"Властелин Колец" Питера Джексона
25 марта 3019-го 3-й эпохи Солнца Единое Кольцо было уничтожено. Событие означавшее собой не только победу над главным злом Средиземья, но и фактически финальную точку в истории мира "волшебного". За уходом великой тьмы уходил и великий свет. Наступала эпоха людей.
О самом литературном эпосе я говорил в сентябре, когда путешествие Фродо Бэггинса только начиналось. Сегодня, 25-го марта 2019-го Года Нашей Эры пришла пора поговорить о финале почти 50-летнего путешествия Саги к киноэкрану. В 2001-м году трилогия Профессора обрела своё кино воплощение. А вместе с тем и слово "Невозможно" навсегда исчезло из обихода кинематографистов. Средиземье добралось до кинозрителя, завоевав по пути новые сердца и новые умы. Но вот добралось ли оно без потерь? Что ж, это совсем другая история. Совсем другая тропа, по которой новозеландский режиссёр повёл своего зрителя.Конец 20-го столетия, начало 21-го было временем, когда кинематограф был способен на всё. Техническая и идейная революция, начавшаяся Парком Юрского периода, своей кульминации достигшая вместе с Матрицей братьев Вачовски, раздвигала границы возможностей, кажется, каждый день. 2001-й год, прославленный Кубриком, так и не приблизил нас к полётам на Юпитер и за пределы Солнечной Системы, но авторы, художники, творцы, явно не желавшие сковывать свой разум теми рамками, в какие пытался вписать цивилизацию процесс технический, подчинили его себе в рамках экрана кинематографического. И зритель шёл в кино, чтобы увидеть чудеса.
Пожалуй, сегодня, когда компьютер способен творить миры, омолаживать и старить, проносить сквозь столетия эпох в прошлое и будущее, воплощать формы жизни самые причудливые и волшебные, приходится признать, что чудо первооткрывания, к какому стремились Люмье и Лукас каждый в своё время, ушло. Возможно к лучшему. Удивляют теперь скорее операторы и монтажёры, как в лучшие годы кинематографа. Но в то время рубежа, наследие Люмье и Лукаса, переживавшее новый виток, подарило кино целый сонм не только новых фильмов, но целых новых миров. Ну или позволило выйти на просторы серебряного экрана мирам, обретавшим себя только на страницах книг. Одним из таких миров и оказалось Средиземье, жившее в умах и сердцах миллионов читателей, и готовое завоевать новые просторы человеческой культуры.
В 1968-м после выхода "Одиссеи 2001" Стэнли Кубрик, человек, сумевший отправить зрителя в космос, заявил, что экранизировать "Властелин Колец" невозможно. По иронии судьбы в 2001-м году Невозможное стало Неизбежностью.
На самом деле, оглядываясь назад во времени отчётливо понимаешь, что существование "Властелина Колец" Питера Джексона так и осталось невозможным по своей сущности. Ещё недавно я говорил о невозможности экранизации Часовых в наше время, но кажется, то, что сотворил Джексон при поддержке Нью Лайн Синема не способно поддаться хоть какой-то логике ни в одно из возможных времён. Судите сами: студия, не являвшаяся мэйджором; режиссёр, известный по хоррорам и псевдо-документальному кино общим бюджетом в стоимость камеры и еды для актёров; практически полное отсутствие звёзд в составе эпоса; и 1,5 годовой съёмочный процесс 3 фильмов одновременно общей стоимостью бюджетом в 280 миллионов долларов, сумму, которой до того не распоряжался ни один кинотворец. Забудьте о том, что бюджет сразу на трилогию - для Джексона и команды это было одно грандиозное кинополотно. Но самое главное: взятое за основу произведение, любимое миллионами детище Профессора, любой шаг вправо или влево от которого мог бы разрушить все начинания в глазах зрителя, произведение, чья первая экранизация, пусть и анимационная, завершила свой путь кассовым провалом на середине истории. В случае с трилогией Джексона всё было намного сложнее: уже первый фильм мог загубить интерес в глазах зрителей и критиков без возможности реабилитации. А потому то, что произошло, можно назвать только самым настоящим чудом. Питер Джексон отправил зрителя по миру Средиземья уже своей дорогой. Но эта дорога оказалась до боли знакомой.
