Сегодня исполняется 115 лет со дня рождения Андрея Платонова
Автор: Маргарита Смородинская
Блог: "Их знали миллионы"
Нобелевский лауреат Иосиф Бродский назвал Андрея Платонова (наряду с Прустом, Кафкой, Музилем, Фолкнером и Беккетом) одним из самых замечательных писателей уходящего века. А.И. Солженицын выразил свое восхищение Платоновым гораздо проще, но не менее убедительно: если бы ему пришлось отправиться в дальнее путешествие с одной-единственной книгой, то этой книгой был бы «Котлован».
Жизнь его была недолгой и нелегкой, а слава пришла лишь после смерти.
Платонов всегда старался держаться в стороне от шумной публичности, витийства, литературных сходок и говорил о себе: «Я знаю, что я один из самых ничтожных. Вы люди законные и достойные, я человеком только хочу быть. Для вас быть человеком - привычка, для меня - редкость и праздник».
"Среду профессиональных литераторов избегает, непрочные и не очень дружеские отношения поддерживает с небольшим кругом писателей. Тем не менее среди писателей популярен и очень высоко оценивается как мастер" (справка об авторе А. Платонове в секретно-политический отдел ОГПУ).
Андрей Платонов (фамилия при рождении - Климентов) родился 1 сентября 1899 года в пригороде Воронежа (Ямская слобода) в семье слесаря-железнодорожника Платона Фирсовича и дочери часового мастера Марии Васильевны Климентовых. Детей было 11 человек. Андрей - старший. О семейном укладе Климентовых мало что известно, но чувства любви к отцу и матери Платонов называл первыми социальными чувствами.
В 12-13 лет Платонов начал писать стихи. Тогда же поступил на работу. К началу 18-го года он учится в железнодорожном политехникуме, а с осени уже печатается в недавно созданных коммунистических журналах и газетах.
"Летом 1919-го года я был демобилизован в РККА, работал до осени на паровозе для военных перевозок в качестве помощника машиниста, затем был переведен в часть особого назначения в железнодорожный отряд рядовым стрелком. Об этом я просил добровольно. Дважды участвовал в бою с частями генерала Шкуро под Воронежем".
"Я не могу видеть равнодушно всю эту нестерпимую рыдающую красоту мира. Ее надо уничтожить или с ней слиться. Стоять отдельно нельзя. Подними только голову - и радостная мука войдет в тебя. Звезды идут и идут. И мы не с ними, и они нас не знают".
В прозе и публицистике Платонова проговариваются многие идеи эпохи, призывы к полному подчинению, растворению в общем деле социалистического строительства и убежденность в полном творческом самораскрытии личности при социализме.
Из письма Зиновия Воронина Андрею Платонову: "Андрей Платонович, преследуя цель восстановления сгоревшей электростанции, мне удалось вовлечь все наше село во взыскание средств на это. Сборы происходили удовлетворительно, но не совсем легко. Сейчас уже устанавливается новый двигатель, готово машинное отделение. В общем, все идет хорошо. Только дело с электростанцией не выйдет, ГубЗО отказало. А желания у всех много, даже старики спрашивают о судьбе электричества. Напишите ваш совет, укажите, какие возможности и надежды в устройстве электростанции. Привет от всех, кто вас знает и кого вы помните".
Андрей Платонов, будучи заведующим отделом Губземуправлением, строил три станции, одну из них в селе Рогачевка. "Я мог бы написать, что станция вновь отстроена, но я должен был бы написать тогда, что кулаки вновь борются против нее. Окончание не в литературе, а в жизни".
"Есть в душе человека позорная черта: неспособность к долгому пребыванию на высотах страдания и радости. Человека постигает смертельное страдание или пламенная радость - и вот душа его отбрасывается назад к тихим дням тихой работы, к тесному дому, к уютной, замкнутой, враждебной людям земле жизни. Душа человека - реакционное существо, дезертир кровавого поля жизни, предатель героя - действительности…"
1921 год. Засуха. Будучи техником, Платонов не мог уже заниматься созерцательным делом, литературой. С 1922 года по 1926 год Платонов работал в воронежском губернском земельном отделе, занимаясь мелиорацией и электрификацией сельского хозяйства, выступал в печати с многочисленными статьями.
"Мы изнурены черным зноем работы, мы не чуем себя, а спасения еще не видно. Никогда, ни в одном из нас, не шевельнулась эта сладкая, сладкая боль - боль любви к женщине. Мы - сознающие, мы видящие, и мы принялись за самую тяжелую работу".
В 1922 году Платонов женился на сельской учительнице Марии Кашинцевой, ей посвятил свою первую книгу очерков "Электрификация". Жена сохранила почти все его рукописи. Среди них романы "Чевенгур" и "Котлован".
В этом же году у Платоновых родился сын, которого назвали Платоном.
"Вот был и есть голод, это безумие кишок, эта веселая пляска изнемогающей крови, когда каждый атом живого мяса делается нищим, попрошайкой, бандитом ко всему большому скудеющему от внутренней борьбы телу. Вот голод. Можно быть сытым, но через страдание и сердце проходит внутрь человека голод, и так же он, сытый, бьется судорожно со смертью; воет по ночам в пустом злобном сытом городе, и тысячи мыслей вихрятся у него- геройских великих мыслей, мостящих дороги к спасению".
"Товарищи, юность гениального Андрея Платонова не только эмблематична для нашего времени - юноша из пролетарской семьи, жадно впитывающий знания, проходит путь от рабочего до инженера, жадно пишет стихи, - но и глубоко оригинальна. Он был не просто активным участником жизни революционного Воронежа, но и ее идеологом. около двухсот статей опубликовано им в местной печати на тему морали искусства. Товарищи, Платонов жил нелегко. Не каждый в наши суровые годы может разглядеть в своем наше, общее. И то, и другой для него незыблемо. Он создает мир своих героев из первичных элементов: сердца, ума и воодушевления. Он пишет как первый летописец: эпически, прекрасно и яростно".
