По дороге в Кхейарру
Очередной обрывок очередной истории. Так, зарисовочка-сказочка, ни на что не претендующая.
- Эй, паря! Пожрать чего найдётся?
Прохожий и головы не повернул, всё также шаркая по дороге, взбивая мелкую-мягкую-острую пыль. Да и чего у него просить? Стоит присмотреться, как всё становится с ним ясно: от такого и смерти на дороге не допросишься. Наверняка из имущества - лишь нож, да огниво. Шварк-шварк, хруст-хруст мимо, удаляясь. Лишь солнце парит да жарит, сияет.
- Эй, паря! Как затемнится - сутулься, чтоб об небо не стукнуться. - Сплюнул. - Да кланяться не забывай.
Шварк-шварк. Шварк-швишт.
Прохожий нож бросил не оборачиваясь, не оборачиваясь - но и не пятясь, по крабьи, боком, назад вернулся и нож свой из собеседника вынул. Благодарного бульканья не дослушал, дорезал беспощадно и принялся добро добывать. Сапоги золотые взамен своих стёртых свинцовых, зубы выщёлкивал, да в одну кучку складывал, глаза вылущивал - да в другую. Ногти - в третью, пальцы - в четвёртую, для крови канавку вырыл, да в фигуру замкнул. Всё на ощупь, взглядя не опуская, из под капюшона лица не открывая. Как сделал всё как подобает да пристало - огнивом чиркнул, да кровь зажёг, сквозь костёр прошёл, облик свой меняя.
И снова вперёд, на следы в сияющей пыли не наступая.
Пыль о золотые сапоги скребётся, в небе звёзды перемигиваются, а порой и глаза чьи-то пробегают, в догонялки друг с другом играют, да взглядом обжигают. А уж смотреть на них ни за что нельзя - как заметят тебя, так и стой, других прохожих разговорами смущая, пока не освободят тебя в вечность.
Дорога резко обрывалась, продолжаясь радугой, но прохожего это не смутило - подошёл к краю, да по обратной стороне дальше пошёл. Там потемнее да поплотнее, капли алмазные со стуком друг о друга стучатся. Главное ни под ноги, ни вверх не смотреть. А по сторонам - обломки кораблей алыми парусами небытие полощут, хтонь и хрень в любовном соитии переплелись, свет клином сошёлся и всё душно и узко становилось, и с каждым шагом - душнее и уже, как в игольное ушко.
Прохожий в три погибели согнулся, да решил, что собственная его погибель пришла. А затем вывернул наизнанку плащ свой, шерсти верблюжьей, да сквозь щель и протиснулся.
Долгим путь его был, но ждали его алмазные шпили Кхейарры, гаснущие в подступающей тьме, прогорающие в тающих лучах.
Дождутся ли?
- Эй, паря! Пожрать чего найдётся?
Прохожий и головы не повернул, всё также шаркая по дороге, взбивая мелкую-мягкую-острую пыль. Да и чего у него просить? Стоит присмотреться, как всё становится с ним ясно: от такого и смерти на дороге не допросишься. Наверняка из имущества - лишь нож, да огниво. Шварк-шварк, хруст-хруст мимо, удаляясь. Лишь солнце парит да жарит, сияет.
- Эй, паря! Как затемнится - сутулься, чтоб об небо не стукнуться. - Сплюнул. - Да кланяться не забывай.
Шварк-шварк. Шварк-швишт.
Прохожий нож бросил не оборачиваясь, не оборачиваясь - но и не пятясь, по крабьи, боком, назад вернулся и нож свой из собеседника вынул. Благодарного бульканья не дослушал, дорезал беспощадно и принялся добро добывать. Сапоги золотые взамен своих стёртых свинцовых, зубы выщёлкивал, да в одну кучку складывал, глаза вылущивал - да в другую. Ногти - в третью, пальцы - в четвёртую, для крови канавку вырыл, да в фигуру замкнул. Всё на ощупь, взглядя не опуская, из под капюшона лица не открывая. Как сделал всё как подобает да пристало - огнивом чиркнул, да кровь зажёг, сквозь костёр прошёл, облик свой меняя.
И снова вперёд, на следы в сияющей пыли не наступая.
Пыль о золотые сапоги скребётся, в небе звёзды перемигиваются, а порой и глаза чьи-то пробегают, в догонялки друг с другом играют, да взглядом обжигают. А уж смотреть на них ни за что нельзя - как заметят тебя, так и стой, других прохожих разговорами смущая, пока не освободят тебя в вечность.
Дорога резко обрывалась, продолжаясь радугой, но прохожего это не смутило - подошёл к краю, да по обратной стороне дальше пошёл. Там потемнее да поплотнее, капли алмазные со стуком друг о друга стучатся. Главное ни под ноги, ни вверх не смотреть. А по сторонам - обломки кораблей алыми парусами небытие полощут, хтонь и хрень в любовном соитии переплелись, свет клином сошёлся и всё душно и узко становилось, и с каждым шагом - душнее и уже, как в игольное ушко.
Прохожий в три погибели согнулся, да решил, что собственная его погибель пришла. А затем вывернул наизнанку плащ свой, шерсти верблюжьей, да сквозь щель и протиснулся.
Долгим путь его был, но ждали его алмазные шпили Кхейарры, гаснущие в подступающей тьме, прогорающие в тающих лучах.
Дождутся ли?