Главное, на что обращаешь внимание при просмотре Братства Кольца - это его ритм. Уже с пролога "Братство" практически не позволяет себе лишних слов и действий. Да и как может - когда в основе произведение, каждое слово в котором словно бы призвано раскрыть очередную частичку грандиозного мира. Здесь главы, которым спустя 11 лет в Хоббите будет позволено занимать по полчаса хронометража, словно бы ужаты донельзя: за первые 80 минут хоббиты пройдут весь путь от Долгожданного угощения до Переправы, чтобы уже к середине ленты стать частью заглавного Братства. Часть глав, впрочем, до финальной версии не доберётся: в никуда исчезнет чудесный Том Бомбадил, и мгла над могильниками лишит хоббитов тех мечей древности, которые помогут ранить Короля назгулов Мерри в финале трилогии. Впрочем, за ритмом потеряется слишком многое и порой целые куски истории останутся понятными сугубо для тех, кто в курсе Толкиновского мира.
Элронд упоминает потомков Нуменорского рода, не раскрывая сути, скрывающейся за этими словами. Арагорн оказывается наследником Исильдура, но северное королевство Арнор так и останется за пределами сценария, суть наследия короля людей оставив тайной для зрителя. Орёл, присланный Радагастом, так и останется deus ex machina, а сам Радагаст будет дожидаться своего места под Солнцем Третьей эпохи вплоть до экранизации Хоббита, в котором его по иронии нет. И лишь в расширенной версии Арагорн споёт песнь о Лютиэнь, но кажется только чтобы порадовать толкинистов - аллегорическое значение этой истории будет пояснено слишком поверхностно. С другой стороны: необходимость привлечь аудиторию скажется на добавлении линий если не новых, то расширенных - Арвен Лив Тайлер, единственной полноценной звезды каста, и её любовной линии с Арагорном, уделят времени достаточно, чтобы персонаж заслужил места на постере и третьей позиции в касте после Илайджи Вуда и Йена МакКеллена, а так же способностей, которых у неё быть не могло. Сила Колец Гэндальфа и Элронда, в книге защитившая Фродо и Ривенделл от назгулов ,в фильме окажется просто "эльфийским волшебством", очередным роялем, объяснения которому зритель не дождётся. Да и не нужно: волшебный мир волшебен, так что зритель вынужден принимать правила игры прямо на ходу.
Как ни странно - подход действенный, и сложно понять, предумышленно или же по воле то ли случая, то ли "волшебства" кинематографического. Литературное Средиземье, манящее читателя тайнами, скрывающимися за поворотом, за счёт подобных "упущений" сохраняет свою магическую привлекательность в мире кино. Непонятные слова, названия или события, чей смысл так хочется узнать при прочтении книги, кажется, вынуждают ещё не посвящённого зрителя самого стать читателем, тайны гномьих дворцов и эльфийских древ открывают ему путь в мир, где в общем-то "волшебства" как такового нет - есть лишь утраченное знание, которое уходит навсегда. Тоска по уходящей красоте мира. И секрет экранизации Джексона оказывается прост: при всех упущениях он сохраняет главное: щемящую тоску по миру, который не вернуть.
Средиземье Джексона - мир древний - по всем заветам Толкина, а затем и Лукаса, утверждавшего, что в "поломанный звездолёт" верится легче, чем в настоящий. Недаром Лукас - идейный наследник Толкина, революционер кино, желавший создавать целые миры по заветам Профессора. Джексон же идейный наследник сразу обоих - Властелин Колец на экране - замкнул логический круг. И экран этот буквально пестрит от деталей - культуры целых народов, преобразовавшиеся под тяжестью тысяч лет, находят себя в костюмах и декорациях, воссозданных с вниманием и любовью. Кольцо Барахира на пальце Арагорна, корона на голове главного назгула в "мире теней" - то, на что обратит внимание лишь тот, кто понимает. Шутка ли - если даже траве на заднем дворе Бэг-Энда дали год подрасти - где как не здесь подходит слово аутентичность? Играет на руку и грандиозный производственный процесс - 3 фильма одновременно, вынудившие создавать культуры всего Средиземья разом. Минас Тирит развернёт свои стяги лишь через 2 картины, но в лучах заходящего солнца он пусть лишь мельком блеснёт уже в начале Братства на пути Гэндальфа Серого, а музыка, которой суждено развиться лишь в момент восхождения Гэндальфа и Пиппина по дорогам столицы Гондора, пока ещё лишь отголоском раздастся во время воспоминаний Боромира.