"Долой благотворительность голодным. Да здравствует законодательство, сознание и беспощадность к сытым. Надо провести железные пролетарские законы по борьбе с голодом. Надо показать миру, как борются с голодом коммунисты.
Беспощадность, сознание, распыление волжского страдания по всей России, наложение на каждого человека, от Ленина до грузчика, камня голода - пусть каждый несет и не гнется, - вот что надо. Довольно равнодушия, спекулянтских миллионов, заграничных кусочков и корочек, довольно тихой сапы и неспешной бюрократической организации, довольно всего! Довольно сочувствия и жертвы от избытка. Нужен долг, закон и сознание. Нужна математика. Нужен великий числовой пролетарский разум.
Будем героями в работе, мысли и борьбе. Будем человечеством, а не человеками в действительности".
Из трех построенных Платоновым электростанций сохранилась только одна.
Он заметил: человек говорит ясно, четко, справедливо, без всякого доверия -- наверно, будет умнейшей властью, которая либо через год весь мир окончательно построит, либо поднимет такую суету, что даже детское сердце устанет
"Он наблюдал реки весь год. В них не колебалась ни скорость, ни уровень воды. Летом они пересыхали, и от этого постоянства была горькая тоска. Бывали, конечно, полые воды, падали душные ливни, захватывал дыхание ветер, но больше действовала тихая равнодушная жизнь - речные потоки, рост трав, смена времен года. Он полагал, что эти равномерные силы землю держат в оцепенении - они с заднего хода доказывали его уму , что ничего не изменяется к лучшему - какими были деревни и люди, такими и останутся. Ради сохранения равносильности в природе, беда для человека всегда повторяется".
Мы, напуганные жизнью, и рожали, и любили, но сделали мы машину, оживили мы железо, душу божью умертвили, кожа старая с нас слезла, и мы встали на работу к регулятору насоса. Мы забыли вечность - звезды, что не снами и не мы. Почерневшими руками смысл сделали из тьмы. ("Голубая глубина")
В 1926 году Платонов был отозван в Москву, в Наркомзем, был направлен на инженерно-административную работу в Тамбов. Вскоре вернулся в Москву и, оставив службу, стал профессиональным литератором.
Достигнет ли он широкой известности, неведомо. Толкаться в литературных лавочках Питера и Москвы и кричать о себе он, разумеется, не будет, а без этого теперь нельзя. Но те, кому нужен Платонов, найдут к нему дорогу. А нужен он многим.
Поначалу писательская судьба складывалась удачно. Его замечает критика, одобряет Горький: "В психике вашей, как я воспринимаю ее, есть родство с Гоголем, поэтому попробуйте себя на комедии, а не на драме. Драму оставьте для личного удовольствия".
"Глубоко в материю, в железо мы запускаем свои души, и материя томит нас работой, как сатана. Чтобы мы ожили, материя, мир, вся вселенная должны быть уничтожены. Больше нет спасения".
"Платонов всю жизнь старался продержаться в тени, гдето сбоку шумной публичности, витийства и литературных сходок. Вид неудачника. Никакой представительности - мастеровой человек, ни на что не претендующий и нашедший подходящую манеру: помалкивает, присаживается сбоку, одет серо и бедно. Лицо со свисающим носом и узкими длинными губами - лицо человека толпы, мелькнувшее и пропавшее навсегда в сутолоке дня. Мария Александровна, жена, говорила мне, что это было - защитное: нужно было держаться в тени. Облик провинциального литератора, сторонящегося столичных схваток, - подходил. Мятый костюм и видавшая виды кепочка были внешними знаками житейской непритязательности и готовности мириться с судьбой. К тому же - попивал, временами сильно. Но и пил както на особицу - не на виду у публики, не в писательском ресторане, не за пиршественными столами, не за белыми скатертями, не в виде отчаянных возлияний с исповедальными разговорами, а гденибудь в сумраке и толчее пиво-водочных заведений" ( И. Крамов “Над страницами книг и в живых диалогах”).
"Мы умны и могучи, когда вместе: в одиночку - мы погибаем. Мы - масса, единое существо, родившееся из человека, но мы и не человек, и человеческого в нас нет ничего".
В 1931 году в журнале "Красная новь" была напечатана повесть Платонова "Впрок" с подзаголовком "Бедняцкая хроника". Она вызвала крайне негативную реакцию Сталина. Он перечеркнул название повести и написал "Кулацкая хроника". И назвал автора сволочью. После атаки на рассказ "Впрок" Платонов говорил: "Я написал эту повесть для одного человека. Этот человек читал и по существу мне ответил. Все остальное меня не интересует".
Лев Разгон записал рассказ Владимира Сутырина, деятеля РАППа: "Однажды вечером ко мне на квартиру приехал курьер из Кремля (...) Меня привезли в Кремль, и я понял, что меня ведут к Сталину. В приемной у Поскребышева сидел несколько бледный Фадеев. Через некоторое время Поскребышев, очевидно, получив сигнал, встал и предложил нам войти в кабинет Сталина. В большой комнате за длинным столом сидели - вот в таком порядке! - члены Политбюро. Здесь Калинин, рядом Ворошилов, вот тут Молотов и все другие. Как-то не до того было, чтобы их рассматривать, смотрел на Сталина, который ходил вдоль стола, попыхивая трубкой. В руке у него был журнал, который легко было опознать, - "Красная новь". Мы переглянулись с Фадеевым, нам стало понятно, что речь пойдет о рассказе Андрея Платонова.
