Слово как новость, дело и опыт
К слову о том, чтобы НЕ пахли дурно мёртвые слова
Патриарх Кирилл: Церковный журналист - это тот, кто проповедует Христа
24 сентября в Зале церковных соборов кафедрального соборного Храма Христа Спасителя состоялась встреча Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла с участниками VI Международного фестиваля православных СМИ «Вера и слово». Предстоятель Русской Церкви обратился к участникам встречи с приветственным словом:
Мы все живем в информационном обществе. Не существует больше никаких стен - ни монастырских, ни городских, ни приходских, которые могли бы огородить церковное общество от проникновения той информации, которая существует в обществе светском. Это является, как мы теперь говорим, сильным вызовом.
Читать целиком
Вызов информационного общества, это - да! Но, всё-таки...
"Церковная журналистика" - на первый взгляд, оксюморон, "квадратный круг", как любят выражаться про Синтез христианства и коммунизма некоторые, считающие себя чем-то там "продвинутым"... не знаю, как их назвать, просто - некоторые. Ну, так вот, "церковный журналист"... Нет, ладно бы, там, в смысле пресслужбы, там, связи с общественностью, это понятно. Церковь ведь, помимо того, что она - Тело Христово, т.е. именно Церковь, она церковь - социальный институт со своей орг.структурой, бюрократией и прочим таким, что внешне, - не считая уж совсем внешнего, т.е. атрибутики, - не сильно отличается от светских институциональных организаций. И как раз, учитывая вызов информационного общества, по части информ.обеспечения этот институт тоже должен быть максимально со-временен.
Но церковный журналист, как "проповедник"!... как тот, кто несет в мир Слово Божие!...
Опять-таки, ну, само собой, что если он церковный, он, понятное дело, верующий. Иначе бы, уже просто, чтобы не умножать сущности, он может быть просто журналистом. Ну, да, как в анекдоте: "А я - лось, просто - лось"...
Да, так вот, оно же и у светских журналистов, объективность - только в фактах, а дальше... в общем, на входе - объективное, но - под определенным углом зрения, в ключе определенной интерпретации в определенном контексте и далее со всеми остановками, соответственно, на выходе - крайне сложная конфигурация, состоящая из объективного и субъективного.
К тому же, субъективное - это вам не "чистая" трансценденальность, рефлексивно высвеченная самою собой. Нет, в отличие от рефлексивной интенции, обращенной вовнутрь субъективного мира, прежде должна иметься интенция (определение понятия интенции нарочно не даю, т.к. можно понять из контекста!), посредством которой субъективность обращена вовне, - просто, чтобы было по поводу чего рефлексировать. А вовне - это неизбежно интенция, ангажированная интересами, запросами и прочим таким "приземленно-серьмяжным". А поэтому и объективное, уже на входе, в этой самой своей данной в ощущении фактичности, оно есть нечто очень взыскательно высвеченное/оттененное, озвученное/умолченное, будучи представленным посредством той сложной оптики, которая формируется интересами, запросами и т.д. и т.п.
Однако, помимо интересов, есть идеалы и ценности, и они, о чём неоднократно говорилось (см., например), так же не суть нечто только субъективное, и в этой связи, стало быть, так же суть нечто создающее специфическую ангажированность. Хотя, ангажированность уже не прагматического характера (либо пргматическое выступает в его экзистенциальном смысле - о чём см., например). И очевидно, ценностно-идеальная ангажированность наших интенций - это как раз и есть нечто по части церковной журналистики.
И тогда, может, в том и различие светского и церковного журналистов, что они должны информационно обеспечивать различным образом обращенные составляющие наших интенций:
светский - ту составляющую, которая обращена дольнему;
церковный - составляющую, которая обращается горнему?...
А тогда появляется ещё вопрос о том, насколько всё то, что, составляя нашу культурно-историческую традицию и распределяясь по тем или иным соц.институциональным ведомствам, в конце концов (именно на выходе в экзистенциально-прагматическом смысле!), способно апеллировать к тому, что находится исключительно в компетенции личной совести каждого из нас!