Музыка. Музыка Говарда Шора - отдельное произведение искусства, остающееся таковым и когда лишается визуальной поддержки. 10 часов, рассказывающие историю от и до, со всеми взлётами и падениями, уделяющие место каждому персонажу, народу и государству. Музыкальный эпос, с которым могут сравниться лишь Звёздные войны Джона Уильямса, но лишь общим размахом 6-актной саги: когда в 2001-м Братство только штурмовало экраны - заготовки музыки к грядущим событиям уже прорывались сквозь саундтрек - эхо ещё не звучавшей музыки и в то же время отголоски ушедших эпох. Кажется, кино Властелин бы без музыки не получился, и словно понимая это - Шор выдал истинную феерию, своей музыкальной фантазией превознося жанр саундтрека на абсолютно новый уровень. Английский оркестр, Новозеландский хор, традиционные гитары и флейты и нетрадиционные райти и даже наковальни - кажется, все инструменты мира стали основой для музыки целых народов. Эльфйское пение мальчишеского хора, их же зловещие напевы темы Кольца, барабанящий хор Маори в пещерах Кхазад-Дума, завораживающий голос Энии - музыкальные мотивы на каждый случай, момент, сцену, задающие настроение не только фильму, но целому миру.
Неудивительно, что победа "Братство Кольца" была моментальной. То самое чудо, склонившее на свою стороны скептиков и критиков, триумф сошедшихся звёзд, даже очевидные огрехи которого стираются визуальной или аудиальной феерией: сердце само учащается, когда ты вместе с Арагорном несёшься меж статуями Аргоната, и изливается тоской по голосу уходящих эльфов и опадающим листьям, осеняющим Ривенделл. Толкиновское Средиземье никто у тебя не отнимет, но кажется, Средиземье Джексона мир, который по которому ты совсем не прочь пройтись.
Триумф. Впрочем, завоевав внимание всего мира - пройдя по тонкой дороге адаптации неэкранизируемой книги - Джексон чуть было не оказался на самом краю.
"Две крепости" оказываются фильмом совсем другого плана, нежели Братство, виной тому и монтаж, задающий совсем иной ритм, и сами события: кинематографическое Средиземье действительно начинает играть по законами Джексона, а не Толкина: там, где в Братстве целые куски истории пропадали, дабы хоть как то уместиться в хронометраж, кажется, что в Крепостях появляются из ниоткуда, забивая историю поворотами, мягко говоря спорными. Понять, где кончается Толкин и начинается Джексон легко - а именно там, где сюжет начинает блуждать по долам киноплёнки - Битва за Хельмову падь, передвинутая с середины к концу средней части трилогии ради необходимой кульминации позволила многое и даже слишком. Военное положение Рохана и битвы при Бродах и Хельмову Падь, шедшие одна за другой, окажутся куда менее сжатыми, растянутыми на 5 дней, позволяющие не только под бой фанфар вернуться Гэндальфу в последний момент с одной стороны, но и поблуждать Арагорну с другой, в том числе и по воспоминаниям об Арвен, кусок чьей истории в контексте фильма кажется чужеродным, справленным эмоциями то недоигрывающей Тайлер, то манерно слезоточащей прямо в экран. Часть истории об Арвен и Арагорне из приложений к Возвращению короля окажется в руках сценариста, из эпилога о прекрасной, но обречённой любви, превратившего его в эмоциональный филлер. При том бессмысленный: пассаж сурового отца о вечной и бесценной жизни обесценится простыми словами Арвен о том, что "она выбирает удел смертной" уже в начале финала трилогии. Куда опаснее, впрочем, оказывается мнимая взаимная увлечённость Арагорна и Эовин - печальную безответную любовь дочери коневодов превращающую в теоретический любовный треугольник, к концу фильма зрителя вынуждающий словно бы гадать, с кем же останется Арагорн.
