Эссе. Часть два. :)
Вторая порция зарисовок:)
Любимая улица моего города
Маленькое окошко первого этажа выходило в темный двор-колодец, которыми так изобилует Петербург. Кроме крыш припаркованных рядом с домом автомобилей и людей, спешащих поскорее выбраться из заточения бетонных конструкций, что-либо другое увидеть было невозможно - даже о том, что там, снаружи, солнечно, можно было догадаться лишь по едва заметным бликам. Как невыносимо, как тяжело ребенку проводить дни в глухой каменной темнице, когда знаешь, что какие-то 50 шагов отделяют тебя от большого мира, где солнце переливается в таящих сосульках, а ветер, разыгравшись, выворачивает наизнанку зонты.
Как первый вздох после подводного плавания, глоток горячего медового чая после морозной прогулки были для меня выходы за пределы родного двора. И неважно, что мой маршрут за руку с мамой был всегда один и тот же - в моем детском сознании именно он стал символом настоящей свободы. Несколько метров по шумному Лиговскому, тогда еще без штампов капитализма в виде огромного торгового центра и отеля Crownie Plaza, через тесный Кузнечный, всегда одинаково пахнувший парным молоком и мясом, мы выходили на улицу Марата. Тогда я еще не знала, что это одна из старейших городских улиц, что когда-то носила звучное название Грязная, а в доме номер 9 жил Шостакович. Для меня она была местом, где всегда много людей, говорящих на непонятном языке, много разноцветных вывесок и гордо возвышающееся здание музея Арктики. Еще одним фактором привлекательности служила небольшая, но безумно уютная кондитерская, где до сих пор продают самую вкусную в городе Прагу. Ни одна прогулка не обходилась без пары кремовых пирожных, съеденных за столиком у широкого окна. «Вот бы жить здесь!» - частенько одолевало меня страстное желание, когда я беспрепятственно наблюдала через него за бурлящей городской жизнью. Здесь же, в двух шагах, лавка художника манила десятками уникальных вещей, которых нельзя было найти в обыкновенных магазинах: краски немыслимых оттенков, карандаши, которые по мягкости невозможно было сравнить даже с самыми хорошими из универмага, бархатные листы бумаги… Как по музею, затаив дыхание, я ходила по маленькому помещению, где ни один экспонат не оставался без пристального внимания маленького ценителя. Нет, поколению постмиллениума, впитавшему с малых лет дух торговых центров и вряд ли будет знакомо это трепетное чувство благоговения перед коробкой акварели. А если удавалось выйти из лавки, держа в сию ценность, то путь по Марата к дому казался выстеленным ковровой дорожкой, и даже перспектива вновь оказаться в заточении двора-колодца на время переставала пугать.
А в один день мы вдруг разом освободились от тяжкого бремени каменной тюрьмы. Окна нового дома выходили на тихую улицу в спальном районе, густо засеянную кустарниками. Здесь невдалеке находилась детская площадка, на которой играли такие же, как я, дети, и говорили все на одном великом и могучем. Тихая и спокойная, зеленая и солнечная- вопреки всем своим неоспоримым достоинствам у нее не было того очарования, той уникальности и прелести, которую представляла для детского сердца улица Марата. Урожденная Грязная, она так и осталась для меня символом свободы-той, которая так ценилась в детстве
Времена года
Я не грустная. Просто задумалась. Разве мне одной самые удачные мысли приходят под мерный стук капель по оконному стеклу?
А ведь на самом деле: кто придумал, будто осень-пора, когда все вокруг постепенно блекнет и тускнеет, скучая по святящему почти круглые сутки летнему солнцу? Смотри, как радуются первоклашки первым школьным дням! Для них все только начинается, и тяжесть знаний, старательно уложенных в портфель, едва ли их сильно заботит; почти
так же,как старшее поколение перестает жаловаться на боли в
спине,стоит только во мхе обозначится коричневатым шляпкам белых грибов. Сотни разных запахов смешиваются в огромном букете: корицы, прелой травы, сливового варенья и мокрых шишек в парке. Пряный и спокойный, дерзкий и уютный запах осени- разве что весенний может посоревноваться с ним в количестве эпитетов, правда, мне запах домашних пирожков с яблоками роднее, чем самый нежный аромат сирени.
Единственное, что меня немного огорчает-клинообразные стаи птиц, улетающие куда-то ближе к экватору и будто уносящие вместе с собой остатки летнего тепла. Но стоит мне только поймать себя на зависти ласточкам и журавлям, то и эта печаль отступает, оставляя лишь влажный дождливый след, именуемый светлой грустью.
Кто сказал, что меланхолия-это плохо? Я могу скреплять строчки рифмой только в эти три месяца и воображать себя немного Пушкиным. Могу пытаться составить свою собственную мелодию, наслушавшись Вивальди, и пальцы будут бегло скользить по серебряным кнопкам флейты почти безошибочно передавая настроение. А дождь, стучащий по стеклу, будет служить аккомпониментом.
