Сизый коршун
Машин М.П., как ни раз говорилось, медведей не любил. И тому есть, конечно, множество причин. Но, как во всяких причинах для чего-либо странного, и среди этих причин были большие и маленькие, сильные и вялые, недавние и укоренившиеся сыздетства.
Какое-то время тому назад Машин М.П. бросил курить. Сломалась в нем эта привычка каким-то внутренним путем накопления отторжения. Для окружающих незаметное, в привычке зародилось утонение, потом быстро пошла в этом месте трещина, и в один день привычка курить распалась в Михаиле на два куска, которые стали скоро тонуть в трясине подсознания.
Пришел домой Потапыч, уселся перед тарелкой густого борща, заботливо поданого подругой дней его суровых, потянулся, было, ложкой к банке сметаны. Но замерла рука с прибором над самым сытым белым горлом, пронзенная мыслью о вреде курения.
Машин крякнул так, что жена испугалась за качество первого блюда.
- Что, мой дорогой и хороший Машин М.П.? - Спрашивает его супруга, - Ужели усомнился ты в качествах предоставленной еды и припасенной по случаю сметаны? - А у самой непритворный испуг на устах.
- Эх! - Отвечает ей Машин и достает из кармана пачку сигарет.
Открывает Михаил пачку, вынимает оттуда две с половиной сигаретины, кладет перед собой на стол. Борщ окутывает тарелку и хлеб ароматным паром, а сигарет не трогает, как бы сторонится. Машин поднимает глаза к потолку и говорит таковы слова.
- Сейчас выкурю последние две с половиной сигаретины и больше курить не буду! - Он берет в руки спички и сигаретки и уходит на лестничную площадку. А жена и дети молчат ему в след.
Да, не верили Машину М.П., что бросит курить, как сказал. А он - как отрезал. Сделал так. Потому что привычка в нем тогда уже сломалась и потонула в вихрях подсознания, а окружающие этого не знали. Больше всего ребятам на работе удивления досталось. Они ведь не видели, как Потапыч курить бросал, и целый год после того в это не верили, закурить подставляли и во время перекура поглядывали на Машина взглядами раскрытого заговора.
Но все преодолевает стальная воля бесповоротно принятого решения, народ и близкие привыкли понемногу, что Машин М.П. не курит. И тут, как назло, правительство решило отучить курить всю страну.
Приходит Машин М.П. на работу, в доспех деловой переодевается, команды командует, но видит, что-то не совсем то. Пригляделся. А на него ребята из-за угла, за которым место для курения расположено, косятся. Еще вчера курили на середине плаца, а тут какая-то брезгливая правильность образовалась в их коллективном поведении.
От секретарши Лидочки узнал Машин насчет государственного пресечения курительной политики. Сидит, горюет. Мало того, что госаппарат в лице Петра I из Голландии эту заразу привез и принудительно в массы внедрил. Так они теперь назад все отыгрывают. Но ведь еще что получается? А получается то , что он, Машин М.П., в полной личной контре с коллективом встал. Курить-то он бросил, значит, задницей вон когда еще почуял предстоящие поведения партии и правительства.
- Тьфу! - Только и смог выразиться про это событие Машин.
И лишь новый боевой вызов сплотил коллектив.
А медведей Машин действительно не любил с детства. Они ему о смерти напоминали.
Была у Машина М.П. в детстве книжка «Особливые сказки». В книжке все сказки были необычные. Если читать только эту книжку, то все нормально, сказки как сказки. Однако, другие ребята ни одной сказки из твоей книжки не узнают. А сами рассказывают такие сказки, от которых ты в полном замешательстве. И однажды ты понимаешь, что лирические герои в твоей книжке сказок какие-то наоборотные.
Взять хотя бы сказку об Иван царевиче.
Жил был Иван царевич.
Жил он не один, а с царем батюшкой. А больше детей у батюшки не было.
Жили они, поживали, квас без содовой хлебали, медом на теплом ломте хлеба закусывали.
И видит Иван царевич, что грусть овладела его стариком. Заходит он в батюшкову горенку, золотым венцом сафьяновые ботфорты в поклоне обмахивает, да и спрашивает.
- Что закручинился, царь батюшка?
А тот, в боку почесывает, да ему и отвечает.
- Мне, Ваня, понимаешь ли, одиноко.