Но там, где чувства лишь только усиливают для создания надуманной драмы, кое-кому приходится родиться заново - Фарамир Двух крепостей и Фарамир книжный - 2 разных человека, друг к другу отношения не имеющие. Фарамир и Боромир - конфликт двух сыновей, контраст по отношению к Кольцу - творцу змия искусителя - сводится на нет. Фарамир так же отдаётся на волю искушения, как и его брат, практически лишаясь положительных черт, о которых вспоминает лишь под самый финал. Мотив понятен - придать путешствию Фродо больше напряжения, как будто его и так мало, но в данной ситуации особенно неловкий (мягко говоря) - знающие Профессора люди утверждали, что Фарамир похож на него по характеру больше всего. И вновь ненужные блуждание - крюк до Осгилиата окажется необходим только для разнообразия экшен-сцен к финалу, честное слово - уже Две крепости настоящие предвестие того, что грозило Хоббиту.
Впрочем, там где бродящие взад-назад режиссёр, сценарист и монтажёр возвращаются на знакомые тропы - кино вновь обретает себя, внезапно следуя Толкину в главном - волшебство уходит буквально - на место эльфийских чудес приходит духота человеческой войны. Конфликт оказывается не далёким, а самым настоящим, разгорающимся прямо здесь не с героями древних сказок, а с живыми людьми. Потому и культуре Рохана, страны коневодов, оказывается уделено времени чуть ли не больше, чем всем остальным народам киноэпоса - даром, что Золотой чертог кажется лишь бледной копией описанного в книге. Впрочем, там, где до того богатый дизайн пытается свестить к минимализму (но яркому - меч Теодена, украшенный лошадьми врезается в память моментально), берёт своё музыка - тема Рохана, которой суждено пройти вплоть до Пеленнорских полей сочетает в себе и решительность славного народа и меланхолию, грусть о былом величии предков. Человек становится центром повествования и на место эльфийских духовых приходит скрипка - там, где уступает самому себе Джексон - не забывает своего ремесла Шор. Что говорить - только он и спасает линию с Арвен, и Evenstar - словно бы прекрасное эхо ушедшей красоты.
Вот и линия короля Теодена, от потери сына и до возвращения своего величия, от потери веры в победу до геройского выхода против полчищ урук-хай - оказывается одной из наиболее в полной мере реализованных во всём фильме (кастинг Хилла наряду с МакКелленом вообще одна из главных удач трилогии). Если не считать Голлума - персонаж Энди Сёркиса буквально крадёт собой каждый кадр, словно бы усугубляя всю линию с Осгилиатом - связать и упрятать за спины охотников Фарамира такого героя - преступление. Как впрочем, и убийство персонажей - бедолаге Халдиру и целому полку эльфов предстоит пасть от рук орков просто потому что режиссёру так захотелось. Эльфы, вопреки первоисточнику, содействующие людям при Пади, оказываются в любом случае пущены в расход - в финале победа достаётся лишь людям - слишком большая жертва ради того, чтобы эльфийские стрелы красиво пронеслись над головами урук-хай пару раз.
Ради эффектности Джексон и Ко вообще оказываются способны пожертвовать очень многим, впрочем, двойному финалу действительно удаётся выдать эмоциональное крещендо. Линия с энтами, всю дорогу под стать пастырям деревьев, обретающая себя на заднем плане, в дали от конфликтов, к финалу приводит к одной из самых красивых сцен всей трилогии - "Последний поход Энтов" гипнотизирует и благодаря режиссуре и саундтреку - спуск энтов подобен той самой лавине, о которой говорит Гэндальф и на страницах книги и в версии расширенной. Это стихия, природа обретает себя - вновь Джексон достигает лучшего, будучи верным Профессору. Природа вообще - здесь разговор отдельный. Первозданный мир Новой Зеландии, послуживший декорациями мезозоя в "Прогулках с динозаврами" теперь воплощает на экране первородный мир эльфов и гномов. Мир Толкина не мыслим без природы, и эту суть Джексон ухватывает без всяких "но" с верностью любящего читателя. Ни один эффект не сможет сравниться красотой с истинной красотой жизни во всех её проявлениях - и кинотрилогия Джексона буквально дышит под влагой только прошедшего дождя вместе с лесами древних земель.