Не приглашая нас садиться, Сталин, обращаясь к Фадееву, спросил:
- Вы редактор этого журнала? И это вы напечатали кулацкий и антисоветский рассказ Платонова?".
Фадеев сказал, что действительно подписал этот номер, но он был составлен и сдан в печать предыдущим редактором. Узнав, что редактор это И.М.Беспалов, Сталин приказал его привезти. Сутырин продолжает:
"Мы сели. И стали ждать. Прошло пять, десять, двадцать минут... В комнате все молчали (...) Так прошло, наверное, минут двадцать-тридцать. Открылась дверь, и, подталкиваемый Поскребышевым, в комнату вошел бывший редактор. Не вошел, вполз, он от страха на ногах не держался, с лица его лил пот. Сталин с удовольствием взглянул на него и спросил:
- Значит, это вы решили напечатать этот сволочной кулацкий рассказ?
Редактор ничего не мог ответить. Он начал не говорить, а лепетать, ничего нельзя было понять из этих бессвязных звуков.
Сталин (...) сказал с презрением:
- Уведите этого... И вот такой руководит советской литературой... - И обращаясь к нам: - Товарищ Сутырин и товарищ Фадеев! Возьмите этот журнал, на нем есть мои замечания, и завтра же напишите статью для газеты, в которой разоблачите антисоветский смысл рассказа и лицо его автора. Можете идти.
Ждать завтрашнего дня мы не стали. И сели тут же писать статью (...) Утром Фадеев ее увез (...) Я не успел уснуть, как позвонил Фадеев:
- Володя! Редактор "Красной нови" все же я. Мое имя связано с публикацией рассказа Платонова. И я хочу, чтобы эта статья появилась не за нашими двумя подписями, а за одной моей фамилией. Будешь ли ты возражать?
Я согласился".
Статья "Об одной кулацкой хронике" - самое беспощадно-жестокое и несправедливое, что когда-либо написано о Платонове - появилась в "Известиях" 3.8.1931 и в 5-6-м номерах "Красной нови" за 1931 год: "Одним из кулацких агентов (...) является писатель Андрей Платонов, уже несколько лет разгуливающий по страницам советских журналов в маске "душевного бедняка", простоватого, беззлобного, юродивого, безобидного, "усомнившегося Макара". (...) Но, как и увсех его собратьев по классу, по идеологии, под маской простоватого, "усомнившегося Макара" дышит звериная, кулацкая злоба, тем более яростная, чем более она бессильна и бесплодна". И так далее в том же духе".
"На земле, на далеких невиданных планетах растут и растут ненавидящие рабочие массы. Труд и есть ненависть. Эта ненависть есть динамит Вселенной. Мы растем и множимся без конца и спасем себя только мы сами, мы все, а не самые умные среди нас".
"Писатели, желающие быть советскими, должны ясно понимать, что нигилистическая распущенность, анархо-индивидуали-стическая фронда чужды пролетарской революции никак не меньше, чем прямая контрреволюция с фашистскими лозунгами. Это должен понять и А. Платонов. Его рассказ - идеологическое отражение сопротивляющейся мелкобуржуазной стихии. В нём есть двусмысленность,» (Л. Л. Авербах).
"Душа наша ненависть и ненависть наша так велика, что она перерастет и захлестнет собой мир".
"Долой страдание, жалкое кипящее сердце, долой человека, признающего себя дробью и пылинкой, самой по себе! Человечество - одно дыхание, одно живое теплое существо. Больно одному - больно всем. Умирает один - мертвеют все. Долой человечество - пыль, да здравствует человечество - организм..."
"Глубокоуважаемый Алексей Максимович, это письмо я вам пишу не для того, чтобы жаловаться, мне жаловаться не на что. Я хочу вам лишь сказать как человеку, мнение которого мне дорого. Я хочу сказать вам, что я не классовый враг и довести меня до этого состояния нельзя, потому что рабочий класс - это моя родина, и мое будущее связано с пролетариатом. Быть отвергнутым своим классом и быть внутренне всю жизнь с ним - это гораздо более мучительно, чем сознавать себя чуждым всему. Опустить голову и отойти в сторону, жить с клеймом классового врага невозможно. Не только морально невозможно, но и практически нельзя. Глубоко уважающий вас, Андрей Платонов".
"Масса, новое вселенское существо, родилась. Она копит в труде свою ненависть, чтобы разбрызгать ею звезды и освободиться. В ее бездне - душе всегда музыка, всегда песнь освобождения и жажда бессмертия и неимоверной мощи".
В 1938 году арестован 16-летний сын Платонова. По ходатайству Шолохова ыпущен в 1942 году. Умер от туберкулеза на руках отца через полгода.
"Мы идем к тебе, неведомый мир. Мы очарованы тобой. И мы никогда не умрем".
