Из "Переделкино"
Оригинал взят у _arlekin_ в дом-музей Корнея Чуковского, музей-галерея Евгения Евтушенко в "Переделкино"
Год назад я попал в переделкинский Дом-музей Пастернака, и то в силу обстоятельств непосредственно с музеем ознакомился только, что называется, не приходя в сознание:
http://users.livejournal.com/_arlekin_/2622531.html
Сейчас другое дело - и по обстоятельствам, и по настрою. Галерея Евтушенко, правда, оставляет впечатления двойственные, мягко говоря. Она в какой-то мере интересна собранной коллекцией, но даже художественная коллекция, не говоря уже о фотографиях и разных артефактах, навязчиво превозносят образ главного героя-хозяина заведения, создают, в абсолютно советском духе, культ личности оклахомского профессора. Для меня, кстати, впервые связалось, что Талса, где профессорствует бывший трибун, певец братских гэс и прочих достижений - та же самая, что живописует в своих блядско-наркоманских фотосериях Ларри Кларк, что я наблюдал недавно в амстердамской галерее FOAM:
http://users.livejournal.com/_arlekin_/2884476.html
С Евтушенко я, впрочем, имел возможность и сталкиваться лично, и побывать зрителем его монографического шоу, где он выступает как артист оригинального жанра, и мой отзыв о нем в свое время вызвал волну негодования:
http://users.livejournal.com/_arlekin_/1461047.html
Так что и в музей я шел без особого пиетета. Другое дело, что безотносительно к личности Евтушенко и моему к ней отношению экспозиция, включающая, среди прочего, сразу несколько ранних работ моего любимого Олега Целкова, в любом случае заслуживает внимания. Самая крупная из целковских картин выставляется часто и на большой персональной ретроспективе художника в фонде "Екатерина" тоже была - "Автопортрет с Рембрандтом в общий день рождения". Менее растиражирован в той же стилистике созданный портрет самого Евгения Евтушенко со второй женой Галиной, еще несколько женских портретов - все в мрачно-бордовом колорите, разительно отличающемся как от более зрелых, "сине-зеленых" полотен Целкова, так и от нежных розово-желто-салатовых гигантских по размеру холстов последних лет (их тоже немало привезли на выставку в "Екатерину"). Причем целковский портрет Евтушенко предусмотрительно висит среди остальных работ именно Целкова, а не в отдельном "красном углу", выделенном под портретную галерею хозяина, где соседствуют Евтушенко от Альфаро Сикейроса и Евтушенко от Никаса Сафронова, что уже само по себе шизофренично. Сикейрос изобразил Евтушенко с "накладным", задним числом дорисованным "карточным" сердцем - что тоже по-своему символично. Но вообще в разделе "мировой живописи" достаточно громких имен - рисунки Жана Кокто и Пабло Пикассо, последний подарен Надей Леже, а также самого Фернана Леже, проданный той же Надей за деньги; небольшая картинка Сержа Полякоффа; очень неплохая, при скромных размерах, вещица Макса Эрнста "Вопрос насекомого", симпатичный лист Хоана Миро, рисунок Ренато Гуттузо, а ведь многих из них, в частности, Эрнста, в российских постоянных экспозициях вовсе нет, и в этом смысле галерея Евтушенко восполняет пробел. Есть и менее известные художники, но представленные достойными произведениями - от кубинца Рубио до болгарина Русева. С местными мастерами, не считая Целкова, сложнее - там много явного кича, хотя тоже попадаются любопытные вещицы, в том числе приемного сына Евтушенко (от второй жены) Петра. На верхнем этаже галерея Евтушенко уже полностью превращается в галерею "имени Евтушенко", начиная с реконструированного кабинета (вообще постройка только за пять лет существования заведения, номинально считающегося филиалом Музея современной истории, бывшего Музея революции и подарков Сталину, неоднократно переделывалась и от первоначального здания, принадлежавшего сталинскому лауреату Ажаеву, нет следа), где на видном месте стоит портрет Пастернака (неплохой в чисто живописном плане - работы Юрия Васильева), а в витрине неподалеку - пастернаковский сборник с дарственной надписью автора для Евтушенко, и далее в том же духе, от кадров из фильмов до программы кандидата в депутаты Евтушенко, который избирателям обещает, как и полагается кандидату, свободу и справедливость в неограниченных масштабах, лишь только его изберут. Основная фотогалерея собрана в зале первого этажа при входе - С 1970-х годов Евтушенко много снимал, и есть действительно неплохие картинки, в основном портретные - итальянцы, азиаты, русские бабки, в том числе родственницы и знакомые по станции "Зима". Ни на шаг от нас не отходила смотрительница, почитающая себя, как это часто случается с музейными старухами, за незаконную родственницу владельца, и с видом члена семьи вникающую во все. На ее вопрос, нравятся ли мне стихи Евтушенко, я ответил, видимо, с излишней большевистской прямотой, но когда сказал, что Андрей Дементьев - вообще не поэзия, бабка успокоилась, посчитав, что раз уж я ничего не понимаю, то и претензий ко мне быть не может. Как факт это все увлекательно, если же начать разбираться, кто такой Евтушенко, какова его роль в литературе, в истории и в современной жизни - возникает много вопросов, на важнейшие из которых я, впрочем, для себя ответил заранее.
Дом-музей Чуковского - противоположная евтушенковской история. Это, во-первых, мемориальный музей, а во-вторых, музей литературный, писательский, раскрывающий творческий мир бывшего хозяина давно ушедшего, а не воздвигающий прижизненные памятник сомнительному деятелю всех художественных и общественных областей. Больше всего меня поразил размер участка вокруг дома - тем, кто выжил в катаклизме 1930-х годов, полагалась от государства территория практически небольшого поместья, и это сегодня впечатляет. В свой переделкинский дом Чуковский въехал в 1938-м году, но память о финских делах, о дружбе с Репиным, о трудностях 1920-х и начала 1930-х, когда сказки Чуковского подвергались цензуре (если муха нашла денежку, почему не отнесла ее, куда следует?!) - все это в доме и сопровождающей по нему экскурсии присутствует. Портреты Хлебникова и Брюсова, рисунки Добужинского и Ре-Ми - напоминают скорее о жизни до того, как Чуковский поселился в Переделкино, но очень органично включаются в обстановку. Как и, например, столик, оставшейся Лидии Чуковской от проживавшего здесь некоторое время Солженицына. Так личность Чуковского объемлет чуть ли не целый век, захватывая события и персоналии самого разного характера и масштаба. Очень здорово, что в музее Чуковского не стараются сделать детский аттракцион по мотивам сказок, которых Чуковский за свою долгую жизнь написал всего-то 11, хотя к сказкам возвращаются на каждом шагу. Но все-таки через них раскрывается образ Чуковского-литератора, литературного критика, переводчика - человека многогранного, фигуры непростой, а не какого-то доброго дедушки с палочкой (трость писателя, между прочим - скорее палица, чем палочка, и попытка удержать эту палочку на пальце, как делал Чуковский, грозит кому-нибудь случайным ударом по голове). Понятно, что костры из шишек - тоже часть мемориала (они вроде бы проводятся до сих пор в начале и в конце лета), но на первом месте - Чуковский как часть и в известной степени как центр литературной жизни сразу нескольких периодов в истории культуры 20-го века. Правда, прослушав две экскурсии и имея возможность их сравнить, я подумал, что многое зависит от того, кто сопровождает по дому, потому что вторая тетенька постоянно заговаривалась, отвлекалась на малозначительные детали и, упоминая о портрете Чуковского кисти Репина 1910-х годов, попавшего в коллекцию Галины Вишневской, проданной и составившей экспозицию в Стрельне, назвала Ростроповича Ростиславом - оговорка, допустим, несмертельная, особенно в свете того, что "узнавая" в разбросанных по экспозиции дома крокодилах знакомых персонажей, некоторые посетители делают для себя открытие: "Так вот кто крокодила Гену написал!"