И Isengard Unleashed лишает слов - лавина словно бы накрывает и тебя, как зрителя - блуждание оканчивается, подводя итог конфликту с Саруманом на обоих фронтах - и возвращение Гэндальфа словно бы эхом лавины оказывается усилено на струнах зрительных эмоций и оркестра Шора - подобно той же лавине снося врага под корень. Сюжетный арк двух фильмов подходит к финалу, разрешая побочные сюжетные линии, оставляя лишь прямую дорогу в Мордор. Война за Средиземье начинается. И эссе Сэма Гэмджи о волшебных сказках (вновь самая удачная находка - прямая цитата книги) подобно тому же потоку воды словно омывает историю и персонажей, очищая даже Фарамира, в последние минуты ведёт к финалу трилогии и Саги, не позволяя зрителю покинуть уже знакомый не только по книгам, но и по кино, мир. Пути назад не остаётся. Как зрителю так и всему кинематографу.
И, наконец, пройдя двумя путями - следования первоисточнику и дорогого фан-фикшена, режиссёр и сценаристы словно бы сворачивают со всех левых троп, возвращаясь на пути, проторенные когда-то героями книг, обретая ту же почву под ногами, что некогда была опорой для Фродо и Сэма, Арагорна и Гэндальфа, Мерри и Пиппина, Леголаса и Гимли. И "Возвращение короля", недаром открываеся сценой рождения Голлума - в финале уже нет места тайнам и недосказанностям. Сложно сказать, что успел доснять и добавить режиссёр в Возвращение со времён триумфа Братства, как видоизменялось кино, снятое вместе с остальными двумя, но затем очевидно дополненные за 2 года между началом трилогии и её кульминацией. Однако Возвращение выглядит, как последняя возможность режиссёра сказать всё, что он хотел, реализовать все идеи, оставить свой собственный след в мире Профессора Толкина.
"Возвращение короля" словно бы кино совершенно самостоятельное, превращающее предыдущие два фильма лишь в прелюдию широкомасштабного триумфа, расставляющую по местам фигуры, чтобы затем выдавать залп один за другим. Даже Шелоб, главный ужас второй половины книжных "Двух твердынь", оказывается вплетённой в сюжет именно триквела. Впрочем, фигуры расставляются и внутри кинематографического сюжета самого третьего фильма, не просто находя место каждому конкретному герою, но словно бы формуруя персонажей заново. Парадоксально, как один персонаж, сыгранный одним актёром в одной саге одного режиссёра может настолько различаться, но Фарамир из 2-го и 3-го фильма именно чтодва разных человека. Не получается в защиту первого поставить даже режиссёрскую версию. Последняя откровенно улучшает образ, но сложно представить, чтобы Фарамир триквела смог бы так же поднять руку на Голлума. Фарамир близок к Толкиновскому, как никогда, вызывая искреннюю симпатию, ведя к одной из самых драматичных сцен всей Саги - самопожертвованию под песню Пиппина - изумительной по чувственности находке не только Джексона, но и Билли Бойда. Сыграет на руку и побочная сюжетка Арвен: видение сына Арагорна в первые полчаса фильма не просто бьёт по нужным моменту эмоциям - это истинное предвестие так необходимой надежды в грядущем размашистом военном конфликте, равного которому кинематограф не знал до сих пор.
Откровенно сложно представить любой другой фильм 21-го столетия, к которому бы так удачно подошло словно "Грандиозный". Умело возводя масштаб от фильма к фильму, Питер Джексон не сдерживая себя бюджетными путами даёт кинематографическую волю фантазии Профессора - военная динамика Осады Гондора находит свой путь на большой экран во всём её величии: Осада Минас-Тирита, приход Рохиррим, нашествие вастаков и пришествие Арагорна. Триумф каждой сторон сменяется один за другим - монтаж, словно бежавший от главы к главе в Братстве и провисавший между этими главами в Крепостях, доводится до совершенства. Чередуются и сцены из книжных Крепостей - главы, происходящие в разные временные промежутся укладываются в линейное киноповествование, играя на руку одна другой. Ужас войны чередуются с паучьим кошмаром. Подобной динамике прощаются даже вольности вроде армии мертвецов на поле брани. Впрочем, лучше всего режиссуру Джексона демонстирует атака лоб-в-лоб Рохиррим на олифантов. Бессмысленная с точки зрения первоисточника и логики - тем не менее максимально эффектная и без обиняков перехватывающая дыхание на раз. Сцена, где мумакил заносит бивни над армией Теодена - современное Прибытие поезда по влиянию на зрителя - не меньше (пусть даже и зритель - 12-летний я).
Опыт "Двух крепостей" однако, оказывается, крайне сложно отпустить. Сценарная "находка" в виде сцены с раздором Фродо и Сэма банально бессмысленна, а меч, перекованный и доставленный через всё Средиземье, пройденное Арагорном за 2 фильма, папой эльфом за пару монтажных склеек откровенная ахинея. Но потому "Возвращение короля" кино и удивительное. Кажется, большое и масштабное настолько, что все его очевидные огрехи, умудряешься простить просто за то, что Джексон и ко делают с тобой, как со зрителем. Летящие над Минас-Тиритом назгулы, кипящие заряды катапульты, те же олифанты и Орлы, вступающие в воздушный бой с чёрными змиями, путь призраков и Леголас отстреливающий мумакилов - каждый момент становится триумфом сам по себе. Одной только "Я не муж" хватило бы на целый фильм по оказываемому эффекту с точки зрения роста персонажа за два фильма, спасибо Триптиху гениального сказочника здесь таких моментов - всё кино. Удивительно, но именно в "Возвращении короля" есть единственная сцена, которую ваш покорный слуга готов (пусть и не хотя) признать лучшей, чем в первоисточнике - зажжение сигнальных огней Минас-Тирита, в оригинале происходящее как бы со стороны, здесь предвестник грядущей победы - и очередной из многих успех Шора.
При этом, удивительно ли? (Пожалуй, на данный момент уже ясно, что нет) Но лучшей сценой фильма из всего этого удивительного калейдоскопа размаха военной брани становится вновь та, что ближе всего к шедевру Толкина. Посреди душной, безумной и кошмарной войны, посреди хаоса и безнадёжности мы слышим звук рогов.
Рога! Рога! Рога! Рохан пришёл на помощь. И под звуки скрипки, под доведённый до абсолютного совершенства мотив Рохана Говарда Шора всадники Теодена скачут в бой, и тучи уступают им, слёзы осознания безумной храбрости текут сами собой: с ними пришёл рассвет. К рассвету бежит и всё кино. Под стать первоисточнику превращающее Фродо в фигуру мученическую, при том завершающую линию Голлума даже с большей поэтичностью и символизмом, чем оригинал. И именно в маленькие, интимные моменты, at the end of all things, ты вспоминаешь, о чём с самого начала была эта история.
Только в финале окончательно ясно, триумф Возвращение короля как экранизации не в масштабе, равного которому Голливуд действительно так и не выдал (Да и если какой смельчак не возьмётся за Потерянный рай Мильтона, то и вряд ли выдаст). Триумф Питера Джексона в том, что за историей о войне он не забыл о том, что история эта была о простых жителях глубинки, тех, кто не стремился был героем, тех, кто просто делал то, что было правильно и вынужден был повзрослеть со всем остальным миром. И там, в конце, когда победа одержана, Сэм Гэмджи вспоминает лишь о той единственной, на ком бы он женился. И история снова возвращается туда, откуда началась. К хоббитам и миру, который уже никогда не будет прежним. Парадоксально, что последние полчаса фильма заслужили критические замечания в свой адрес, в то время, как именно эти финальные моменты, не только саги и конкретной истории, но всей Третьей эпохи с её уходящим "волшебством" пожалуй, наиболее близки к творчеству Профессора. Понятна в контексте экранизации даже пропавшая "Осквернённая Хоббитания" . Пока жизнь вокруг главных героев бредёт своим чередёт, их жизнь прежней уже не будет в любом случае. И именно в эти моменты наступает настоящая тоска по уходящему: только сидя за столом в Зелёном драконе вместе с хоббитами и оглядываясь назад, внезапно осознаёшь, какой путь ты прошёл с этими героями.
И вновь ты возвращаешься домой. Герои сказок уходят. Мир взрослеет. И Сэм Гэмджи вновь, как и на страницах книги, становится главным героем своей истории. Тропы ведут домой, и ты смотря в окно на ту дорогу, по которой вернулся, вспоминаешь всё, что было. И понимаешь, что рано или поздно ты знаешь, что вновь пройдёшь по этой тропе. Пусть она и проложена для тебя новозеландским режиссёром. Но ведёт она всё равно по тому же миру, по которому ты бродил не раз.
И каким бы ни был ухабистым этот путь, ты рад, что он у тебя есть.