Этот вопрос касается как религиозной части нашей культурно-исторической традиции, так и её светской (главным образом, научной и философской) части, и в любом случае, - нашего мировоззрения. Сегодня мы пребываем в ситуации, когда любым словом можно либо сообщить смысл, либо ушибить. Любым словом, - равно, как религиозным, так и светским, как ненормативным, так и высокохудожественным! И чаще получается именно ушибание, кода человек перестает внимать именно смыслу!
Потому и следует всесторонне - вовне и рефлексивно - обращать свою интенциональную активность, чтобы настраивать - каждый себя и по отношению к другому - на цельное внятие слову и его употребление в соответствии с этой цельностью (о чём, собственно, в заглавии поста и далее по тексту)!
Хайдеггер, говоря о словесном оформлении философской мысли, в её новом заделе, преодолевающем тупики классической метафизики (о чём, вскоре - завтра!), свидетельствовал, что здесь, прежде всякого развернуто-рафинированного растекания по древу, более уместны три следующих требования:
строгость осмысления, тщательность речи, скупость слова
(см. о законе уместности бытийно-исторической мысли).
И вот, - применительно к слову религиозной традиции, однако, этому слову произносимому в его злободневно-мирском употреблении, и потому внятному каждому, но именно что через его совесть, - тут тоже вырисовывается определенная триада (ключевые выдержки из речи Патриарха).
Новость как вечная актуальность
Одним из важных показателей, я бы сказал - нервов, раздражителей информационного пространства, являются новости. Без новости не существует информационного пространства. Вокруг новостей складывается все. И основное биение пульса информационного сообщества, и основное вращение капиталов - все вокруг новостей. В этом смысле каждый профессиональный журналист знает подлинную цену новостям.
В связи с этими утверждениями возникает вопрос, а как же с церковными новостями? Могут ли они быть таким фактором притяжения внимания людей? Может ли церковная новость возбуждать интерес в информационном пространстве? Я глубоко убежден в том, что может, потому что сама благая весть, евангельская весть является новостью. Не только для каждого последующего поколения людей, но новостью для очень многих людей, которые хорошо знают Евангелие.
Со мной согласятся те священнослужители, которые вдумчиво относятся к произнесению проповедей. Проповедь обычно произносится на евангельский или апостольский текст. Большинство из этих текстов священнослужители с образованием и с опытом знают практически наизусть, а если не наизусть, то близко к тексту. И кажется, что уже ничего нового в этой книге быть не может. Но всякий раз, когда, отрешившись от предыдущего понимания текста, вы взираете на него с той точки зрения, которая формируется, в том числе, тем, что происходит лично с вами, с вашими близкими, родными, с вашим приходом, с вашей страной, с миром - это содействует такому пониманию текста, которого раньше не было.
Евангелие является бездонным, бесконечным источником новостей. Именно поэтому церковная проповедь по природе своей должна быть актуальна. Она либо актуальна, либо ее нет. Если церковная проповедь перестает нести новость, если прихожане заранее знают, что настоятель скажет по поводу Марфы и Марии из евангельского текста, который часто читается в храме, потому что приурочен к Богородичным праздникам, то тогда особого интереса нет.
Журналистика не может жить без новостей. Значит, церковная журналистика должна быть заточена на мысли, на идее, а не просто на перечне событий и фактов. Обычный журналист гоняется за фактами, чтобы первому их озвучить. С появлением интернета это вообще какой-то болезнью стало. В интернете ведь отмечается точное время, когда вы выставляете новость в информационном пространств. Вдруг соседний сайт на 32 секунды выставил раньше тебя. Ну, кошмар, неудача!