Год назад я попал в переделкинский Дом-музей Пастернака, и то в силу обстоятельств непосредственно с музеем ознакомился только, что называется, не приходя в сознание:
http://users.livejournal.com/_arlekin_/2622531.html
Сейчас другое дело - и по обстоятельствам, и по настрою. Галерея Евтушенко, правда, оставляет впечатления двойственные, мягко говоря. Она в какой-то мере интересна собранной коллекцией, но даже художественная коллекция, не говоря уже о фотографиях и разных артефактах, навязчиво превозносят образ главного героя-хозяина заведения, создают, в абсолютно советском духе, культ личности оклахомского профессора. Для меня, кстати, впервые связалось, что Талса, где профессорствует бывший трибун, певец братских гэс и прочих достижений - та же самая, что живописует в своих блядско-наркоманских фотосериях Ларри Кларк, что я наблюдал недавно в амстердамской галерее FOAM:
http://users.livejournal.com/_arlekin_/2884476.html
С Евтушенко я, впрочем, имел возможность и сталкиваться лично, и побывать зрителем его монографического шоу, где он выступает как артист оригинального жанра, и мой отзыв о нем в свое время вызвал волну негодования:
http://users.livejournal.com/_arlekin_/1461047.html
Так что и в музей я шел без особого пиетета. Другое дело, что безотносительно к личности Евтушенко и моему к ней отношению экспозиция, включающая, среди прочего, сразу несколько ранних работ моего любимого Олега Целкова, в любом случае заслуживает внимания. Самая крупная из целковских картин выставляется часто и на большой персональной ретроспективе художника в фонде "Екатерина" тоже была - "Автопортрет с Рембрандтом в общий день рождения". Менее растиражирован в той же стилистике созданный портрет самого Евгения Евтушенко со второй женой Галиной, еще несколько женских портретов - все в мрачно-бордовом колорите, разительно отличающемся как от более зрелых, "сине-зеленых" полотен Целкова, так и от нежных розово-желто-салатовых гигантских по размеру холстов последних лет (их тоже немало привезли на выставку в "Екатерину"). Причем целковский портрет Евтушенко предусмотрительно висит среди остальных работ именно Целкова, а не в отдельном "красном углу", выделенном под портретную галерею хозяина, где соседствуют Евтушенко от Альфаро Сикейроса и Евтушенко от Никаса Сафронова, что уже само по себе шизофренично. Сикейрос изобразил Евтушенко с "накладным", задним числом дорисованным "карточным" сердцем - что тоже по-своему символично. Но вообще в разделе "мировой живописи" достаточно громких имен - рисунки Жана Кокто и Пабло Пикассо, последний подарен Надей Леже, а также самого Фернана Леже, проданный той же Надей за деньги; небольшая картинка Сержа Полякоффа; очень неплохая, при скромных размерах, вещица Макса Эрнста "Вопрос насекомого", симпатичный лист Хоана Миро, рисунок Ренато Гуттузо, а ведь многих из них, в частности, Эрнста, в российских постоянных экспозициях вовсе нет, и в этом смысле галерея Евтушенко восполняет пробел. Есть и менее известные художники, но представленные достойными произведениями - от кубинца Рубио до болгарина Русева. С местными мастерами, не считая Целкова, сложнее - там много явного кича, хотя тоже попадаются любопытные вещицы, в том числе приемного сына Евтушенко (от второй жены) Петра. На верхнем этаже галерея Евтушенко уже полностью превращается в галерею "имени Евтушенко", начиная с реконструированного кабинета (вообще постройка только за пять лет существования заведения, номинально считающегося филиалом Музея современной истории, бывшего Музея революции и подарков Сталину, неоднократно переделывалась и от первоначального здания, принадлежавшего сталинскому лауреату Ажаеву, нет следа), где на видном месте стоит портрет Пастернака (неплохой в чисто живописном плане - работы Юрия Васильева), а в витрине неподалеку - пастернаковский сборник с дарственной надписью автора