Предыдущие части:
ПЁС НА СТЕНЕ
https://lisa-dv.livejournal.com/526438.htmlЛАДОНЬ НА СТЕНЕ
https://lisa-dv.livejournal.com/537260.html Таёжный город К. - совершенно фантастическое место: там менты цитируют классиков, а под городом обитает таинственное и лютое Нечто, охотящееся за людьми.
* * *
Нечто огромное, непостижимое и лютое, что таилось под таёжным городом К., стоявшим на берегу самой широкой на этом краю материка реки, знало, что игра с людьми закончилась вничью. Но только её текущая сессия.
Оно посылало людям знаки, это его забавляло. И они сумели его знаки разгадать. Что ж, их торжеству следовало положить конец.
Нечто потеряло интерес к этим червякам, хотя люди, разгадавшие его игру, встречались ему уже дважды… и остались живы. И даже в своём уме.
Да, ему всё-таки предстояло заняться ими.
В третий раз.
Нельзя же оставлять дела недоделанными.
* * *
Опер Ленинского райотдела (так и оставшегося Ленинским, хотя в связи с изменениями политики партии и последующим исчезновением самой партии по городу прокатилась волна переименований) Игнат Сёмин по прозвищу Сёма возвращался в родной город из первой в жизни заграничной поездки. Ездил он, само собой, в Китай. Куда ж ещё?
В Китай ездили все, кто хотел прибарахлиться или просто заработать на фарце. Фарца - так говорили в Совке. Сейчас говорили - бизнес.
Ещё говорили - бартер. По бартеру авиазавод менял у китайцев самолёты на тушёнку «Великая стена», на соевое мясо и собачьи шубы. Но зато никто в городе с голоду не помер и не замёрз. Сёма так и относился к этому всему - «но зато». Философски относился, как выражался его закадычный друган, второй опер их райотдела Толян Охрименко по кличке Рыжий.
Из Суньки, то есть из китайского приграничного города Суйфэньхэ, Сёма вёз всего-навсего нутриевую шубу для своей подружки Светки, несколько псевдозолотых псевдо-«Ролексов» для себя и на подарки коллегам, горсть таких же копеечных пейджеров, две кожаные куртки… ну и всё. Ещё позырил на китайскую жизнь (прикольно) и пожрал китайской еды (вкусно).
Зато другие «руссо туристо, облико морале», как говорилось в старом фильме, затаривались в Суньке так, что Сёма не мог вспоминать об этом без хохота. Он прямо предвкушал, как будет описывать Рыжему, Гризли и другим операм увиденную на таможне тётку в красном шёлковом абажуре на голове, который она выдавала за шляпу, или дядьку с примотанным к спине скейтбордом, натянувшего сверху синий дождевик.
А ещё там надрывались мелкие пацаны и измотанные бабы, так называемые «помогайки», везущие для своих хозяев, оплативших проезд, пятидесятикилограммовые полосатые баулы, набитые до отказа шмотьём. Сёма помогал «помогайкам» перетаскивать эти баулы и охреневал - какая всё-таки жопа стала твориться в стране.
Но поделать с этим он ничего не мог. Ему оставалось только быть философом.
И сейчас, отрешённо глядя на мелькавшую снаружи тайгу через окно автобуса, везущего его домой из столицы края, он припоминал самые яркие моменты своей поездки и радовался уже тому, как будет рассказывать про это ребятам за чаем в кабинетике Гризли.
Но, едва поднявшись на крыльцо родимого райотдела, он столкнулся с выходившими ему навстречу Толяном и Гризли. Да какое там выходившими - выбегавшими, чтобы устремиться к столь же резво подкатившему «бобику» с водилой Эдиком за рулём.
- Чего случилось-то? - выдохнул Сёма, перестав радостно улыбаться и устремившись вслед за ними.
- Мокруха, - коротко ответил подчинённому Гризли, глянув на него исподлобья своими хмурыми, воистину медвежьими глазками. - Поехали, в машине расскажу.
Пока «бобик» трясся через район на окраину, Гризли всё так же хмуро спросил:
- Как съездил-то??
- Нормально, - рассеянно ответил Сёма, вертя на руке браслет часов. - Вот, котлы вам всем купил, потом подарю. Часы то есть, - спохватился он, зная, что Гризли не любил, когда подчинённые ботали по фене. - Так что за мокруха?