С первых дней Великой Отечественной войны Платонов добивался отправки на фронт. В начале 1942 года в эвакуации в Уфе, где он пробыл несколько недель, Платонов был назначен военным корреспондентом «Красной звезды» и вскоре отправился на фронт. «Я пишу о них со всей энергией духа, какая только есть во мне. У меня получается нечто вроде реквиема в прозе. И это произведение, если оно удастся мне, Мария, самого меня хоть отдаленно приблизит к душам погибших героев... Мне кажется, что мне кое-что удается, потому что мною руководит воодушевление их подвигом», - писал Платонов жене в одном из первых писем с фронта. Рассказы Платонова военных лет стали, действительно, «реквиемом в прозе», эта была духовная в своих истоках проза большой русской литературы, выдержавшая испытание и войной, и временем. Очерки и рассказы Платонова с неизменной подписью «Действующая армия» постоянно печатались на страницах «Красной звезды» и «Красноармейца». В годы войны вышли из печати четыре книги его военной прозы - «Одухотворенные люди» в 1942 году, «Рассказы о Родине» и «Броня» в 1943 году, «В сторону заката солнца» в 1945 году. Судьбы рассказов военных лет были также драматичны - рассказы отклонялись, беспощадно правились, публикации всех книг сопровождались разгромными внутрииздательскими рецензиями. «Неприемлемым» в прозе Платонова военных лет для его современников оказалось почти все: светоносный стиль и обращение к языку житий и апокрифов, мысль автора, что русский солдат одолевал врага исключительно силой своего терпения и страдания, размышления солдат о том, что военный подвиг лишь приближал совершение другого великого подвига - подвига любви и мирной жизни. На первой странице книги «Одухотворенные люди» Платонов оставил следующее лаконичное описание итогов подобного отношения: «Сокращенное издание, сильно переработанное редактурой - до искажения». В 1943 году не прошла цензуру книга Платонова «О живых и мертвых», в 1946 году - книга «Вся жизнь».
Все годы фронтовой жизни Платонова не оставляли размышления о мире, о том, каким человек выйдет из войны и какой будет послевоенная реальность. На фронте Платонов написал крохотный рассказ «Страх солдата (Петрушка)» о встрече солдата в освобожденной от фашистов деревне с «главным человеком» - 10-летним Петрушкой, «маленькие карие глаза» которого глядели «на белый свет сумрачно и недовольно, как будто повсюду они один непорядок видели и осуждали человечество». Финальная сцена рассказа об уснувших, осиротевших детях, детях с маленькими, «оробевшими сердцами», словно вычерчивала пространство, где были возможны новые «Чевенгур» и «Котлован». Рассказ «Страх солдата» не был опубликован в годы войны, и уже в первые послевоенные месяцы Платонов вернулся к образу Петрушки в рассказе «Семья Иванова». К концу лета 1945 года рассказ был написан и опубликован в «Новом мире», где Платонова активно поддерживал К.Федин. Один из шедевров малой русской прозы о войне и о возвращении солдата с фронта, рассказ «Семья Иванова» (другое название - «Возвращение»), был назван в 1947 году «клеветническим рассказом А.Платонова» В.Ермиловым и «лживым грязноватым рассказцем» Александром Фадеевым.
В начале 1947 года из издательств без объяснений возвращались рукописи книг Платонова, из редакций журналов - рассказы и статьи, чаще всего с лаконичной резолюцией: «Рассказ не пойдет». Круг замкнулся в очередной раз, и новой эта ситуация для Платонова не была. Он вернулся с фронта тяжелобольным, сказалась контузия, но продолжал изобретать и писать до конца жизни. 1946 год потряс Россию страшной засухой и голодом - и Платонов, вспоминая собственный мелиоративный опыт работы, написал статью «Страхование урожая от недородов», после чего направил письмо в Министерство сельского хозяйства об учреждении общества по страхованию урожая сельскохозяйственных культур. Эти материалы тоже ушли в архив. Он писал рассказы и сказки для маленьких детей в то время, когда в семье Платоновых в 1944 году родилась дочь Маша. В это же время он, лишенный возможности полноценно зарабатывать себе на жизнь писательским трудом, изредка печатался в «Огоньке» и «Дружных ребятах», писал новые киносценарии. Самым большим проектом, над которым Платонов работал с 1946 года и до последних дней жизни, было издание русского эпоса, имеющего, как признавался он в одном из писем к Михаилу Шолохову, «общенациональное значение». В 1947 году «в обработке Платонова» вышла книга «Башкирские народные сказки», а в октябре 1950 года - книга русских сказок «Волшебное кольцо» под общей редакцией Михаила Шолохова.
Последним большим произведением, над которым работал Платонов, была пьеса «Ноев ковчег (Каиново отродье)» - о мировом Чевенгуре. Именно так представлялась Платонову послевоенная реальность всей земли, «страны разрушенных предметов и враждебных душ». Пьеса осталась незавершенной. В последние годы жизни тяжелобольной прогрессирующим туберкулезом Платонов зарабатывал на хлеб переложением народных сказок. Материально его поддерживали Шолохов и Фадеев, когда-то из-за своего служебного положения обрушивавшийся на «Усомнившегося Макара». Жил Платонов во флигеле Литературного института имени А.М.Горького. Кто-то из литераторов, увидев, как он подметал двор под своими окнами, запустил легенду, будто он работал дворником. Платонов умер от туберкулеза, которым заразился от сына, скончавшегося от этой болезни в 1943 году. Смерть пришла к писателю 5 января 1951 года.
Андрей Платонов был похоронен на Армянском кладбище в Москве рядом со своим сыном. В начале XXI века тело Платонова было перезахоронено на Ваганьковском кладбище.
"А что, если и мысль, и жажда истины есть только та же простая сила, как голод или ритмическое колебание крови в теле, только хорошо организованная, высшая форма этой простейшей силы… И поэтому мысль и истина - ничтожество в бездонной пучине вселенной, вселенная имеет более великие ценности, неизвестные человеку. Тогда работа Масс не имеет того смысла и цели, какие мы думаем, тогда сама полная победа Масс над природой есть только победа природы же над своим неравновесием, а не победа внешней силы - человечества - ради человечества. Тогда все это слишком ничтожно и потому ненужно. А тогда мы-то на что? Мы восстанем и на это, раз это так, мы восстанем и на мысль, и на истину, и на себя. Мы добьемся конца".
