(no subject)
Мы говорим "мой ребенок" и считаем, что
имеем право распоряжаться его желаниями, потребностями, чувствами,
мыслями, всей его жизнью, мы стремимся, чтобы он стал таким, каким мы
хотим его видеть, получил то образование и ту профессию, которые мы
сами ему выбрали, вступил в брак с тем человеком, которого мы
одобряем. Ну а как же иначе? Ведь это "мой" ребенок, поэтому он
должен отвечать моим запросам и ожиданиям. Он мне принадлежит, он
обязан удовлетворять мои эмоциональные потребности, он будет делать
то, что я скажу. Видите, как далеко мы заходим? Еще один шаг - и мы
скажем: мой ребенок - это моя вещь. А все почему? Потому что в слово
"мой" вкладывается не присущий этому слову смысл.
(с) Маринина "Чувство льда"
Тоже согласна. Не знаю как, но в идеале как-то надо уметь найти ту грань, в которой здравая забота о судьбе ребенка не превращается в навяливание своих желаний и взглядов на жизнь. Да еще бы уметь объяснить последствия того или иного выбора так, чтобы остаться для ребенка другом...
имеем право распоряжаться его желаниями, потребностями, чувствами,
мыслями, всей его жизнью, мы стремимся, чтобы он стал таким, каким мы
хотим его видеть, получил то образование и ту профессию, которые мы
сами ему выбрали, вступил в брак с тем человеком, которого мы
одобряем. Ну а как же иначе? Ведь это "мой" ребенок, поэтому он
должен отвечать моим запросам и ожиданиям. Он мне принадлежит, он
обязан удовлетворять мои эмоциональные потребности, он будет делать
то, что я скажу. Видите, как далеко мы заходим? Еще один шаг - и мы
скажем: мой ребенок - это моя вещь. А все почему? Потому что в слово
"мой" вкладывается не присущий этому слову смысл.
(с) Маринина "Чувство льда"
Тоже согласна. Не знаю как, но в идеале как-то надо уметь найти ту грань, в которой здравая забота о судьбе ребенка не превращается в навяливание своих желаний и взглядов на жизнь. Да еще бы уметь объяснить последствия того или иного выбора так, чтобы остаться для ребенка другом...