для Евтушенко, и далее в том же духе, от кадров из фильмов до программы кандидата в депутаты Евтушенко, который избирателям обещает, как и полагается кандидату, свободу и справедливость в неограниченных масштабах, лишь только его изберут. Основная фотогалерея собрана в зале первого этажа при входе - С 1970-х годов Евтушенко много снимал, и есть действительно неплохие картинки, в основном портретные - итальянцы, азиаты, русские бабки, в том числе родственницы и знакомые по станции "Зима". Ни на шаг от нас не отходила смотрительница, почитающая себя, как это часто случается с музейными старухами, за незаконную родственницу владельца, и с видом члена семьи вникающую во все. На ее вопрос, нравятся ли мне стихи Евтушенко, я ответил, видимо, с излишней большевистской прямотой, но когда сказал, что Андрей Дементьев - вообще не поэзия, бабка успокоилась, посчитав, что раз уж я ничего не понимаю, то и претензий ко мне быть не может. Как факт это все увлекательно, если же начать разбираться, кто такой Евтушенко, какова его роль в литературе, в истории и в современной жизни - возникает много вопросов, на важнейшие из которых я, впрочем, для себя ответил заранее.
Дом-музей Чуковского - противоположная евтушенковской история. Это, во-первых, мемориальный музей, а во-вторых, музей литературный, писательский, раскрывающий творческий мир бывшего хозяина давно ушедшего, а не воздвигающий прижизненные памятник сомнительному деятелю всех художественных и общественных областей. Больше всего меня поразил размер участка вокруг дома - тем, кто выжил в катаклизме 1930-х годов, полагалась от государства территория практически небольшого поместья, и это сегодня впечатляет. В свой переделкинский дом Чуковский въехал в 1938-м году, но память о финских делах, о дружбе с Репиным, о трудностях 1920-х и начала 1930-х, когда сказки Чуковского подвергались цензуре (если муха нашла денежку, почему не отнесла ее, куда следует?!) - все это в доме и сопровождающей по нему экскурсии присутствует. Портреты Хлебникова и Брюсова, рисунки Добужинского и Ре-Ми - напоминают скорее о жизни до того, как Чуковский поселился в Переделкино, но очень органично включаются в обстановку. Как и, например, столик, оставшейся Лидии Чуковской от проживавшего здесь некоторое время Солженицына. Так личность Чуковского объемлет чуть ли не целый век, захватывая события и персоналии самого разного характера и масштаба. Очень здорово, что в музее Чуковского не стараются сделать детский аттракцион по мотивам сказок, которых Чуковский за свою долгую жизнь написал всего-то 11, хотя к сказкам возвращаются на каждом шагу. Но все-таки через них раскрывается образ Чуковского-литератора, литературного критика, переводчика - человека многогранного, фигуры непростой, а не какого-то доброго дедушки с палочкой (трость писателя, между прочим - скорее палица, чем палочка, и попытка удержать эту палочку на пальце, как делал Чуковский, грозит кому-нибудь случайным ударом по голове). Понятно, что костры из шишек - тоже часть мемориала (они вроде бы проводятся до сих пор в начале и в конце лета), но на первом месте - Чуковский как часть и в известной степени как центр литературной жизни сразу нескольких периодов в истории культуры 20-го века. Правда, прослушав две экскурсии и имея возможность их сравнить, я подумал, что многое зависит от того, кто сопровождает по дому, потому что вторая тетенька постоянно заговаривалась, отвлекалась на малозначительные детали и, упоминая о портрете Чуковского кисти Репина 1910-х годов, попавшего в коллекцию Галины Вишневской, проданной и составившей экспозицию в Стрельне, назвала Ростроповича Ростиславом - оговорка, допустим, несмертельная, особенно в свете того, что "узнавая" в разбросанных по экспозиции дома крокодилах знакомых персонажей, некоторые посетители делают для себя открытие: "Так вот кто крокодила Гену написал!"