"Истинного себя я никогда никому не показывал, и едва ли когда покажу" (Андрей Платонов).
tvkultura.ru
library.ru
Блог: "Их знали миллионы"
Нобелевский лауреат Иосиф Бродский назвал Андрея Платонова (наряду с Прустом, Кафкой, Музилем, Фолкнером и Беккетом) одним из самых замечательных писателей уходящего века. А.И. Солженицын выразил свое восхищение Платоновым гораздо проще, но не менее убедительно: если бы ему пришлось отправиться в дальнее путешествие с одной-единственной книгой, то этой книгой был бы «Котлован».
Жизнь его была недолгой и нелегкой, а слава пришла лишь после смерти.
Платонов всегда старался держаться в стороне от шумной публичности, витийства, литературных сходок и говорил о себе: «Я знаю, что я один из самых ничтожных. Вы люди законные и достойные, я человеком только хочу быть. Для вас быть человеком - привычка, для меня - редкость и праздник».
"Среду профессиональных литераторов избегает, непрочные и не очень дружеские отношения поддерживает с небольшим кругом писателей. Тем не менее среди писателей популярен и очень высоко оценивается как мастер" (справка об авторе А. Платонове в секретно-политический отдел ОГПУ).
Андрей Платонов (фамилия при рождении - Климентов) родился 1 сентября 1899 года в пригороде Воронежа (Ямская слобода) в семье слесаря-железнодорожника Платона Фирсовича и дочери часового мастера Марии Васильевны Климентовых. Детей было 11 человек. Андрей - старший. О семейном укладе Климентовых мало что известно, но чувства любви к отцу и матери Платонов называл первыми социальными чувствами.
В 12-13 лет Платонов начал писать стихи. Тогда же поступил на работу. К началу 18-го года он учится в железнодорожном политехникуме, а с осени уже печатается в недавно созданных коммунистических журналах и газетах.
"Летом 1919-го года я был демобилизован в РККА, работал до осени на паровозе для военных перевозок в качестве помощника машиниста, затем был переведен в часть особого назначения в железнодорожный отряд рядовым стрелком. Об этом я просил добровольно. Дважды участвовал в бою с частями генерала Шкуро под Воронежем".
"Я не могу видеть равнодушно всю эту нестерпимую рыдающую красоту мира. Ее надо уничтожить или с ней слиться. Стоять отдельно нельзя. Подними только голову - и радостная мука войдет в тебя. Звезды идут и идут. И мы не с ними, и они нас не знают".
В прозе и публицистике Платонова проговариваются многие идеи эпохи, призывы к полному подчинению, растворению в общем деле социалистического строительства и убежденность в полном творческом самораскрытии личности при социализме.
Из письма Зиновия Воронина Андрею Платонову: "Андрей Платонович, преследуя цель восстановления сгоревшей электростанции, мне удалось вовлечь все наше село во взыскание средств на это. Сборы происходили удовлетворительно, но не совсем легко. Сейчас уже устанавливается новый двигатель, готово машинное отделение. В общем, все идет хорошо. Только дело с электростанцией не выйдет, ГубЗО отказало. А желания у всех много, даже старики спрашивают о судьбе электричества. Напишите ваш совет, укажите, какие возможности и надежды в устройстве электростанции. Привет от всех, кто вас знает и кого вы помните".
Андрей Платонов, будучи заведующим отделом Губземуправлением, строил три станции, одну из них в селе Рогачевка. "Я мог бы написать, что станция вновь отстроена, но я должен был бы написать тогда, что кулаки вновь борются против нее. Окончание не в литературе, а в жизни".
"Есть в душе человека позорная черта: неспособность к долгому пребыванию на высотах страдания и радости. Человека постигает смертельное страдание или пламенная радость - и вот душа его отбрасывается назад к тихим дням тихой работы, к тесному дому, к уютной, замкнутой, враждебной людям земле жизни. Душа человека - реакционное существо, дезертир кровавого поля жизни, предатель героя - действительности…"
1921 год. Засуха. Будучи техником, Платонов не мог уже заниматься созерцательным делом, литературой. С 1922 года по 1926 год Платонов работал в воронежском губернском земельном отделе, занимаясь мелиорацией и электрификацией сельского хозяйства, выступал в печати с многочисленными статьями.
"Мы изнурены черным зноем работы, мы не чуем себя, а спасения еще не видно. Никогда, ни в одном из нас, не шевельнулась эта сладкая, сладкая боль - боль любви к женщине. Мы - сознающие, мы видящие, и мы принялись за самую тяжелую работу".
В 1922 году Платонов женился на сельской учительнице Марии Кашинцевой, ей посвятил свою первую книгу очерков "Электрификация". Жена сохранила почти все его рукописи. Среди них романы "Чевенгур" и "Котлован".
В этом же году у Платоновых родился сын, которого назвали Платоном.
"Вот был и есть голод, это безумие кишок, эта веселая пляска изнемогающей крови, когда каждый атом живого мяса делается нищим, попрошайкой, бандитом ко всему большому скудеющему от внутренней борьбы телу. Вот голод. Можно быть сытым, но через страдание и сердце проходит внутрь человека голод, и так же он, сытый, бьется судорожно со смертью; воет по ночам в пустом злобном сытом городе, и тысячи мыслей вихрятся у него- геройских великих мыслей, мостящих дороги к спасению".
"Товарищи, юность гениального Андрея Платонова не только эмблематична для нашего времени - юноша из пролетарской семьи, жадно впитывающий знания, проходит путь от рабочего до инженера, жадно пишет стихи, - но и глубоко оригинальна. Он был не просто активным участником жизни революционного Воронежа, но и ее идеологом. около двухсот статей опубликовано им в местной печати на тему морали искусства. Товарищи, Платонов жил нелегко. Не каждый в наши суровые годы может разглядеть в своем наше, общее. И то, и другой для него незыблемо. Он создает мир своих героев из первичных элементов: сердца, ума и воодушевления. Он пишет как первый летописец: эпически, прекрасно и яростно".
