Мертвые девушки и прочие отклонения в детских сказках
В бытность свою студенткой филологического факультета, я натолкнулась, по учебе, конечно же, на такого замечательного автора, как Пропп (Владимир Яковлевич, которого я все время называю, отчего-то, Яковом Владимировичем - такой вот внутренний феномен мой).
Пропп - фольклорист, и жизнь свою посвятил изучению русского фольклора, а одна из самых интересных его работ - «Исторические корни волшебной сказки». Вообще, труд невероятно интересный, а самое интересное в нем - раскрытие обряда, который в этой сказке отражается.
Пропп вообще считает, что сказка сохранила следы очень многих обрядов и обычаев, и только при сопоставлении мотивов сказки с этими обрядами и обычаями, мы можем объяснить те сюжетные точки, которые мы встречаем из сказки в сказку.
По Проппу, сказка может:
[тут тоже интересно]• Прямо соответствовать обряду - как в случае с костями коровы, которые в известной сказке о Крошечке Хаврошечке героиня закапывает - такой обычай и впрямь был - кости домашнего скота не съедались, не использовались как-то еще, а именно закапывались.
• Переосмысливать обряд - здесь лучше привести подробный пример: Так, например, в сказке рассказывается, что герой зашивает себя в шкуру коровы или лошади, чтобы выбраться из ямы или попасть в тридесятое царство. <…> Известен обычай зашивать в шкуру покойников. Восходит ли данный мотив к этому обычаю или нет? Систематическое изучение данного обычая и сказочного мотива показывает их несомненную связь: совпадение получается полное, не только по внешним формам, но и по внутреннему содержанию, <…> с одним, однако, исключением: в сказке в шкуру зашивает себя живой, в обряде зашивают мертвеца. Такое несоответствие представляет собой очень простой случай переосмысления: в обычае зашивание в шкуру обеспечивало умершему попадание в царство мертвых, а в сказке оно обеспечивает ему попадание в тридесятое царство.
• Сказка выворчаивает обряд наоборот (обращение обряда) - Особым случаем переосмысления мы должны считать сохранение всех форм обряда с придачей ему в сказке противоположного смысла или значения, обратной трактовки. <…> Был обычай приносить девушку в жертву реке, от которой зависело плодородие. Это делалось при начале посева и должно было способствовать произрастанию растений. Но в сказке является герой и освобождает девушку от чудовища, которому она выведена на съедение. В действительности в эпоху существования обряда такой "освободитель" был бы растерзан как величайший нечестивец, ставящий под угрозу благополучие народа, ставящий под угрозу урожай. Эти факты показывают, что сюжет иногда возникает из отрицательного отношения к некогда бывшей исторической действительности. Такой сюжет (или мотив) еще не мог возникнуть как сказочный, когда имелся уклад, требовавший принесения в жертву девушек. Но с падением этого уклада обычай, некогда почитавшийся святым, обычай, при котором героем была девушка-жертва, шедшая иногда даже добровольно на смерть, становился ненужным и отвратительным, и героем сказки уже оказывается нечестивец, который помешал этому жертвоприношению.
Пропп долго и последовательно копался в том материале, который у него был, прежде, чем заняться его осмыслением, и его выводы мне кажутся вполне аргументированными и интересными (и не только мне, в общем-то).
Именно этот автор открыл мне, что Баба Яга - это страж «царства мертвых», объяснил, почему герою необходимо очутиться в сказочном лесу, и какое отношение избушка на курьих ножках имеет к инициальной обрядности. Филологи поймут, а не-филологам - рекомендую. Конечно, придется обходить обязательные социалистические идеологические моменты (учитывая эпоху написания), но это просто.
А чтобы было понятнее, я коснусь одной из глав, как раз касающейся вот этого плаката, а точнее, двух его героинь - Белоснежки и Спящей Красавицы.
Итак, перед нами барышни, которые волей злой судьбы (чаще всего - Злой Мачехи) оказываются в лесу, где находят некий дом, наполненный мужчинами, ухаживают за этими мужчинами: варят, стирают, убирают. А потом Злая Мачеха устраивает им временный коматоз, до прибытия прекрасного принца.