Гризли перевёл тяжёлый взгляд на Толяна, который в управлении считался самым «балалаистым», и тот, помявшись, послушно заговорил:
- Тётка пропала неделю назад, седьмого. Ты как раз отъехал. Ну как тётка, ей двадцать пять, ребёнок грудной, муж, работала до декрета на заводе в конструкторском. Проживала по улице Молодогвардейской, семьдесят пять, квартира двенадцать. Пошла вечером гулять собакой и не вернулась. То есть собака вернулась, а она нет. Собака пришла без поводка, только в ошейнике, и зачморённая какая-то. Скулила, муж сказал. Муж подхватился, побежал искать, тёща его, мамаша потерпевшей, с ребёнком дома осталась.
- Погоди, - прервал его Сёма. - Какой породы собака?
Почему-то ему показалось это важным - после той истории с домом тридцать четыре по улице Таёжной, где на стене был процарапан силуэт огромной собаки, а потом в этом же подъезде бойцовый пёс загрыз человека.
- Какой-то сеттер, - проинформировал Гризли, остро глянув на него. Он тоже прекрасно помнил эту паршивую историю.
Сёма кивнул и продолжил допытываться:
- А чего они сразу так взъюжались-то? Ну, встретила, допустим, дамочка подружку, пошла с ней винца попить. А собаку просто упустила, та убежала, да и всё. А они сразу искать помчались. Почему?
Что-то тут казалось ему странным с самого начала. Не вязалось одно с другим.
- Потому что гражданка Митрохина, - скучным голосом проинформировал Гризли, - состояла на учёте в психдиспансере по поводу соответствующего прогрессирующего заболевания и дважды совершала попытку суицида. Так что врач прописал ей прогулки. В том числе. Прогулки, свежий воздух, препараты разные, такой вот… боекомплект.
- Твою ж, - только и вымолвил Сёма. - Логики не вижу всё равно. Почему тогда родичи с ней не ходили? Вот вам и пожалуйста, результат. Долбоебизм какой-то. Ладно, дальше.
- Дальше, не найдя её, муж написал заяву в милицию. Нам то есть, - сообщил Гризли очевидное. - Начали искать, потому как психушница на учёте, положенного срока ждать не стали. Мужа аж колошматило всего, всё твердил, мол, чую, что всё плохо, всё плохо.
- Всё и оказалось плохо, - ввернул Толян. - Вот, как ни крути, а бывает же это самое… ну, предчувствие.
- Не нашли, короче, - Гризли поморщился: он, как всем было известно, всякой потусторонщины на дух не переносил. - Подключили добровольцев. Проверили несколько версий. В том числе и по домашним поработали. Мало ли что, сам понимаешь
Сёма опять меланхолично кивнул. Он понимал. На его памяти бывали поганые случаи, когда домашние заявляли о пропаже любимого родственника, благополучно того укокошив и прикопав на дачах.
- В общем, ищут пожарные, ищет милиция, - закончил Гризли, потирая лоб. - Как в воду канула гражданка Митрохина. И вот, пожалуйста, нам по телефону звонит гражданин Горяинов, тоже прогуливавший собачку сегодня утром, и сообщает, что…
- Нашёл труп, - мрачно догадался Сёма.
- Гражданки Митрохиной, повесившейся на собачьем поводке неподалеку от набережной. В лесочке, - уточнил Гризли.
Сёма тяжело вздохнул. Знали они этот лесочек. Справа - заброшенный памятник комсомольцам-добровольцам, внизу - Амур-батюшка. И только сильно поодаль - жилые кварталы и драматический театр. Какой умник вздумал строить театр на таком отшибе и как люди туда добирались вообще - вот что занимало Сёму. Сам он никогда театралом не был.
- Фишка в том, - проронил Гризли, когда «бобик» затормозил, прибыв на место происшествия, - что мы тут сто раз всё прошерстили. И добровольцы тоже. Не было здесь её ни неделю назад, ни три дня назад, ни вчера. Смекаешь?
Сёма смекал.
- Экспертизу надо на предмет изнасилования, - бесстрастным голосом предложил он очевидное.
- Эксперты уже на месте, - ответил Гризли, кивнув на синюю «тойоту» экспертов. - Работают.
Эксперты, то есть вездесущий Вася Савельев и молоденькая стажёрка Таечка Оганесян, уже разбирались, сосредоточенно шаря вокруг надломленного молодого деревца. Санитары невозмутимо грузили в «скорую» носилки, накрытые простынёй.
- Твою ж… - снова пробормотал Сёма, провожая взглядом эти носилки. Ему вдруг показалось, что из-под простыни торчит тонкая бледная рука, и его даже передёрнуло. Хотя именно что показалось, да и трупов за свою милицейскую карьеру он повидал немало, тем более раскромсанных совершенно безобразно. А вот поди ж ты.
Он снова вздрогнул. Из-под простыни действительно что-то вывалилось, санитар быстро подобрал и сунул обратно туфлю. Самую обычную стоптанную бежевую китайскую туфлю.
- Дитё без матери такое малое осталось, - вздохнул рядом с Сёмой Гризли, тоже наблюдавший эту картину.
Дверцы «скорой» захлопнулись, и она покатила прочь.
- Значится, так, - начальник любил эту присказку Глеба Жеглова. - Я тоже считаю, что девку держали где-то, а сюда просто вынесли. Давай работать по этой версии и ждать заключения от Васи.
- Угу, - промычал Сёма, не присоединяясь к общей толпе. Какая-то ещё неоформившаяся мысль бродила у него в голове и наконец созрела. - Федор Иваныч, - выпалил он, обращаясь к начальнику, - пусть там не топчутся. Отгони всех. Экспертов тоже, тем более что потерпевшую уже увезли. Давай приведём собаку.
- Это где ты у нас в райотделе служебных собак видел, они сто лет как не на довольствии, - поднял тёмные брови Гризли. - Надо из края вызывать.
- Да не нашу собаку, - нетерпеливо перебил Сёма. Он прекрасно знал, что ставку кинолога сократили уже на излёте перестройки. - Её собаку. То есть потерпевшей Митрохиной.
- Молоток. Может сработать, - после короткой паузы бросил Гризли. - Хотя это никакое не доказательство будет, но зато нам самим какие-нибудь зацепки даст. Тогда я к семье, отвезу их в морг для опознания и заберу собаку.
Сёма с величайшим облегчением выдохнул. Он ненавидел ездить в семьи потерпевших, как и любой из ментов, и был безмерно благодарен Гризли за то, что тот взял эту треклятую миссию на себя.
Гризли, видимо, прочитал благодарность в его глазах, неловко похлопал его по плечу и уехал с Эдиком.
Сёма с Толяном встали в оцепление возле поломанного деревца. С Амура дул резкий леденящий ветер, великая река мерно несла мимо них свинцовые волны, как и сотню лет назад. На островах через протоку желтели облетавшие кусты. У пристани колыхался дебаркадер.
- Вот и лето прошло, будто и не бывало, - вполголоса продекламировал нахохлившийся Толян и поднял воротник куртки.
- Лишь бы родственники сюда не заявились, - невпопад, а может, очень даже впопад буркнул Сёма. - А то выясним мы что-нибудь, ага.
Но родственники не заявились. Гризли вылез из подкатившего «бобика» мрачнее тучи, вывел оттуда на поводке скулившего чёрно-белого длинноухого пса и скупо сообщил, что мужа они отвезли на опознание в морг, а мать сидит с ребёнком, которого некуда девать. Собаку отдала без вопросов. Пребывает в ступоре, пьёт лекарства, только возня с младенцем и спасает.
- Ладно, давайте попробуем что-нибудь сделать, - Гризли тоскливо покрутил головой и аккуратно подвёл собаку к сломанному деревцу. - Ищи, Тайшет, - велел он. - Давай, ищи, откуда хозяйка твоя пришла.
Пёс опять заскулил, поджав куцый обрубок хвоста. Сёму снова пробрал озноб, но уже не от леденящего ветра.
Женщина в невменяемом состоянии, неделю где-то скрывавшаяся, чтобы потом повеситься в лесочке.
Её осиротевшая семья.
Её осиротевшая собака.
И они сами, тщетно пытающиеся сделать то, на что нужны были другие специалисты. Сёма снова вспомнил Тони Хиггинса, инспектора из Скотланд-Ярда, работавшего с ними по обмену в мае. Тот уверял, что и в Англии долбоебизма хватает. И помог им раскрутить печальное происшествие со священником, отцом Александром, в которого вселялась какая-то неведомая тварь из-под процарапанной у него на стене подъезда ладони. Гризли не верил в существование твари, а вот Сёма верил. Он лично, дежуря тогда в злополучном подъезде, слышал её тихий, леденящий душу смех.
Почему ему вдруг вспомнился не Тони с его забавным акцентом и серьёзным взглядом, а именно отец Александр, беспомощно распростёртый на постели в больничной палате? С перевязанным горлом.
А, наверное, потому, что он тоже пытался покончить с собой, перерезав себе горло ножницами по наущению твари.
Сёма так глубоко задумался, уйдя в эти воспоминания, что не заметил, как собака, покрутившись возле деревца и то и дело поскуливая, потянула куда-то Гризли.
- Опа! - оживился Толян, поглядев на Сёму с уважением. - Сработало. Может, что и выгорит. Сейчас посмотрим, к какому дому она нас приведёт.
Но собака привела их к драмтеатру.
Продолжение в комментариях.