Сегодня, в канун дня всех святых, находясь неизвестно где, я бы хотел рассказать немного "страшных" историй.
Они, конечно, выбиваются, что из "каких-то" коротких историй, что из "внеочередных".
Самое важное - знать, что рассказывая некоторые истории и байки рассказчик может быть исключительно ненадёжным.
Одной из самых страшных вещей является банальность зла.
Многое из того, с чем мы сталкиваемся каждый день, содержит под тонкой сусальной позолотой детали, бросающие в пот и ужас - если, конечно, не признать себе, что люди разные. Норма разная. То, что для кого-то ад, для другого норма жизни. В том числе и за счёт того, что он не знает иного - и ему неоткуда узнать. И он не сможет даже попросить помощи, потому, что не будет знать, что тут нужна помощь.
P.S. Количество историй содержит в себе как минимум две "пасхалки", но они здесь совсем по другим причинам.
Я умер, когда мне было семь месяцев.
Такое порой происходит с детьми, за которыми плохо приглядывают родители.
Их воруют феи, заменяя подменышами. Их убивают хищные электрические провода, а иногда - розетки.
Они забираются куда-то не туда и пропадают навсегда.
Впрочем, в моём случае всё было гораздо проще: некоторые дети похожи на чебурашек. Так и норовят забраться куда-то и чебурахнуться. Часто - без последствий, ребёнок вообще-то очень прочное создание, подготовленное к выживанию в крайне враждебной среде. Мне не повезло: на траектории моего падения была табуретка.
Удар был достаточной силы, чтобы пробить череп.
Прибывшая скорая могла только развести руками: если повезёт - выживет.
Я. Не. Выжил.
Я умер в возрасте трёх лет.
Знаете, дети удивительные существа. Они пытаются познать окружающий мир всеми доступными им способами, предпочитая апостериорный опыт априорному. Они суют свои руки и носы куда успевают, а успевают они куда больше чем взрослые.
Они норовят залезть руками на плиту (так изжарилась моя сестра), потянуться за красивыми цветочками, которые что-то непонятное делают в воде (так она утонула), засунуть себе что-нибудь совсем не туда, куда следует. Вы же знаете эту надпись в инструкциях: "содержит мелкие детали, может вызвать асфиксию"? Я знаю об этом на своём опыте.
Бусы - это странный и удивительный предмет. Есть его не очень удобно. Но некоторые бусы - рваные. А отдельные бусины легко пролезают в ноздри. А потом - вылезают оттуда, стоит правильно надавить. Или случайно пролезают глубже. Ещё глубже. Так, что уже не получается подцепить, так, что дышать становится труднее и труднее, а в попытках извлечь удаётся только...
Впрочем, избавлю вас от неаппетитных подробностей.
Я умер.
Я умер когда мне было четыре.
Банально захлебнулся в море. Такое бывает с детьми, которые не умеют плавать и купаются без особого присмотра. Да даже и с присмотром - опасность заплывания за буйки вовсе не надуманная.
Впрочем, в моём случае всё было просто.
Я шёл за хозяйским сыном в воду, до тех пор, пока мог чувствовать дно хотя бы кончиками пальцев. Затем он сделал ещё несколько шагов и поплыл - а я плавать не умел.
Если бы я пересказывал некую старую историю, то, конечно же, я слепо следовал бы за ним, пока не захлебнулся бы.
Но всё было не так.
Я развернулся и пошёл обратно - дно же идёт вверх, что может пойти не так?
Яма под водой была неглубока. Взрослый человек эти двадцать сантиметров разницы и не заметил бы.
Но этого хватило для того, чтобы глядя на солнце через бутылочное стекло воды я осознал, что дышать мне больше нечем.
И умер.
В возрасте шести лет я замерз и утонул.
Неплохое начало года? Ну или конец... Я не помню, было это до нового года, или же уже после. Смерть, знаете ли, отрицательно сказывается на памяти.
Мы отправились гулять - я, отец, мачеха, моя сестра, мой сводный брат. На ногах у меня были пластиковые лыжи, такие... Тёмно-фиолетовые, почти чёрные. Детские.
В инструкции было написано, что они годятся и для того, чтобы кататься по льду и я всё искал подходящую лужу.
Нашёл.
Лужа была идеально круглой, отец с мачехой и сыном были где-то далеко позади...
Я успел выехать в самый центр прежде, чем лёд треснул и я оказался в воде.
Вы пробовали вылезти из ледяной воды, не имея никакой точки опоры?