- Как так? - Дивится Иван царевич, - А я тут рядом с тобой же вот! Теплый, живой сын твой. Или что?
- Ты-то да, ты сынок мне, - Отвечает царь батюшка, - Но у меня и другие желания имеются, акромя отеческих и тиранских. Мне бы царицу старушку.
На том и порешили. Посылает царь батюшка Ивана царевича за тридевять земель в Кащеево царствие добыть для полноты жизни старушку царевну, что у Кащея в палатах розового мрамора томится. Дает ему в товарищи белого голубя и сизого коршуна - самых верных и лютых друзей престола.
Отправился Иван царевич в путь-дорогу и много чего, а также приключений, нашел на свою маковку, пока в болото по самые ноздри не провалился.
Тонет Иван царевич в зеленой жиже кувшинками и сон-травой опутанный, зовет голубя и коршуна на помощь. Те драку в небе прекращают и на берег недалеко от Иван царевича слетают. Голубь крылья распахнул, оземь ударился и обернулся серым волком. Скачет по берегу, лает, воет, ногами топочет, а в болото сунуться не может - утопиться испугался. Тогда распахнул крылья коршун, оземь ударился раз - ничего. Ударился два - опять ничего. На третий раз так сильно ударился оземь коршун, что вся трясина задрожала, а коршун оборотился сизым медведем. Заревел медведь, вошел в пучину трясины, взял Иван царевича в лапы, да на берег волку на спину и выкинул.
Отряхнул волк Иван царевича, раны от шипов кувшинкиных зализал на его теле, и пошли они дальше по пути дороге в Кащеево царство.
А медведь из трясины выбраться не смог, так там и остался туманом лазоревым.
Но потом в сказке у Иван царевича были уже легкие приключения, с которыми он огнем и мечом в раз управлялся.
В финале сказки царевич на сером волке ворвался в Кащеев шикарнейший дворец, отделанный в стиле ар-нуво, всю прислугу порубил в капусту, Кащея об стены доспехами помолотил и в окно выбросил, драгоценностей, какие нашел, награбил, дворец поджег, а царицу старушку посадил в клетку и царю батюшке на радость представил.
Ну, а Машин М.П. медведей с этой сказки еще сильнее не полюбил и возмечтал стать пожарным.
Какое-то время тому назад Машин М.П. бросил курить. Сломалась в нем эта привычка каким-то внутренним путем накопления отторжения. Для окружающих незаметное, в привычке зародилось утонение, потом быстро пошла в этом месте трещина, и в один день привычка курить распалась в Михаиле на два куска, которые стали скоро тонуть в трясине подсознания.
Пришел домой Потапыч, уселся перед тарелкой густого борща, заботливо поданого подругой дней его суровых, потянулся, было, ложкой к банке сметаны. Но замерла рука с прибором над самым сытым белым горлом, пронзенная мыслью о вреде курения.
Машин крякнул так, что жена испугалась за качество первого блюда.
- Что, мой дорогой и хороший Машин М.П.? - Спрашивает его супруга, - Ужели усомнился ты в качествах предоставленной еды и припасенной по случаю сметаны? - А у самой непритворный испуг на устах.
- Эх! - Отвечает ей Машин и достает из кармана пачку сигарет.
Открывает Михаил пачку, вынимает оттуда две с половиной сигаретины, кладет перед собой на стол. Борщ окутывает тарелку и хлеб ароматным паром, а сигарет не трогает, как бы сторонится. Машин поднимает глаза к потолку и говорит таковы слова.
- Сейчас выкурю последние две с половиной сигаретины и больше курить не буду! - Он берет в руки спички и сигаретки и уходит на лестничную площадку. А жена и дети молчат ему в след.
Да, не верили Машину М.П., что бросит курить, как сказал. А он - как отрезал. Сделал так. Потому что привычка в нем тогда уже сломалась и потонула в вихрях подсознания, а окружающие этого не знали. Больше всего ребятам на работе удивления досталось. Они ведь не видели, как Потапыч курить бросал, и целый год после того в это не верили, закурить подставляли и во время перекура поглядывали на Машина взглядами раскрытого заговора.
Но все преодолевает стальная воля бесповоротно принятого решения, народ и близкие привыкли понемногу, что Машин М.П. не курит. И тут, как назло, правительство решило отучить курить всю страну.