Церковная журналистика имеет совершенно иное отношение к новостям. Вот если в центре нашего послания миру, которое будет нести, в том числе, и церковная журналистика, будет интеллектуальная новость, новый взгляд на проблемы, на жизнь, который порождается вечным и всегда актуальным Словом Божиим, тогда мы будем источниками новостей, может быть, не горячих, но тех новостей, которые способны пробудить мысль, привести людей к новому пониманию Слова Божьего, но самое главное - к новому пониманию, обновленному пониманию самих себя, своих отношений с окружающим миром. Благочестивость как действенность
Полуграмотная фраза может взбудоражить половину общества, потому что присутствует наравне с профессиональными журналистскими творениями в информационном пространстве. Поэтому иногда блогеры, которые собирают большую аудиторию, становятся не менее влиятельными, чем профессиональные и высокообразованные журналисты, не имея ни образования, ни опыта, иногда и понимания тех проблем, которые они затрагивают. Нельзя стать хирургом без образования - мы знаем, к чему это может провести. Нельзя стать священником без образования - мы тоже знаем, к чему это может привести. Так же нельзя претендовать на влияние на человеческие умы, не имея соответствующей подготовки.
В этом смысле наша православная журналистика ни в коем случае не должна встать на путь на путь упрощения всего, что связано с этой профессией. Нельзя мириться с недоброкачественными текстами, со скукой, которая иногда порождается пером и словами наших журналистов. Нельзя мириться также с попыткой церковной стилистикой, церковной псевдокультурой создавать какой-то иллюзорный и фольклорный образ православия, скрываясь за благочестивыми фразами.
Благочестивые фразы могут быть пустыми фразами. От благочестивых фраз могут уши вянуть. Благочестивая фраза по-настоящему благочестива тогда, когда она задевает человека, когда она возбуждает мысль, когда она влияет на сердце, на мировоззрение. Тогда это подлинно благочестивая фраза, но стилистически она может быть выражена абсолютно не в терминах узкой традиционной церковной субкультуры. Духовная выстраданность
Еще один очень важный момент, если говорить о роли церковного журналиста, на который хотел бы обратить ваше внимание. Ваши слова никогда не будут доходить до сердец людей (это относится и к священникам, которые проповеди говорят), если вы сами не переживете на своем опыте то, что вы говорите. Особенно, если речь идет о духовных вопросах, о вопросах нравственности, о том, что составляет сердцевину церковной проповеди. Если человек внутренне не пережил, через свое сознание не провел, не выстрадал, как иногда говорят, тему, то его репортажи достигать ума и сердец других людей не будут. Так же, как не будет достигать сердец и умов проповедь священника, который сердцем не пережил то, что он говорит.
Патриарх Кирилл: Церковный журналист - это тот, кто проповедует Христа
24 сентября в Зале церковных соборов кафедрального соборного Храма Христа Спасителя состоялась встреча Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла с участниками VI Международного фестиваля православных СМИ «Вера и слово». Предстоятель Русской Церкви обратился к участникам встречи с приветственным словом:
Мы все живем в информационном обществе. Не существует больше никаких стен - ни монастырских, ни городских, ни приходских, которые могли бы огородить церковное общество от проникновения той информации, которая существует в обществе светском. Это является, как мы теперь говорим, сильным вызовом.
Читать целиком
Вызов информационного общества, это - да! Но, всё-таки...
"Церковная журналистика" - на первый взгляд, оксюморон, "квадратный круг", как любят выражаться про Синтез христианства и коммунизма некоторые, считающие себя чем-то там "продвинутым"... не знаю, как их назвать, просто - некоторые. Ну, так вот, "церковный журналист"... Нет, ладно бы, там, в смысле пресслужбы, там, связи с общественностью, это понятно. Церковь ведь, помимо того, что она - Тело Христово, т.е. именно Церковь, она церковь - социальный институт со своей орг.структурой, бюрократией и прочим таким, что внешне, - не считая уж совсем внешнего, т.е. атрибутики, - не сильно отличается от светских институциональных организаций. И как раз, учитывая вызов информационного общества, по части информ.обеспечения этот институт тоже должен быть максимально со-временен.
Но церковный журналист, как "проповедник"!... как тот, кто несет в мир Слово Божие!...
Опять-таки, ну, само собой, что если он церковный, он, понятное дело, верующий. Иначе бы, уже просто, чтобы не умножать сущности, он может быть просто журналистом. Ну, да, как в анекдоте: "А я - лось, просто - лось"...
Да, так вот, оно же и у светских журналистов, объективность - только в фактах, а дальше... в общем, на входе - объективное, но - под определенным углом зрения, в ключе определенной интерпретации в определенном контексте и далее со всеми остановками, соответственно, на выходе - крайне сложная конфигурация, состоящая из объективного и субъективного.