"Долой благотворительность голодным. Да здравствует законодательство, сознание и беспощадность к сытым. Надо провести железные пролетарские законы по борьбе с голодом. Надо показать миру, как борются с голодом коммунисты.
Беспощадность, сознание, распыление волжского страдания по всей России, наложение на каждого человека, от Ленина до грузчика, камня голода - пусть каждый несет и не гнется, - вот что надо. Довольно равнодушия, спекулянтских миллионов, заграничных кусочков и корочек, довольно тихой сапы и неспешной бюрократической организации, довольно всего! Довольно сочувствия и жертвы от избытка. Нужен долг, закон и сознание. Нужна математика. Нужен великий числовой пролетарский разум.
Будем героями в работе, мысли и борьбе. Будем человечеством, а не человеками в действительности".
Из трех построенных Платоновым электростанций сохранилась только одна.
Он заметил: человек говорит ясно, четко, справедливо, без всякого доверия -- наверно, будет умнейшей властью, которая либо через год весь мир окончательно построит, либо поднимет такую суету, что даже детское сердце устанет
"Он наблюдал реки весь год. В них не колебалась ни скорость, ни уровень воды. Летом они пересыхали, и от этого постоянства была горькая тоска. Бывали, конечно, полые воды, падали душные ливни, захватывал дыхание ветер, но больше действовала тихая равнодушная жизнь - речные потоки, рост трав, смена времен года. Он полагал, что эти равномерные силы землю держат в оцепенении - они с заднего хода доказывали его уму , что ничего не изменяется к лучшему - какими были деревни и люди, такими и останутся. Ради сохранения равносильности в природе, беда для человека всегда повторяется".
Мы, напуганные жизнью, и рожали, и любили, но сделали мы машину, оживили мы железо, душу божью умертвили, кожа старая с нас слезла, и мы встали на работу к регулятору насоса. Мы забыли вечность - звезды, что не снами и не мы. Почерневшими руками смысл сделали из тьмы. ("Голубая глубина")
В 1926 году Платонов был отозван в Москву, в Наркомзем, был направлен на инженерно-административную работу в Тамбов. Вскоре вернулся в Москву и, оставив службу, стал профессиональным литератором.
Достигнет ли он широкой известности, неведомо. Толкаться в литературных лавочках Питера и Москвы и кричать о себе он, разумеется, не будет, а без этого теперь нельзя. Но те, кому нужен Платонов, найдут к нему дорогу. А нужен он многим.
Поначалу писательская судьба складывалась удачно. Его замечает критика, одобряет Горький: "В психике вашей, как я воспринимаю ее, есть родство с Гоголем, поэтому попробуйте себя на комедии, а не на драме. Драму оставьте для личного удовольствия".
"Глубоко в материю, в железо мы запускаем свои души, и материя томит нас работой, как сатана. Чтобы мы ожили, материя, мир, вся вселенная должны быть уничтожены. Больше нет спасения".
"Платонов всю жизнь старался продержаться в тени, гдето сбоку шумной публичности, витийства и литературных сходок. Вид неудачника. Никакой представительности - мастеровой человек, ни на что не претендующий и нашедший подходящую манеру: помалкивает, присаживается сбоку, одет серо и бедно. Лицо со свисающим носом и узкими длинными губами - лицо человека толпы, мелькнувшее и пропавшее навсегда в сутолоке дня. Мария Александровна, жена, говорила мне, что это было - защитное: нужно было держаться в тени. Облик провинциального литератора, сторонящегося столичных схваток, - подходил. Мятый костюм и видавшая виды кепочка были внешними знаками житейской непритязательности и готовности мириться с судьбой. К тому же - попивал, временами сильно. Но и пил както на особицу - не на виду у публики, не в писательском ресторане, не за пиршественными столами, не за белыми скатертями, не в виде отчаянных возлияний с исповедальными разговорами, а гденибудь в сумраке и толчее пиво-водочных заведений" ( И. Крамов “Над страницами книг и в живых диалогах”).
"Мы умны и могучи, когда вместе: в одиночку - мы погибаем. Мы - масса, единое существо, родившееся из человека, но мы и не человек, и человеческого в нас нет ничего".
В 1931 году в журнале "Красная новь" была напечатана повесть Платонова "Впрок" с подзаголовком "Бедняцкая хроника". Она вызвала крайне негативную реакцию Сталина. Он перечеркнул название повести и написал "Кулацкая хроника". И назвал автора сволочью. После атаки на рассказ "Впрок" Платонов говорил: "Я написал эту повесть для одного человека. Этот человек читал и по существу мне ответил. Все остальное меня не интересует".
Лев Разгон записал рассказ Владимира Сутырина, деятеля РАППа: "Однажды вечером ко мне на квартиру приехал курьер из Кремля (...) Меня привезли в Кремль, и я понял, что меня ведут к Сталину. В приемной у Поскребышева сидел несколько бледный Фадеев. Через некоторое время Поскребышев, очевидно, получив сигнал, встал и предложил нам войти в кабинет Сталина. В большой комнате за длинным столом сидели - вот в таком порядке! - члены Политбюро. Здесь Калинин, рядом Ворошилов, вот тут Молотов и все другие. Как-то не до того было, чтобы их рассматривать, смотрел на Сталина, который ходил вдоль стола, попыхивая трубкой. В руке у него был журнал, который легко было опознать, - "Красная новь". Мы переглянулись с Фадеевым, нам стало понятно, что речь пойдет о рассказе Андрея Платонова.
