Золотое, как небо, аи
Аи - одно из знаменитых шампанских вин. Название происходит от французского ai (или ay), восходит к французскому le vin d'Ay - вино из Аи, центра виноделия Шампани. Производство шампанских вин в Аи началось в конце XVII века. В конце XVIII века Аи, как и другие шампанские вина, появилось в России.
В русской культуре Аи связывается со сложившимся в русской поэзии первой половины XIX в. литературным символом свободы и молодости. Уже у П. А. Вяземского в стихотворении "К партизану-поэту" (1814):
Дар благодарный, дар волшебный
Благословенного Аи
Кипит, бьёт искрами и пеной! -
Так жизнь кипит в младые дни!
Антон Дельвиг также упоминает Аи:
Завернувшись, мы уйдем
И за мрачными брегами
Встретясь с милыми тенями,
Тень Аи себе нальем.
В зрелом возрасте другие символы:
А. С. Пушкин «Евгений Онегин»:
К Аи я больше не способен;
Аи любовнице подобен
Блестящей, ветреной, живой,
И своенравной, и пустой...
Но ты, Бордо, подобен другу,
Который, в горе и в беде,
Товарищ завсегда, везде
Ассоциации Аи со свободой были столь велики, что в 1826 году цензор запретил стихотворение Е. А. Баратынского «Пиры», увидев в сравнении вина с «гордым умом, не терпящим плена» намёк на декабрьское восстание.
К началу XX века Аи стало символизировать утонченную, богемную атмосферу:
А. А. Блок «В ресторане»:
Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, аи.
Во второй половине XX века в качестве одного из символов русской культуры упоминает Аи Т. Кибиров («Послание Л.С.Рубинштейну»). Для Е. Евтушенко Аи становится символом ушедшей эпохи.
«Памяти Ахматовой»:
Забыли пальцы холодок "Аи",
и поцелуи в Ницце, Петербурге
Источник
Даже радостно, до чего у нас грамотный читатель. Надеется, промашка вышла.
Нет, знаю, что цитирую Александра Блока, хоть думаю об Александре Пушкине.
У нас в Одессе всегда так было: думали про одно, говорили другое, а писали…
Так вот, Александр Пушкин, вспоминая в «Онегине» одесские похождения, предвосхитил блоковские строки:
«…Как зашипевшего Аи
Струя и брызги золотые…»
Ни Петербург Александра Блока, ни
Одессу Александра Пушкина
невозможно представить без
французского шампанского,
как и сегодняшний наш город
без Французского бульвара,
где, кажется, до сих пор ощу-
тим запах шампанского Генри
Редерера из Реймса…
А впрочем, только ли шампа-
нскими винами обязана Одесса
французам?..
Перенесемся в конец ХХ века.
Сижу в редакции «Вечерки»,
дверь без стука открывается,
и буквально влетает в кабинет
небольшой,
худенький человек.
- Здравствуйте! Я месье Вадон!
Сказано это было так многозначительно, что я меньше бы удивился, услышав - здравствуйте, я - дюк де Ришелье.
- Сын лейтенанта Шмидта? - переспросил я с усмешкой.
Гость обиделся.
- Ва-дон! Вадон - говорю я вам. А мне сказали, вы знаток Бабеля. Мой отец учил Бабеля французскому языку, притом так учил, что первые рассказы Бабель писал не на древнееврейском или идиш, не на украинском или русском, а по-французски… К сожалению, литератор их впоследствии уничтожил… Признаюсь, я почувствовал некоторое удовлетворение.
- А к вам я пришел не как оркестрант украинского театра, а создатель секции потомков французов, прославивших наш город. Записывайте, - настойчиво сказал он, - нужно искать потомков, еще лет сто, и мы многих недосчитаемся…
Тогда я улыбнулся и не стал вести записи. А сейчас пожалел. С кого бы начал господин Вадон? Конечно же, с Арманда Эммануила дю Плесси герцога де Ришелье и де Фронсак, которого в Одессе «по-свойски» привыкли называть просто дюком. Назначив 8 октября 1802 года Ришелье градоначальником Одессы, Александр I дал ему самые обширные полномочия. И герцог сделал все, чтобы и Одесса, и Новороссия расцвели. Одна деталь, описанная самим Ришелье: «Когда я в 1803 году прибыл в Одессу, то насилу мог в течение 6 недель достать для себя одну дюжину самых простых стульев, причем мне пришлось выписать их из Херсона; в 1813 году из Одессы в Константинополь было отправлено мебели на 60 000 рублей, причем она была не хуже той, которая изготовляется в Москве или Петербурге».
О дюке пишут и будут писать исследования и романы. Невозможно в короткой статье перечислить заслуги Ришелье перед Одессой, хоть я, как ни парадоксально, выделил бы дело, которое он не успел завершить, так как Франция призвала его в Париж на пост премьер-министра. А начатое дело - хлопоты о порто-франко, о свободной беспошлинной торговле. Указ был подписан уже при его друге и преемнике графе Александре Ланжероне, еще одном французе, отдавшем силу и душу нашему городу. Нужно ли удивляться, что в Одессе есть памятник дюку де Ришелье, Ришельевская и Ланжероновская улицы, Дюковский сад и пляж «Ланжерон»…
Город развивался со скоростью, немыслимой в те годы в России, удивлявшей Европу. Естественно, сюда стремятся предприимчивые, активные люди. Все тот же Александр Пушкин в романе запечатлел ресторатора Отона. Кстати, внук Отона, став архитектором, немало построил в городе, в частности, дворец князя Гагарина, ныне Литмузей. Пушкин дружил с литератором, историком и негоциантом Шарлем Сикаром.
Первые банковские дома принадлежали в Одессе Фурнье, Жома и Рено. Барон Рено владел и домом на нынешней Ришельевской, в котором жил Пушкин. Одесский коммерческий суд возглавлял граф де Сен При, коммерцией с Европой занималась фирма Франже. Ну, и производство, без которого и стульев не построишь. Среди самых первых заводов Одессы - стеариновых свечей (Ж. Питансье), ваксы (А. Жако), мыла (Лабер), пудры (Пишон). Между прочим, и здесь выручает городская топонимика - Пишоновская улица сквозь 200 лет пронесла память о покорителе женских сердец и носов…
Кстати, стулья, которыми так доволен был Ришелье, собирали у Пюже. Не это ли подтолкнуло В. Катаева подарить сюжет о двенадцати стульях Ильфу и Петрову, впрочем, это не более, чем шутка, так как не меньше сюжетов давала паровая мельница французского фабриканта Ж. Гамма… Еще в годы пребывания Ришелье, а он озабочен был проблемами образования, в Одессе существовали два частных пансиона француза Вольсея, которые стали основой создания Ришельевского лицея. Его первым директором был француз, друг Ришелье - аббат Николь…
Можно ли представить себе Одессу без прессы? Но первая газета здесь печаталась по-французски «Messager de la Russie Meridionale, ou Feuill comerciale». А когда в 1827 году начал выходить «Одесский вестник», то и он печатался на двух языках - французском и русском. Как не вспомнить, что Пушкин жаловался в письмах, что в лавках лишь французские книжки, русских не найдешь, и требовал от друзей, чтобы снабжали его альманахами и книгами.
Ошибочно думать, что тема - французы в Одессе - исчерпывается началом XIX века. Кто только из известных французских писателей не вводил наш город в свои книги - и Жюль Верн (не бывавший в Одессе) и Сименон (дважды проходивший Одессу на своей яхте) и Луи Арагон (живший с Эльзой Триоле в «Красной»), и Аллен Боске, родившийся в Одессе, но писателем ставший во Франции. А разве можно забыть, что в годы гражданской войны Одесса была «оккупирована» французами. Ненадолго. Почти опереточно. Но был в нашей истории еще один эпизод в стиле романов Дюма-отца: некто Андро де Ланжерон (так он себя величал), которого французы по наивности назначили генерал-губернатором края. Андро вскоре бежал за французской эскадрой. А в Одессу недавно приезжал потомок настоящего графа Ланжерона, с ним гулял по Ланжероновской краевед Олег Губарь, показывал угол Ришельевской, где некогда был заложен первый одесский дворец.
Но все же начали мы свой «рассказ несвязный», пользуясь словами А.С. Пушкина с Аи, с шампанского - такого же символа Франции, как импрессионизм, мушкетеры, кафешантан. Во времена Пушкина в Одессу Аи привозили. Сто десять лет Одессу украшает Французский бульвар, где шампанское стало продуктом «местного производства».
В русской культуре Аи связывается со сложившимся в русской поэзии первой половины XIX в. литературным символом свободы и молодости. Уже у П. А. Вяземского в стихотворении "К партизану-поэту" (1814):
Дар благодарный, дар волшебный
Благословенного Аи
Кипит, бьёт искрами и пеной! -
Так жизнь кипит в младые дни!
Антон Дельвиг также упоминает Аи:
Завернувшись, мы уйдем
И за мрачными брегами
Встретясь с милыми тенями,
Тень Аи себе нальем.
В зрелом возрасте другие символы:
А. С. Пушкин «Евгений Онегин»:
К Аи я больше не способен;
Аи любовнице подобен
Блестящей, ветреной, живой,
И своенравной, и пустой...
Но ты, Бордо, подобен другу,
Который, в горе и в беде,
Товарищ завсегда, везде
Ассоциации Аи со свободой были столь велики, что в 1826 году цензор запретил стихотворение Е. А. Баратынского «Пиры», увидев в сравнении вина с «гордым умом, не терпящим плена» намёк на декабрьское восстание.
К началу XX века Аи стало символизировать утонченную, богемную атмосферу:
А. А. Блок «В ресторане»:
Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, аи.
Во второй половине XX века в качестве одного из символов русской культуры упоминает Аи Т. Кибиров («Послание Л.С.Рубинштейну»). Для Е. Евтушенко Аи становится символом ушедшей эпохи.
«Памяти Ахматовой»:
Забыли пальцы холодок "Аи",
и поцелуи в Ницце, Петербурге
Источник
Даже радостно, до чего у нас грамотный читатель. Надеется, промашка вышла.
Нет, знаю, что цитирую Александра Блока, хоть думаю об Александре Пушкине.
У нас в Одессе всегда так было: думали про одно, говорили другое, а писали…
Так вот, Александр Пушкин, вспоминая в «Онегине» одесские похождения, предвосхитил блоковские строки:
«…Как зашипевшего Аи
Струя и брызги золотые…»
Ни Петербург Александра Блока, ни
Одессу Александра Пушкина
невозможно представить без
французского шампанского,
как и сегодняшний наш город
без Французского бульвара,
где, кажется, до сих пор ощу-
тим запах шампанского Генри
Редерера из Реймса…
А впрочем, только ли шампа-
нскими винами обязана Одесса
французам?..
Перенесемся в конец ХХ века.
Сижу в редакции «Вечерки»,
дверь без стука открывается,
и буквально влетает в кабинет
небольшой,
худенький человек.
- Здравствуйте! Я месье Вадон!
Сказано это было так многозначительно, что я меньше бы удивился, услышав - здравствуйте, я - дюк де Ришелье.
- Сын лейтенанта Шмидта? - переспросил я с усмешкой.
Гость обиделся.
- Ва-дон! Вадон - говорю я вам. А мне сказали, вы знаток Бабеля. Мой отец учил Бабеля французскому языку, притом так учил, что первые рассказы Бабель писал не на древнееврейском или идиш, не на украинском или русском, а по-французски… К сожалению, литератор их впоследствии уничтожил… Признаюсь, я почувствовал некоторое удовлетворение.
- А к вам я пришел не как оркестрант украинского театра, а создатель секции потомков французов, прославивших наш город. Записывайте, - настойчиво сказал он, - нужно искать потомков, еще лет сто, и мы многих недосчитаемся…
Тогда я улыбнулся и не стал вести записи. А сейчас пожалел. С кого бы начал господин Вадон? Конечно же, с Арманда Эммануила дю Плесси герцога де Ришелье и де Фронсак, которого в Одессе «по-свойски» привыкли называть просто дюком. Назначив 8 октября 1802 года Ришелье градоначальником Одессы, Александр I дал ему самые обширные полномочия. И герцог сделал все, чтобы и Одесса, и Новороссия расцвели. Одна деталь, описанная самим Ришелье: «Когда я в 1803 году прибыл в Одессу, то насилу мог в течение 6 недель достать для себя одну дюжину самых простых стульев, причем мне пришлось выписать их из Херсона; в 1813 году из Одессы в Константинополь было отправлено мебели на 60 000 рублей, причем она была не хуже той, которая изготовляется в Москве или Петербурге».
О дюке пишут и будут писать исследования и романы. Невозможно в короткой статье перечислить заслуги Ришелье перед Одессой, хоть я, как ни парадоксально, выделил бы дело, которое он не успел завершить, так как Франция призвала его в Париж на пост премьер-министра. А начатое дело - хлопоты о порто-франко, о свободной беспошлинной торговле. Указ был подписан уже при его друге и преемнике графе Александре Ланжероне, еще одном французе, отдавшем силу и душу нашему городу. Нужно ли удивляться, что в Одессе есть памятник дюку де Ришелье, Ришельевская и Ланжероновская улицы, Дюковский сад и пляж «Ланжерон»…
Город развивался со скоростью, немыслимой в те годы в России, удивлявшей Европу. Естественно, сюда стремятся предприимчивые, активные люди. Все тот же Александр Пушкин в романе запечатлел ресторатора Отона. Кстати, внук Отона, став архитектором, немало построил в городе, в частности, дворец князя Гагарина, ныне Литмузей. Пушкин дружил с литератором, историком и негоциантом Шарлем Сикаром.
Первые банковские дома принадлежали в Одессе Фурнье, Жома и Рено. Барон Рено владел и домом на нынешней Ришельевской, в котором жил Пушкин. Одесский коммерческий суд возглавлял граф де Сен При, коммерцией с Европой занималась фирма Франже. Ну, и производство, без которого и стульев не построишь. Среди самых первых заводов Одессы - стеариновых свечей (Ж. Питансье), ваксы (А. Жако), мыла (Лабер), пудры (Пишон). Между прочим, и здесь выручает городская топонимика - Пишоновская улица сквозь 200 лет пронесла память о покорителе женских сердец и носов…
Кстати, стулья, которыми так доволен был Ришелье, собирали у Пюже. Не это ли подтолкнуло В. Катаева подарить сюжет о двенадцати стульях Ильфу и Петрову, впрочем, это не более, чем шутка, так как не меньше сюжетов давала паровая мельница французского фабриканта Ж. Гамма… Еще в годы пребывания Ришелье, а он озабочен был проблемами образования, в Одессе существовали два частных пансиона француза Вольсея, которые стали основой создания Ришельевского лицея. Его первым директором был француз, друг Ришелье - аббат Николь…
Можно ли представить себе Одессу без прессы? