Бакенбарды
Просыпается как-то Пушкин в своей кровати от скрипа двери.
Хвать рукой по алой шёлковой простыни по одну сторону от себя, хвать по другую, ногтями холёными по скользкой ткани скребёт, а голой прелестной Натали подле него нету! Взвился Пушкин, сел на кровати, глазами, как дикий кот, вращает, кудри дыбом.
Оборачивается к двери, а там Натали стоит, к косяку прильнула. Это она его разбудила, дверь открыв.
Кроткая улыбка тронула уста Натали, соски встали под газовым чёрным пеньюаром от пушкинского поведения и взгляда. Собственной рукою своей сделала Натали Александру Сергеевичу жест, да и говорит.
- Дорогой ты мой Пушкин, не узнаю я тебя что-то. Где твои бакенбарды?
Пуще прежнего взвился Пушкин, и кинулся к зеркалу на потолке.
Смотрит на себя так и эдак, за голое лицо хватается, нет бакенбардов!
- Эвона оно как! - Думает Пушкин, и бежит по дому, на кухню, на чердак и на двор.
Ищет, ищет А.С. бакенбарды, но нигде их нет. А только говорят ему, что видели, видели его бакенбарды и здесь, и тут и вон там, за овином.
- Полноте, - спрашивает Пушкин, - да мои ли видели вы бакенбарды?
- Как не твои? Именно что твои! - Отвечают ему, - кто же в нашей стране, да в пушкинской усадьбе бакенбардов Пушкина не признает?!
Закручинился Пушкин, ногтями холёными в буйной голове чешет, голые щеки, как маленький, трёт. Стыдно ему, какой же Пушкин без бакенбардов? Пошёл на конюшню, засел в старую кибитку, на иголки у цыган выменянную, рогожкой прикрылся и затих.
Сидит, сидит Пушкин в кибитке, какие цыганам во все века снятся, и уже засыпает - перенервничал. А сквозь дрёмы и рождающиеся неверные сцены из Евгения Онегина и золотые отблески сказок, слышит А.С. по всей усадьбе шум, переполох и крики поисков.
- Нешто нашли вы бакенбарды Сан Сергеича?
- Не нашли! А нашли ли вы?
- Нет еще, ищем!
- И мы ищем!
- Ищите лучше, черти, Пушкину-то без бакенбардов неловко до слёз!
- Сами ищите, как следовает быть, а мы лучше вашего ищем!
- Нет, мы лучше вашего ищем!
И так далее, и тому подобное, и всё по кругу адскому.
И не улетается Пушкину вовсе в сон, и блекнут сцены из Евгения Онегина, и пошлинкой отдают сказки, и жар охватывает, и болят колени, и спину крутит жгутом, и стонет Пушкин, зажав в зубах отворот цыганской рогожки, и сквозь рядно кибитки и распахнутые в мир ворота конюшни видно переменчивое отчуждёное небо.
…
Очнулся Пушкин от тишины на белом свете. Выплюнул рогожу, тронул холодными пальцами голые щеки, сглотнул, да и принял случившуюся реальность за действительность. Солнце выглянуло из-за тучки, вышла в розовом платье с лентами Натали на крыльцо барского дома, потянулся Пушкин в кибитке до хруста в костях, и подумал так.
- М-н-да-с… Экие бакенбарды у меня, оказывается, самостоятельные. Прямо гоголевский нос какой-то.
Сказал это Пушкин А.С. и понял, кто историю про гулящие бакенбарды запишет, пускай и переделав её в свой Нос.
Хвать рукой по алой шёлковой простыни по одну сторону от себя, хвать по другую, ногтями холёными по скользкой ткани скребёт, а голой прелестной Натали подле него нету! Взвился Пушкин, сел на кровати, глазами, как дикий кот, вращает, кудри дыбом.
Оборачивается к двери, а там Натали стоит, к косяку прильнула. Это она его разбудила, дверь открыв.
Кроткая улыбка тронула уста Натали, соски встали под газовым чёрным пеньюаром от пушкинского поведения и взгляда. Собственной рукою своей сделала Натали Александру Сергеевичу жест, да и говорит.
- Дорогой ты мой Пушкин, не узнаю я тебя что-то. Где твои бакенбарды?
Пуще прежнего взвился Пушкин, и кинулся к зеркалу на потолке.
Смотрит на себя так и эдак, за голое лицо хватается, нет бакенбардов!
- Эвона оно как! - Думает Пушкин, и бежит по дому, на кухню, на чердак и на двор.
Ищет, ищет А.С. бакенбарды, но нигде их нет. А только говорят ему, что видели, видели его бакенбарды и здесь, и тут и вон там, за овином.
- Полноте, - спрашивает Пушкин, - да мои ли видели вы бакенбарды?
- Как не твои? Именно что твои! - Отвечают ему, - кто же в нашей стране, да в пушкинской усадьбе бакенбардов Пушкина не признает?!
Закручинился Пушкин, ногтями холёными в буйной голове чешет, голые щеки, как маленький, трёт. Стыдно ему, какой же Пушкин без бакенбардов? Пошёл на конюшню, засел в старую кибитку, на иголки у цыган выменянную, рогожкой прикрылся и затих.
Сидит, сидит Пушкин в кибитке, какие цыганам во все века снятся, и уже засыпает - перенервничал. А сквозь дрёмы и рождающиеся неверные сцены из Евгения Онегина и золотые отблески сказок, слышит А.С. по всей усадьбе шум, переполох и крики поисков.
- Нешто нашли вы бакенбарды Сан Сергеича?
- Не нашли! А нашли ли вы?
- Нет еще, ищем!
- И мы ищем!
- Ищите лучше, черти, Пушкину-то без бакенбардов неловко до слёз!
- Сами ищите, как следовает быть, а мы лучше вашего ищем!
- Нет, мы лучше вашего ищем!
И так далее, и тому подобное, и всё по кругу адскому.
И не улетается Пушкину вовсе в сон, и блекнут сцены из Евгения Онегина, и пошлинкой отдают сказки, и жар охватывает, и болят колени, и спину крутит жгутом, и стонет Пушкин, зажав в зубах отворот цыганской рогожки, и сквозь рядно кибитки и распахнутые в мир ворота конюшни видно переменчивое отчуждёное небо.
…
Очнулся Пушкин от тишины на белом свете. Выплюнул рогожу, тронул холодными пальцами голые щеки, сглотнул, да и принял случившуюся реальность за действительность. Солнце выглянуло из-за тучки, вышла в розовом платье с лентами Натали на крыльцо барского дома, потянулся Пушкин в кибитке до хруста в костях, и подумал так.
- М-н-да-с… Экие бакенбарды у меня, оказывается, самостоятельные. Прямо гоголевский нос какой-то.
Сказал это Пушкин А.С. и понял, кто историю про гулящие бакенбарды запишет, пускай и переделав её в свой Нос.