сколько деревьев, сколько всего вокруг пострадало. А они все живы остались. Только двоих ранило.
- Пойдем к лежачим?
- Так там запах такой, не надо.
- Пойдемте, ничего страшного.
В корпусе запаха почти и нет. Это просто чудо, потому что в подобных местах стоит иногда просто смрад. Лежачие больные, как их называют "тяжелые", не контролируют свой туалет, а некоторые и не встают совсем.
На каждой кровате прилеплена табличка с именем.
- Здесь наши девочки лежат. Совсем не ходят.
Сестра-хозяйка всех подопечных называет "мальчики" и "девочки", хоть многие из них давно в пенсионном возрасте.
- Пойдем в другой блок.
Мы идем по коридорам, и отовсюду выходят женщины. На заднем фоне начинаются выкрикивания, монотонные "лалала".
Они начинают выстраиваться, и идти за мной хвостом.
В одном из закутов несколько колясочников смотрели телевизор.
- Дунь, смотри на стену. Видишь? От осколков дыры. В телевизор тоже папало тогда.
Ко мне начинаетя поломничество. Выныривает женщина лет 60, и накрашена, словно 5-летняя девчонка, стащившая косметику у мамы. Глаза, брови, яркая помада. Хватает за руку:
- Сфотографируй меня!
Из всех комнат выглядывают женщины. Кто-то начинает ползать вокруг меня, пытаясь обнять за ногу. Одна девушка молоденькая - в платке, начала подбегать, и целовать в плечо.
Валентина Ивановна засмеялась.
- Лена у нас любвеобильная.
Я немного испугалась и растерялась. Но улыбка сестры-хозяйки успокоила. Лена смотрит на нее:
- Мама, мамочка моя!
Любовь Михайловна еще сильнее смеется.
- Я тут у половины мамочка. Они у меня умнички, красавицы. Лидочке вот голову покрасили. Они молодцы, чистюли.
К нам подходит мужчина - Александр Николаевич. Он занимается с подопечными досугом.
Голос у него похож на голос кота Матроскина. Да и усы тоже.
Мы приходим в комнату, а она обвешана детскими рисунками, везде пазлы, бумага, карандаши.
- Здесь они у меня рисуют!
И с гордостью водит от стола к столу, показывая достижения больных. Некоторые совсем примитивные - раскраски и все. А некоторые видно, со своим взглядом, необычные.
Мы уже втроем поднимается на следующий этаж.
- Здесь у нас уже семейные.
Для меня это полнейших сюрприз.
- А что такого? У них тут страсти такие горят, что нам и не снилось. Сходятся, расходятся, Санта-Барбара. Около 20 пар живет.
А дальше Александр Николаевич с Валентиной Николаевной продолжают между собой. Она ему:
- Ну что ты такое говоришь!
- Ой, да ну! Ты знаешь чего мне тут Галя сказала? Сказала, что больше своего-то не любит. Я ее спрашиваю " а чего?". А она знаешь что? Сказала, что он не очень хорош в постели. Я чуть не подавился. А Серега знаешь, как-то мне сказал? "Сердцу не прикажешь", и ушел от нее.
Меня же волнует один вопрос:
- А как же дети? Предохранение?
- Так у них учет. У нас график месячных есть. Все записано.
Мы как раз подходим к палате. А там не палата, а маленькая уютная квартира. Двухместная кровать, цветы на окне, телевизор работает. Оттуда вынырнул молодой человек в шортах, и побежал на другой конец коридора. В комнате на кровате лежала девушка.
Недалеко от палаты сидит молодая девушка в телефоне. Я начинаю ее фотографировать, а она даже голову не подняла.
Нажимает кнопки, нажимает. Потом телефон пищит, а она улыбается, и опять погружается в маленький аппарат.
Своя жизнь, в другой реальности.
Мы идем коридорами, коридорами. Заходим в палаты. А в них разные люди. Некоторые кажутся совсем нормальными. А может они и есть нормальные. Где она, норма?
В этой палате сидит женщина с книгой.
На подоконнике горшки с цветами. Она в очках и очень интеллигентно говорит.
Идем дальше, а в переходах заделанные дыры и куски стен.
- Здесь снаряд пришел. Уже все починили.
Сестра хозяйка с Александром Николаевичем говорят о подопечных, как о детях. Говорят заботливо. Но я в голове все держу почему-то "палату номер 6", и все думаю, что возможно некоторые из них совсем на грани нормы и ненормы. Но их уже записали в одну кучу с дебилами и с людьми с синдромом Дауна. И может быть их грань, не дальше грани некоторых моих знакомых.