Кто нарек осень порой порой увядания? Если хочется творить, значит, это -начало очередного жизненного витка. Момент, когда смело можно начать что-то заново-учиться, работать, собирать гербарий, в конце-концов. Стоит только недолго погрустить перед мокрым окном.
Мой город: за и против
Город мечты, город белых ночей, город, где каждый романтик будет чувствовать себя, как дома...
Нет,это не про мой Петербург. Это лишь его оболочка- красочная, манящая, как обертка конфеты. Но внутри он гораздо сложнее, таинственней, страшней; и каждый, кто живет в этом месте, не понаслышке знает о его противоречивом характере. Питер терзает мысли каждого, кто в нем находится. Питер взваливает на своих жителей груз меланхоличности и апатии. Эту тяжесть нельзя передать словами, её можно только почувствовать. Апофеоз контрастов- это мой город.
Здесь всё, как по заранее написанному сценарию-сценарию, написанному моим городом. По утрам- спешащие на работу люди, ближе к ночи-молодежь, торопящаяся в клубы, вечные многокилометровые пробки и стремительные поезда. Неуверенно шагающий молодой человек с остановившимся где-то на горизонте взглядом -определенно не от мира сего. Бомж с плакатом а -ля "подайте на выпивку" - обыкновенный житель. Художники-наркоманы, поэты-маньяки, гении, сошедшие с ума... А по-другому и быть не может на этой земле, где ни на один вопрос нельзя ответить однозначно.
Нет,я не пишу это,сидя на широком подоконнике и попивая горький кофе. Я пишу,пока еду в метро,пока обедаю в любимой кофейне на Невском,пока мерзну в сломавшемся автобусе,пока я чувствую себя частью этого города, его истинным жителем.
Да, прекрасен, несомненно, бесспорно прекрасен мой город.Но чем?Возможно,именно своей мистикой,преследующей каждого всегда и везде.
Это один большой коктейль из восхитительного и мерзкого,красивого и отвратительного,коктейль из роскоши и выживания. Он независим и одинок, словно кот, гуляющий сам по себе; но в минуты отчаяния он подставит тебе свою черную спину.
Я люблю этот город, поэтому когда-нибудь из него. Я ненавижу его, поэтому всё равно вернусь обратно. Ведь Питер-это состояние души, образ жизни и тип мышления в одном.
И это мой город.Это мой Петербург.
Любимая улица моего города
Маленькое окошко первого этажа выходило в темный двор-колодец, которыми так изобилует Петербург. Кроме крыш припаркованных рядом с домом автомобилей и людей, спешащих поскорее выбраться из заточения бетонных конструкций, что-либо другое увидеть было невозможно - даже о том, что там, снаружи, солнечно, можно было догадаться лишь по едва заметным бликам. Как невыносимо, как тяжело ребенку проводить дни в глухой каменной темнице, когда знаешь, что какие-то 50 шагов отделяют тебя от большого мира, где солнце переливается в таящих сосульках, а ветер, разыгравшись, выворачивает наизнанку зонты.
Как первый вздох после подводного плавания, глоток горячего медового чая после морозной прогулки были для меня выходы за пределы родного двора. И неважно, что мой маршрут за руку с мамой был всегда один и тот же - в моем детском сознании именно он стал символом настоящей свободы. Несколько метров по шумному Лиговскому, тогда еще без штампов капитализма в виде огромного торгового центра и отеля Crownie Plaza, через тесный Кузнечный, всегда одинаково пахнувший парным молоком и мясом, мы выходили на улицу Марата. Тогда я еще не знала, что это одна из старейших городских улиц, что когда-то носила звучное название Грязная, а в доме номер 9 жил Шостакович. Для меня она была местом, где всегда много людей, говорящих на непонятном языке, много разноцветных вывесок и гордо возвышающееся здание музея Арктики. Еще одним фактором привлекательности служила небольшая, но безумно уютная кондитерская, где до сих пор продают самую вкусную в городе Прагу. Ни одна прогулка не обходилась без пары кремовых пирожных, съеденных за столиком у широкого окна. «Вот бы жить здесь!» - частенько одолевало меня страстное желание, когда я беспрепятственно наблюдала через него за бурлящей городской жизнью. Здесь же, в двух шагах, лавка художника манила десятками уникальных вещей, которых нельзя было найти в обыкновенных магазинах: краски немыслимых оттенков, карандаши, которые по мягкости невозможно было сравнить даже с самыми хорошими из универмага, бархатные листы бумаги… Как по музею, затаив дыхание, я ходила по маленькому помещению, где ни один экспонат не оставался без пристального внимания маленького ценителя. Нет, поколению постмиллениума, впитавшему с малых лет дух торговых центров и вряд ли будет знакомо это трепетное чувство благоговения перед коробкой акварели. А если удавалось выйти из лавки, держа в сию ценность, то путь по Марата к дому казался выстеленным ковровой дорожкой, и даже перспектива вновь оказаться в заточении двора-колодца на время переставала пугать.