К тому же, субъективное - это вам не "чистая" трансценденальность, рефлексивно высвеченная самою собой. Нет, в отличие от рефлексивной интенции, обращенной вовнутрь субъективного мира, прежде должна иметься интенция (определение понятия интенции нарочно не даю, т.к. можно понять из контекста!), посредством которой субъективность обращена вовне, - просто, чтобы было по поводу чего рефлексировать. А вовне - это неизбежно интенция, ангажированная интересами, запросами и прочим таким "приземленно-серьмяжным". А поэтому и объективное, уже на входе, в этой самой своей данной в ощущении фактичности, оно есть нечто очень взыскательно высвеченное/оттененное, озвученное/умолченное, будучи представленным посредством той сложной оптики, которая формируется интересами, запросами и т.д. и т.п.
Однако, помимо интересов, есть идеалы и ценности, и они, о чём неоднократно говорилось (см., например), так же не суть нечто только субъективное, и в этой связи, стало быть, так же суть нечто создающее специфическую ангажированность. Хотя, ангажированность уже не прагматического характера (либо пргматическое выступает в его экзистенциальном смысле - о чём см., например). И очевидно, ценностно-идеальная ангажированность наших интенций - это как раз и есть нечто по части церковной журналистики.
И тогда, может, в том и различие светского и церковного журналистов, что они должны информационно обеспечивать различным образом обращенные составляющие наших интенций:
светский - ту составляющую, которая обращена дольнему;
церковный - составляющую, которая обращается горнему?...
А тогда появляется ещё вопрос о том, насколько всё то, что, составляя нашу культурно-историческую традицию и распределяясь по тем или иным соц.институциональным ведомствам, в конце концов (именно на выходе в экзистенциально-прагматическом смысле!), способно апеллировать к тому, что находится исключительно в компетенции личной совести каждого из нас!
Этот вопрос касается как религиозной части нашей культурно-исторической традиции, так и её светской (главным образом, научной и философской) части, и в любом случае, - нашего мировоззрения. Сегодня мы пребываем в ситуации, когда любым словом можно либо сообщить смысл, либо ушибить. Любым словом, - равно, как религиозным, так и светским, как ненормативным, так и высокохудожественным! И чаще получается именно ушибание, кода человек перестает внимать именно смыслу!
Потому и следует всесторонне - вовне и рефлексивно - обращать свою интенциональную активность, чтобы настраивать - каждый себя и по отношению к другому - на цельное внятие слову и его употребление в соответствии с этой цельностью (о чём, собственно, в заглавии поста и далее по тексту)!
Хайдеггер, говоря о словесном оформлении философской мысли, в её новом заделе, преодолевающем тупики классической метафизики (о чём, вскоре - завтра!), свидетельствовал, что здесь, прежде всякого развернуто-рафинированного растекания по древу, более уместны три следующих требования:
строгость осмысления, тщательность речи, скупость слова
(см. о законе уместности бытийно-исторической мысли).
И вот, - применительно к слову религиозной традиции, однако, этому слову произносимому в его злободневно-мирском употреблении, и потому внятному каждому, но именно что через его совесть, - тут тоже вырисовывается определенная триада (ключевые выдержки из речи Патриарха).
Новость как вечная актуальность
Одним из важных показателей, я бы сказал - нервов, раздражителей информационного пространства, являются новости. Без новости не существует информационного пространства. Вокруг новостей складывается все. И основное биение пульса информационного сообщества, и основное вращение капиталов - все вокруг новостей. В этом смысле каждый профессиональный журналист знает подлинную цену новостям.
В связи с этими утверждениями возникает вопрос, а как же с церковными новостями? Могут ли они быть таким фактором притяжения внимания людей? Может ли церковная новость возбуждать интерес в информационном пространстве? Я глубоко убежден в том, что может, потому что сама благая весть, евангельская весть является новостью. Не только для каждого последующего поколения людей, но новостью для очень многих людей, которые хорошо знают Евангелие.