А может ошибаюсь.
Когда уходили, Александр Николаевич и Валентина Ивановна все улыбались, и обнимали меня:
- Вы приезжайте к нам в следующий раз, мы дискотеку устроим. Они очень любят танцевать. Вы бы видели!
А я не нашла ничего лучше, как спросить давно ли стреляли.
- Два дня назад. Хотя мелкие перестрелки постоянно слышно.
(январь 2016)
Если вы хотите присоединиться к помощи людям Донбасса, пишите мне в личку в жж, фб или на почту littlehirosima@gmail.com.
Подробности об оказании помощи читать здесь.
Владимир Тимофеевич Горишний, директор интерната, чем-то похож на одного из моих преподавателей по зарубежной философии. Нет волос, острый взгляд, очки.
- Много попаданий? Случайно?
- Много. ВСУ били по интернату. Целенаправленно.
- Думаете?
- Уверен. Вокруг нет ничего - никаких частей. Поля и леса. Вон видите - метров 800 до "них".
Я непроизвольно ёжусь.
Времени нет, мы бежим к складу, и пытаюсь хоть что-то узнать. Рядом его атакует персонал. А я все о своем - как интернат жил под обстрелами? Что? Где? Но кажется, для него эта такая реальность, что он не различает вопросов, и отвечает про моющие, про опись гуманитарной помощи, которую мы привезли - отвечает то ли им, то ли мне.
- Было 2 месяца прямых обстрелов. Просто гасили. Сейчас уже тихо, спокойно. Здесь прямое попадание, здесь.
Он походя тычет во все стороны - в один хозблок, во второй.
- Когда гасили?
- Декабрь- январь 2015 года. Постоянно. Одну сотрудницу и двое подопечных ранило.
- Сколько попаданий на территорию?
- Ууу. Да кто ж их считал? Это чудо, что люди не пострадали.
- Когда бомбежка, в подвалы прятались?
- Да, подопечных ходячих спускали. А лежачих вывозили в коридор, с кроватями. Чтобы стеклами и осколками не посекло.
Мы идем мимо детской площадки, на которой деревянные фигурки "Смешариков" - героев современного мультфильма.
Выгружались рядом со складом - внутри сделать фотографию неудобно.
Для погрузки и разгрузки позвали подопечных из тихих. Психоневерологический инернат - иначе говоря "дурдом". Там находятся люди с широчайшим спектром неврологических заболеваний - от шизофрении и эпилеписии, заканчивая буйными и с синдром Дауна.
"Больные" растерянно бегали вокруг и суетились.
Когда увидели фотоаппарат - начали кучковаться. Летом мы были Лотиково в таком же интернате. Когда уезжали, около получаса фотографировались с больными. Они очень любят позировать, а потом смотреть в маленький экран на себя.
Пока мы позировали, я продолжала приставать с распросами. Бедный директор параллельно отбивался от нянечек и сестер окруживших его. Куда порошки? Мощие? Памперсы? Мыло? Шампуни?
Более двух трети сотрудников на сегодняшний день сменилось после начала "войны". Многие уехали. Сегодня в штате 170 человек, включая врачей, санитаров и поваров.
Владимир Тимофеевич подводит меня к сестре-хозяйке - Валентине Ивановне, и просит ее провезти и показать интернат. Женщина сначала сжалась, и очень официально начала рассказывать про хорошее питание, про содержание подопечных. Словно бы я ревизор из высших органов.
Смотрю на нее:
- Вы работали здесь прошлой зимой?
- Я да, нас почти не осталось. Почти все новые...
Мы подходим к одному из корпусов, а она показывает на новую отделку
- Видишь? Это заделали. Сюда прямо попадание было. Знаешь, Дуняш, оберег их Господь. Это не просто так. Мне еще мама говорила - они божьи люди. Вот и здесь. Сколько деревьев, сколько всего вокруг пострадало. А они все живы остались. Только двоих ранило.
- Пойдем к лежачим?
- Так там запах такой, не надо.
- Пойдемте, ничего страшного.
В корпусе запаха почти и нет. Это просто чудо, потому что в подобных местах стоит иногда просто смрад. Лежачие больные, как их называют "тяжелые", не контролируют свой туалет, а некоторые и не встают совсем.
На каждой кровате прилеплена табличка с именем.
- Здесь наши девочки лежат. Совсем не ходят.
Сестра-хозяйка всех подопечных называет "мальчики" и "девочки", хоть многие из них давно в пенсионном возрасте.