Орудием временного убийства становятся три группы предметов: занозы/иглы и прочие подкожные инъекции; отравленные продукты; особый предмет одежды, надев который, героиня внезапно умирает без всякой причины.
Что пишет Пропп:
На Нижнем Конго руководство посвящением берет на себя жрец-волшебник. Он уходит со своими воспитанниками в лес и проводит там с ними определенное время. Они, по-видимому, при помощи наркотического средства погружаются в сон и объявляются мертвыми.
Это описание инициального обряда.
Что касается внезапно смерти после примерки какого-нибудь предмета: «Девушка вздумала рубашку померять. Надела, легла да и умерла», - то здесь Пропп видит связь с обряжением покойника. Девушка надевает одежду, в которую одели бы ее - покойницу.
То есть, перед нами процесс инициального умирания.
Временная смерть всегда была характерной для обрядов инициации, для увлекающихся мифологией и всякими обрядами, это не новость, но на всякий случай поясню: для приобретения нового статуса нужно избавиться от всего, что связывает тебя со статусом старым, проще всего - умереть и родиться заново.
С чем это связано?
Все эти перипетии связаны с традицией проживания женщины в «мужском доме» - то есть ее нахождения в качестве общей жены среди группы мужчин, отделенных от общего поселения - закрытого мужского сообщества. Это могут быть богатыри (воины), разбойники (есть, кстати, практика инициального дозволенного разбоя), гномы-шахтеры. Мужчины, которые имеют особенный статус и не живут с остальными.
В «Сказке о спящей царевне и семи богатырях» это смягчается - она им «сестрица», а в сказке о «Белоснежке» - мама для семи очаровательных гномов, особенно в диснеевском исполнении, но те, кто видел в этом некий подтекст, видели его абсолютно правильно…
Эта традиция никого не шокировала, девушка вполне считалась общей женой, и никакого «клейма позора» она после этого на себе не несла. Родители сами были рады сбагрить дочурку в лес, где проживали молодые охотники. Впрочем, не просто - в лес, а в другой мир, в совершенно другую, отличную от бытовой реальности поселения жизнь.
Мужской дом в лесу - тайный мужской дом (первое правило «бойцовского клуба...»), он находится вне бытового пространства, в ином мире, а тайну иного мира нужно хранить, поэтому наша принцесса, после проживания в таком доме должна умереть и переродиться, уже не в качестве существа из этого потустороннего дома, а в качестве обычной женщины.
Мы можем догадываться - пишет Пропп. - О причинах этого: такое посвящение гарантировало сохранение тайны дома. Здесь сказка только слегка изменила внутреннюю, но не внешнюю последовательность событий. В сказке она неожиданно умирает и столь же неожиданно оживает и вступает в брак. Здесь не исторична только неожиданность. Именно момент ухода из дома ради брака и вызывал необходимость посвящения, т. е. умирания и воскресения.
Иногда она превращается в животное, и потом - обратно в человека, в общем и целом по своей функции это тождественно умиранию и возрождению.
Для этого, кстати, нет необходимости в постороннем принце - интеграция обратно в бытовую среду должна быть полной. То есть - в мир должно прийти чистое человеческое существо. Но, чаще всего, необходимость возвращения была связана с решением (не известно, самой ли девушки, или кого-то еще, о браке). Можно вспомнить те варианты сказки, где наша Спящая Красавица "не просыпаясь", рожает сына (иногда даже какого-то уникального по описанию), который и пробуждает ее, высасывая из пальца отравленную занозу. И уж потом - свадьба.
Возникает вопрос: почему в сказках, при наличии обрядов перехода для обоих полов, сохранилось только упоминание о мертвых и спящих царевнах? Юноши же тоже как-то нужно возвращаться к нормальной жизни...
Это Пропп косвенно связывает с традицией женского брака - девушку замуж отдают, поэтому в сказках она более пассивна. Герои мужчины тоже умирают, но в царстве мертвых они - активные деятели, спасители и герои. Иногда им попадаются очень опасные противницы-женщины, но это уже совсем другая история…