Не приглашая нас садиться, Сталин, обращаясь к Фадееву, спросил:
- Вы редактор этого журнала? И это вы напечатали кулацкий и антисоветский рассказ Платонова?".
Фадеев сказал, что действительно подписал этот номер, но он был составлен и сдан в печать предыдущим редактором. Узнав, что редактор это И.М.Беспалов, Сталин приказал его привезти. Сутырин продолжает:
"Мы сели. И стали ждать. Прошло пять, десять, двадцать минут... В комнате все молчали (...) Так прошло, наверное, минут двадцать-тридцать. Открылась дверь, и, подталкиваемый Поскребышевым, в комнату вошел бывший редактор. Не вошел, вполз, он от страха на ногах не держался, с лица его лил пот. Сталин с удовольствием взглянул на него и спросил:
- Значит, это вы решили напечатать этот сволочной кулацкий рассказ?
Редактор ничего не мог ответить. Он начал не говорить, а лепетать, ничего нельзя было понять из этих бессвязных звуков.
Сталин (...) сказал с презрением:
- Уведите этого... И вот такой руководит советской литературой... - И обращаясь к нам: - Товарищ Сутырин и товарищ Фадеев! Возьмите этот журнал, на нем есть мои замечания, и завтра же напишите статью для газеты, в которой разоблачите антисоветский смысл рассказа и лицо его автора. Можете идти.
Ждать завтрашнего дня мы не стали. И сели тут же писать статью (...) Утром Фадеев ее увез (...) Я не успел уснуть, как позвонил Фадеев:
- Володя! Редактор "Красной нови" все же я. Мое имя связано с публикацией рассказа Платонова. И я хочу, чтобы эта статья появилась не за нашими двумя подписями, а за одной моей фамилией. Будешь ли ты возражать?
Я согласился".
Статья "Об одной кулацкой хронике" - самое беспощадно-жестокое и несправедливое, что когда-либо написано о Платонове - появилась в "Известиях" 3.8.1931 и в 5-6-м номерах "Красной нови" за 1931 год: "Одним из кулацких агентов (...) является писатель Андрей Платонов, уже несколько лет разгуливающий по страницам советских журналов в маске "душевного бедняка", простоватого, беззлобного, юродивого, безобидного, "усомнившегося Макара". (...) Но, как и увсех его собратьев по классу, по идеологии, под маской простоватого, "усомнившегося Макара" дышит звериная, кулацкая злоба, тем более яростная, чем более она бессильна и бесплодна". И так далее в том же духе".
"На земле, на далеких невиданных планетах растут и растут ненавидящие рабочие массы. Труд и есть ненависть. Эта ненависть есть динамит Вселенной. Мы растем и множимся без конца и спасем себя только мы сами, мы все, а не самые умные среди нас".
"Писатели, желающие быть советскими, должны ясно понимать, что нигилистическая распущенность, анархо-индивидуали-стическая фронда чужды пролетарской революции никак не меньше, чем прямая контрреволюция с фашистскими лозунгами. Это должен понять и А. Платонов. Его рассказ - идеологическое отражение сопротивляющейся мелкобуржуазной стихии. В нём есть двусмысленность,» (Л. Л. Авербах).
"Душа наша ненависть и ненависть наша так велика, что она перерастет и захлестнет собой мир".
"Долой страдание, жалкое кипящее сердце, долой человека, признающего себя дробью и пылинкой, самой по себе! Человечество - одно дыхание, одно живое теплое существо. Больно одному - больно всем. Умирает один - мертвеют все. Долой человечество - пыль, да здравствует человечество - организм..."
"Глубокоуважаемый Алексей Максимович, это письмо я вам пишу не для того, чтобы жаловаться, мне жаловаться не на что. Я хочу вам лишь сказать как человеку, мнение которого мне дорого. Я хочу сказать вам, что я не классовый враг и довести меня до этого состояния нельзя, потому что рабочий класс - это моя родина, и мое будущее связано с пролетариатом. Быть отвергнутым своим классом и быть внутренне всю жизнь с ним - это гораздо более мучительно, чем сознавать себя чуждым всему. Опустить голову и отойти в сторону, жить с клеймом классового врага невозможно. Не только морально невозможно, но и практически нельзя. Глубоко уважающий вас, Андрей Платонов".
"Масса, новое вселенское существо, родилась. Она копит в труде свою ненависть, чтобы разбрызгать ею звезды и освободиться. В ее бездне - душе всегда музыка, всегда песнь освобождения и жажда бессмертия и неимоверной мощи".
В 1938 году арестован 16-летний сын Платонова. По ходатайству Шолохова ыпущен в 1942 году. Умер от туберкулеза на руках отца через полгода.
"Мы идем к тебе, неведомый мир. Мы очарованы тобой. И мы никогда не умрем".