Приходит Машин М.П. на работу, в доспех деловой переодевается, команды командует, но видит, что-то не совсем то. Пригляделся. А на него ребята из-за угла, за которым место для курения расположено, косятся. Еще вчера курили на середине плаца, а тут какая-то брезгливая правильность образовалась в их коллективном поведении.
От секретарши Лидочки узнал Машин насчет государственного пресечения курительной политики. Сидит, горюет. Мало того, что госаппарат в лице Петра I из Голландии эту заразу привез и принудительно в массы внедрил. Так они теперь назад все отыгрывают. Но ведь еще что получается? А получается то , что он, Машин М.П., в полной личной контре с коллективом встал. Курить-то он бросил, значит, задницей вон когда еще почуял предстоящие поведения партии и правительства.
- Тьфу! - Только и смог выразиться про это событие Машин.
И лишь новый боевой вызов сплотил коллектив.
А медведей Машин действительно не любил с детства. Они ему о смерти напоминали.
Была у Машина М.П. в детстве книжка «Особливые сказки». В книжке все сказки были необычные. Если читать только эту книжку, то все нормально, сказки как сказки. Однако, другие ребята ни одной сказки из твоей книжки не узнают. А сами рассказывают такие сказки, от которых ты в полном замешательстве. И однажды ты понимаешь, что лирические герои в твоей книжке сказок какие-то наоборотные.
Взять хотя бы сказку об Иван царевиче.
Жил был Иван царевич.
Жил он не один, а с царем батюшкой. А больше детей у батюшки не было.
Жили они, поживали, квас без содовой хлебали, медом на теплом ломте хлеба закусывали.
И видит Иван царевич, что грусть овладела его стариком. Заходит он в батюшкову горенку, золотым венцом сафьяновые ботфорты в поклоне обмахивает, да и спрашивает.
- Что закручинился, царь батюшка?
А тот, в боку почесывает, да ему и отвечает.
- Мне, Ваня, понимаешь ли, одиноко.
- Как так? - Дивится Иван царевич, - А я тут рядом с тобой же вот! Теплый, живой сын твой. Или что?
- Ты-то да, ты сынок мне, - Отвечает царь батюшка, - Но у меня и другие желания имеются, акромя отеческих и тиранских. Мне бы царицу старушку.
На том и порешили. Посылает царь батюшка Ивана царевича за тридевять земель в Кащеево царствие добыть для полноты жизни старушку царевну, что у Кащея в палатах розового мрамора томится. Дает ему в товарищи белого голубя и сизого коршуна - самых верных и лютых друзей престола.
Отправился Иван царевич в путь-дорогу и много чего, а также приключений, нашел на свою маковку, пока в болото по самые ноздри не провалился.
Тонет Иван царевич в зеленой жиже кувшинками и сон-травой опутанный, зовет голубя и коршуна на помощь. Те драку в небе прекращают и на берег недалеко от Иван царевича слетают. Голубь крылья распахнул, оземь ударился и обернулся серым волком. Скачет по берегу, лает, воет, ногами топочет, а в болото сунуться не может - утопиться испугался. Тогда распахнул крылья коршун, оземь ударился раз - ничего. Ударился два - опять ничего. На третий раз так сильно ударился оземь коршун, что вся трясина задрожала, а коршун оборотился сизым медведем. Заревел медведь, вошел в пучину трясины, взял Иван царевича в лапы, да на берег волку на спину и выкинул.
Отряхнул волк Иван царевича, раны от шипов кувшинкиных зализал на его теле, и пошли они дальше по пути дороге в Кащеево царство.
А медведь из трясины выбраться не смог, так там и остался туманом лазоревым.
Но потом в сказке у Иван царевича были уже легкие приключения, с которыми он огнем и мечом в раз управлялся.
В финале сказки царевич на сером волке ворвался в Кащеев шикарнейший дворец, отделанный в стиле ар-нуво, всю прислугу порубил в капусту, Кащея об стены доспехами помолотил и в окно выбросил, драгоценностей, какие нашел, награбил, дворец поджег, а царицу старушку посадил в клетку и царю батюшке на радость представил.
Ну, а Машин М.П. медведей с этой сказки еще сильнее не полюбил и возмечтал стать пожарным.