Со мной согласятся те священнослужители, которые вдумчиво относятся к произнесению проповедей. Проповедь обычно произносится на евангельский или апостольский текст. Большинство из этих текстов священнослужители с образованием и с опытом знают практически наизусть, а если не наизусть, то близко к тексту. И кажется, что уже ничего нового в этой книге быть не может. Но всякий раз, когда, отрешившись от предыдущего понимания текста, вы взираете на него с той точки зрения, которая формируется, в том числе, тем, что происходит лично с вами, с вашими близкими, родными, с вашим приходом, с вашей страной, с миром - это содействует такому пониманию текста, которого раньше не было.
Евангелие является бездонным, бесконечным источником новостей. Именно поэтому церковная проповедь по природе своей должна быть актуальна. Она либо актуальна, либо ее нет. Если церковная проповедь перестает нести новость, если прихожане заранее знают, что настоятель скажет по поводу Марфы и Марии из евангельского текста, который часто читается в храме, потому что приурочен к Богородичным праздникам, то тогда особого интереса нет.
Журналистика не может жить без новостей. Значит, церковная журналистика должна быть заточена на мысли, на идее, а не просто на перечне событий и фактов. Обычный журналист гоняется за фактами, чтобы первому их озвучить. С появлением интернета это вообще какой-то болезнью стало. В интернете ведь отмечается точное время, когда вы выставляете новость в информационном пространств. Вдруг соседний сайт на 32 секунды выставил раньше тебя. Ну, кошмар, неудача!
Церковная журналистика имеет совершенно иное отношение к новостям. Вот если в центре нашего послания миру, которое будет нести, в том числе, и церковная журналистика, будет интеллектуальная новость, новый взгляд на проблемы, на жизнь, который порождается вечным и всегда актуальным Словом Божиим, тогда мы будем источниками новостей, может быть, не горячих, но тех новостей, которые способны пробудить мысль, привести людей к новому пониманию Слова Божьего, но самое главное - к новому пониманию, обновленному пониманию самих себя, своих отношений с окружающим миром. Благочестивость как действенность
Полуграмотная фраза может взбудоражить половину общества, потому что присутствует наравне с профессиональными журналистскими творениями в информационном пространстве. Поэтому иногда блогеры, которые собирают большую аудиторию, становятся не менее влиятельными, чем профессиональные и высокообразованные журналисты, не имея ни образования, ни опыта, иногда и понимания тех проблем, которые они затрагивают. Нельзя стать хирургом без образования - мы знаем, к чему это может провести. Нельзя стать священником без образования - мы тоже знаем, к чему это может привести. Так же нельзя претендовать на влияние на человеческие умы, не имея соответствующей подготовки.
В этом смысле наша православная журналистика ни в коем случае не должна встать на путь на путь упрощения всего, что связано с этой профессией. Нельзя мириться с недоброкачественными текстами, со скукой, которая иногда порождается пером и словами наших журналистов. Нельзя мириться также с попыткой церковной стилистикой, церковной псевдокультурой создавать какой-то иллюзорный и фольклорный образ православия, скрываясь за благочестивыми фразами.
Благочестивые фразы могут быть пустыми фразами. От благочестивых фраз могут уши вянуть. Благочестивая фраза по-настоящему благочестива тогда, когда она задевает человека, когда она возбуждает мысль, когда она влияет на сердце, на мировоззрение. Тогда это подлинно благочестивая фраза, но стилистически она может быть выражена абсолютно не в терминах узкой традиционной церковной субкультуры. Духовная выстраданность
Еще один очень важный момент, если говорить о роли церковного журналиста, на который хотел бы обратить ваше внимание. Ваши слова никогда не будут доходить до сердец людей (это относится и к священникам, которые проповеди говорят), если вы сами не переживете на своем опыте то, что вы говорите. Особенно, если речь идет о духовных вопросах, о вопросах нравственности, о том, что составляет сердцевину церковной проповеди. Если человек внутренне не пережил, через свое сознание не провел, не выстрадал, как иногда говорят, тему, то его репортажи достигать ума и сердец других людей не будут. Так же, как не будет достигать сердец и умов проповедь священника, который сердцем не пережил то, что он говорит.
Click to view