С первых дней Великой Отечественной войны Платонов добивался отправки на фронт. В начале 1942 года в эвакуации в Уфе, где он пробыл несколько недель, Платонов был назначен военным корреспондентом «Красной звезды» и вскоре отправился на фронт. «Я пишу о них со всей энергией духа, какая только есть во мне. У меня получается нечто вроде реквиема в прозе. И это произведение, если оно удастся мне, Мария, самого меня хоть отдаленно приблизит к душам погибших героев... Мне кажется, что мне кое-что удается, потому что мною руководит воодушевление их подвигом», - писал Платонов жене в одном из первых писем с фронта. Рассказы Платонова военных лет стали, действительно, «реквиемом в прозе», эта была духовная в своих истоках проза большой русской литературы, выдержавшая испытание и войной, и временем. Очерки и рассказы Платонова с неизменной подписью «Действующая армия» постоянно печатались на страницах «Красной звезды» и «Красноармейца». В годы войны вышли из печати четыре книги его военной прозы - «Одухотворенные люди» в 1942 году, «Рассказы о Родине» и «Броня» в 1943 году, «В сторону заката солнца» в 1945 году. Судьбы рассказов военных лет были также драматичны - рассказы отклонялись, беспощадно правились, публикации всех книг сопровождались разгромными внутрииздательскими рецензиями. «Неприемлемым» в прозе Платонова военных лет для его современников оказалось почти все: светоносный стиль и обращение к языку житий и апокрифов, мысль автора, что русский солдат одолевал врага исключительно силой своего терпения и страдания, размышления солдат о том, что военный подвиг лишь приближал совершение другого великого подвига - подвига любви и мирной жизни. На первой странице книги «Одухотворенные люди» Платонов оставил следующее лаконичное описание итогов подобного отношения: «Сокращенное издание, сильно переработанное редактурой - до искажения». В 1943 году не прошла цензуру книга Платонова «О живых и мертвых», в 1946 году - книга «Вся жизнь».
Все годы фронтовой жизни Платонова не оставляли размышления о мире, о том, каким человек выйдет из войны и какой будет послевоенная реальность. На фронте Платонов написал крохотный рассказ «Страх солдата (Петрушка)» о встрече солдата в освобожденной от фашистов деревне с «главным человеком» - 10-летним Петрушкой, «маленькие карие глаза» которого глядели «на белый свет сумрачно и недовольно, как будто повсюду они один непорядок видели и осуждали человечество». Финальная сцена рассказа об уснувших, осиротевших детях, детях с маленькими, «оробевшими сердцами», словно вычерчивала пространство, где были возможны новые «Чевенгур» и «Котлован». Рассказ «Страх солдата» не был опубликован в годы войны, и уже в первые послевоенные месяцы Платонов вернулся к образу Петрушки в рассказе «Семья Иванова». К концу лета 1945 года рассказ был написан и опубликован в «Новом мире», где Платонова активно поддерживал К.Федин. Один из шедевров малой русской прозы о войне и о возвращении солдата с фронта, рассказ «Семья Иванова» (другое название - «Возвращение»), был назван в 1947 году «клеветническим рассказом А.Платонова» В.Ермиловым и «лживым грязноватым рассказцем» Александром Фадеевым.
В начале 1947 года из издательств без объяснений возвращались рукописи книг Платонова, из редакций журналов - рассказы и статьи, чаще всего с лаконичной резолюцией: «Рассказ не пойдет». Круг замкнулся в очередной раз, и новой эта ситуация для Платонова не была. Он вернулся с фронта тяжелобольным, сказалась контузия, но продолжал изобретать и писать до конца жизни. 1946 год потряс Россию страшной засухой и голодом - и Платонов, вспоминая собственный мелиоративный опыт работы, написал статью «Страхование урожая от недородов», после чего направил письмо в Министерство сельского хозяйства об учреждении общества по страхованию урожая сельскохозяйственных культур. Эти материалы тоже ушли в архив. Он писал рассказы и сказки для маленьких детей в то время, когда в семье Платоновых в 1944 году родилась дочь Маша. В это же время он, лишенный возможности полноценно зарабатывать себе на жизнь писательским трудом, изредка печатался в «Огоньке» и «Дружных ребятах», писал новые киносценарии. Самым большим проектом, над которым Платонов работал с 1946 года и до последних дней жизни, было издание русского эпоса, имеющего, как признавался он в одном из писем к Михаилу Шолохову, «общенациональное значение». В 1947 году «в обработке Платонова» вышла книга «Башкирские народные сказки», а в октябре 1950 года - книга русских сказок «Волшебное кольцо» под общей редакцией Михаила Шолохова.
Последним большим произведением, над которым работал Платонов, была пьеса «Ноев ковчег (Каиново отродье)» - о мировом Чевенгуре. Именно так представлялась Платонову послевоенная реальность всей земли, «страны разрушенных предметов и враждебных душ». Пьеса осталась незавершенной. В последние годы жизни тяжелобольной прогрессирующим туберкулезом Платонов зарабатывал на хлеб переложением народных сказок. Материально его поддерживали Шолохов и Фадеев, когда-то из-за своего служебного положения обрушивавшийся на «Усомнившегося Макара». Жил Платонов во флигеле Литературного института имени А.М.Горького. Кто-то из литераторов, увидев, как он подметал двор под своими окнами, запустил легенду, будто он работал дворником. Платонов умер от туберкулеза, которым заразился от сына, скончавшегося от этой болезни в 1943 году. Смерть пришла к писателю 5 января 1951 года.
Андрей Платонов был похоронен на Армянском кладбище в Москве рядом со своим сыном. В начале XXI века тело Платонова было перезахоронено на Ваганьковском кладбище.
"А что, если и мысль, и жажда истины есть только та же простая сила, как голод или ритмическое колебание крови в теле, только хорошо организованная, высшая форма этой простейшей силы… И поэтому мысль и истина - ничтожество в бездонной пучине вселенной, вселенная имеет более великие ценности, неизвестные человеку. Тогда работа Масс не имеет того смысла и цели, какие мы думаем, тогда сама полная победа Масс над природой есть только победа природы же над своим неравновесием, а не победа внешней силы - человечества - ради человечества. Тогда все это слишком ничтожно и потому ненужно. А тогда мы-то на что? Мы восстанем и на это, раз это так, мы восстанем и на мысль, и на истину, и на себя. Мы добьемся конца".
"Истинного себя я никогда никому не показывал, и едва ли когда покажу" (Андрей Платонов).
tvkultura.ru
library.ru