А в один день мы вдруг разом освободились от тяжкого бремени каменной тюрьмы. Окна нового дома выходили на тихую улицу в спальном районе, густо засеянную кустарниками. Здесь невдалеке находилась детская площадка, на которой играли такие же, как я, дети, и говорили все на одном великом и могучем. Тихая и спокойная, зеленая и солнечная- вопреки всем своим неоспоримым достоинствам у нее не было того очарования, той уникальности и прелести, которую представляла для детского сердца улица Марата. Урожденная Грязная, она так и осталась для меня символом свободы-той, которая так ценилась в детстве
Времена года
Я не грустная. Просто задумалась. Разве мне одной самые удачные мысли приходят под мерный стук капель по оконному стеклу?
А ведь на самом деле: кто придумал, будто осень-пора, когда все вокруг постепенно блекнет и тускнеет, скучая по святящему почти круглые сутки летнему солнцу? Смотри, как радуются первоклашки первым школьным дням! Для них все только начинается, и тяжесть знаний, старательно уложенных в портфель, едва ли их сильно заботит; почти
так же,как старшее поколение перестает жаловаться на боли в
спине,стоит только во мхе обозначится коричневатым шляпкам белых грибов. Сотни разных запахов смешиваются в огромном букете: корицы, прелой травы, сливового варенья и мокрых шишек в парке. Пряный и спокойный, дерзкий и уютный запах осени- разве что весенний может посоревноваться с ним в количестве эпитетов, правда, мне запах домашних пирожков с яблоками роднее, чем самый нежный аромат сирени.
Единственное, что меня немного огорчает-клинообразные стаи птиц, улетающие куда-то ближе к экватору и будто уносящие вместе с собой остатки летнего тепла. Но стоит мне только поймать себя на зависти ласточкам и журавлям, то и эта печаль отступает, оставляя лишь влажный дождливый след, именуемый светлой грустью.
Кто сказал, что меланхолия-это плохо? Я могу скреплять строчки рифмой только в эти три месяца и воображать себя немного Пушкиным. Могу пытаться составить свою собственную мелодию, наслушавшись Вивальди, и пальцы будут бегло скользить по серебряным кнопкам флейты почти безошибочно передавая настроение. А дождь, стучащий по стеклу, будет служить аккомпониментом.
Кто нарек осень порой порой увядания? Если хочется творить, значит, это -начало очередного жизненного витка. Момент, когда смело можно начать что-то заново-учиться, работать, собирать гербарий, в конце-концов. Стоит только недолго погрустить перед мокрым окном.
Мой город: за и против
Город мечты, город белых ночей, город, где каждый романтик будет чувствовать себя, как дома...
Нет,это не про мой Петербург. Это лишь его оболочка- красочная, манящая, как обертка конфеты. Но внутри он гораздо сложнее, таинственней, страшней; и каждый, кто живет в этом месте, не понаслышке знает о его противоречивом характере. Питер терзает мысли каждого, кто в нем находится. Питер взваливает на своих жителей груз меланхоличности и апатии. Эту тяжесть нельзя передать словами, её можно только почувствовать. Апофеоз контрастов- это мой город.
Здесь всё, как по заранее написанному сценарию-сценарию, написанному моим городом. По утрам- спешащие на работу люди, ближе к ночи-молодежь, торопящаяся в клубы, вечные многокилометровые пробки и стремительные поезда. Неуверенно шагающий молодой человек с остановившимся где-то на горизонте взглядом -определенно не от мира сего. Бомж с плакатом а -ля "подайте на выпивку" - обыкновенный житель. Художники-наркоманы, поэты-маньяки, гении, сошедшие с ума... А по-другому и быть не может на этой земле, где ни на один вопрос нельзя ответить однозначно.
Нет,я не пишу это,сидя на широком подоконнике и попивая горький кофе. Я пишу,пока еду в метро,пока обедаю в любимой кофейне на Невском,пока мерзну в сломавшемся автобусе,пока я чувствую себя частью этого города, его истинным жителем.
Да, прекрасен, несомненно, бесспорно прекрасен мой город.Но чем?Возможно,именно своей мистикой,преследующей каждого всегда и везде.
Это один большой коктейль из восхитительного и мерзкого,красивого и отвратительного,коктейль из роскоши и выживания. Он независим и одинок, словно кот, гуляющий сам по себе; но в минуты отчаяния он подставит тебе свою черную спину.
Я люблю этот город, поэтому когда-нибудь из него. Я ненавижу его, поэтому всё равно вернусь обратно. Ведь Питер-это состояние души, образ жизни и тип мышления в одном.
И это мой город.Это мой Петербург.