В тяжёлой зимней одежде, плотно застёгнутой? Мне не хватало сил, чтобы выкарабкаться, а отец...
Отец так ничего не заметил.
Когда мне было семь я разбился, катаясь на велосипеде.
Многим повезло также, как и мне.
Стоит всего лишь слишком обрадоваться новой машине, бодро обкатывать её по двору, разогнаться сверх всякой меры, завернуть за угол - и понять, что в оставшееся для проезда пространство я не вписываюсь примерно никак. Я ещё попытался затормозить, как-то спастись - но пространства для манёвра не было. Скорость была слишком большой, проезд - узкий... а дверь машины, с которой столкнулась моя голова - слишком, слишком твёрдой.
Тьма после удара была спасительной.
Море забрало меня, когда мне было восемь.
С тех пор Алупку я люблю больше Ялты, хотя больше и не бывал в этих городах.
Я уже успел научиться плавать и очень гордился этим своим умением. Вот сестра моя умела плавать ещё с пелёнок, я же отличался грацией и плавучестью топора. Когда же я освоил водную стихию - восторг новых возможностей пьянил меня.
Мы купались в шторм. Делали это много раз.
Волна приподнимала меня и била о камни - но эта история не о разбитой голове и не о том, что кровь моя на руках у Посейдона. Голова моя осталась целой, а раны и шрамы - да у кого из мертвецов их нет?
Нет.
Просто я был слишком самоуверен и когда обнаружил, что море тянет меня к себе, что волны сильнее даже самых сильных моих гребков - в этот момент я уже не касался ногами дна.
И как ни сопротивлялся - ничего не смог сделать.
Я умер в возрасте десяти лет.
Банальное непонимание законов физики, банальная попытка победить свой страх высоты.
Всего-навсего прыжок с крыши.
Каких-то два метра высоты, ничего страшного даже для ребёнка.
Если, конечно, прыгать с прямых ног, чтобы было чему амортизировать, а не из положения "на корточках". Если, конечно, рассчитывая на то, что трава и земля смягчат падение, проверить, что в этой траве нет ничего поистине твёрдого.
Я даже не успел удивиться.
Меня задушили в детском лагере, когда мне было тринадцать.
Случайно, конечно. Хотя вот я как-то лучше понимаю гибель Дэвида Каррадайна. Он, говорят, тоже "случайно" умер.
Знаете, есть такая детская забава: делаешь себе гипервентиляцию лёгких, а затем товарищи пережимают тебе горло полотенцем, скрученным в жгут. Мозг, перегруженный кислородом, выдаёт кучу удивительных картин... Пытаясь не помереть. Те же, кто держит тебя, должны чётко считать время, чтобы случайно не передержать, а то...
...а то получится как со мной.
И если вы думаете, что дети не умеют избавляться от трупов - вы плохо знаете детей.
Я разбился вдребезги на скалах у монастыря святой Екатерины, когда мне было четырнадцать.
Говорят, что смерть в некоторых местах может считаться за отпущение грехов. Священная гора Синай, кажется, подходящее место. Хотя я и не уверен в этом.
Я всего-то и делал, что прыгал со скалы на скалу, отойдя в сторону от нашей экскурсионной группы. С места, с разбега...
Очередная расщелина преодолелась слишком легко. Ноги подогнулись - и разбивая локти и колени в кровавую кашу я проскользил по скале до самого края. Слишком быстро, чтобы затормозить вовремя.
Слишком высоко, чтобы выжить.
Последней историей я часто подвожу черту под сказанным. Вывожу мораль, насколько я, конечно, склонен к трансляции морали, а не вопросов к своему случайному читателю. Всё-таки я предпочитаю, чтобы люди делали выводы сами, быть можеть - особенно - не те, которые сделал бы я. Или не те, которые я бы хотел, чтобы они сделали.
Поэтому вместо истории я задам вопрос.
Я уже говорил о том, что я в этих историях ненадёжный рассказчик.
Но я не буду спрашивать, почему я ненадёжен.
Дело в том, что в них во всех кроме обычных преувеличений, свойственных многим бытописальцам, есть ложь. Чудовищная ложь, которая сделала бы мир трудновыносимым, если бы была правдой.
Нет, конечно, эта ложь - не заявление о том, что я якобы умер. Всё-таки любой сторонний человек - кот Шрёдингера в отсутствии наблюдателя (а иногда - и прямо в его присутствии).
Эта ложь может быть сформулирована десятком разных способов, но любой из них может быть спасительным - если, конечно, понимать, что он значит, ясно и чётко.
Как музыку небесных сфер.