- Пойдем в другой блок.
Мы идем по коридорам, и отовсюду выходят женщины. На заднем фоне начинаются выкрикивания, монотонные "лалала".
Они начинают выстраиваться, и идти за мной хвостом.
В одном из закутов несколько колясочников смотрели телевизор.
- Дунь, смотри на стену. Видишь? От осколков дыры. В телевизор тоже папало тогда.
Ко мне начинаетя поломничество. Выныривает женщина лет 60, и накрашена, словно 5-летняя девчонка, стащившая косметику у мамы. Глаза, брови, яркая помада. Хватает за руку:
- Сфотографируй меня!
Из всех комнат выглядывают женщины. Кто-то начинает ползать вокруг меня, пытаясь обнять за ногу. Одна девушка молоденькая - в платке, начала подбегать, и целовать в плечо.
Валентина Ивановна засмеялась.
- Лена у нас любвеобильная.
Я немного испугалась и растерялась. Но улыбка сестры-хозяйки успокоила. Лена смотрит на нее:
- Мама, мамочка моя!
Любовь Михайловна еще сильнее смеется.
- Я тут у половины мамочка. Они у меня умнички, красавицы. Лидочке вот голову покрасили. Они молодцы, чистюли.
К нам подходит мужчина - Александр Николаевич. Он занимается с подопечными досугом.
Голос у него похож на голос кота Матроскина. Да и усы тоже.
Мы приходим в комнату, а она обвешана детскими рисунками, везде пазлы, бумага, карандаши.
- Здесь они у меня рисуют!
И с гордостью водит от стола к столу, показывая достижения больных. Некоторые совсем примитивные - раскраски и все. А некоторые видно, со своим взглядом, необычные.
Мы уже втроем поднимается на следующий этаж.
- Здесь у нас уже семейные.
Для меня это полнейших сюрприз.
- А что такого? У них тут страсти такие горят, что нам и не снилось. Сходятся, расходятся, Санта-Барбара. Около 20 пар живет.
А дальше Александр Николаевич с Валентиной Николаевной продолжают между собой. Она ему:
- Ну что ты такое говоришь!
- Ой, да ну! Ты знаешь чего мне тут Галя сказала? Сказала, что больше своего-то не любит. Я ее спрашиваю " а чего?". А она знаешь что? Сказала, что он не очень хорош в постели. Я чуть не подавился. А Серега знаешь, как-то мне сказал? "Сердцу не прикажешь", и ушел от нее.
Меня же волнует один вопрос:
- А как же дети? Предохранение?
- Так у них учет. У нас график месячных есть. Все записано.
Мы как раз подходим к палате. А там не палата, а маленькая уютная квартира. Двухместная кровать, цветы на окне, телевизор работает. Оттуда вынырнул молодой человек в шортах, и побежал на другой конец коридора. В комнате на кровате лежала девушка.
Недалеко от палаты сидит молодая девушка в телефоне. Я начинаю ее фотографировать, а она даже голову не подняла.
Нажимает кнопки, нажимает. Потом телефон пищит, а она улыбается, и опять погружается в маленький аппарат.
Своя жизнь, в другой реальности.
Мы идем коридорами, коридорами. Заходим в палаты. А в них разные люди. Некоторые кажутся совсем нормальными. А может они и есть нормальные. Где она, норма?
В этой палате сидит женщина с книгой.
На подоконнике горшки с цветами. Она в очках и очень интеллигентно говорит.
Идем дальше, а в переходах заделанные дыры и куски стен.
- Здесь снаряд пришел. Уже все починили.
Сестра хозяйка с Александром Николаевичем говорят о подопечных, как о детях. Говорят заботливо. Но я в голове все держу почему-то "палату номер 6", и все думаю, что возможно некоторые из них совсем на грани нормы и ненормы. Но их уже записали в одну кучу с дебилами и с людьми с синдромом Дауна. И может быть их грань, не дальше грани некоторых моих знакомых.
А может ошибаюсь.
Когда уходили, Александр Николаевич и Валентина Ивановна все улыбались, и обнимали меня:
- Вы приезжайте к нам в следующий раз, мы дискотеку устроим. Они очень любят танцевать. Вы бы видели!
А я не нашла ничего лучше, как спросить давно ли стреляли.
- Два дня назад. Хотя мелкие перестрелки постоянно слышно.
(январь 2016)
Если вы хотите присоединиться к помощи людям Донбасса, пишите мне в личку в жж, фб или на почту littlehirosima@gmail.com.
Подробности об оказании помощи читать здесь.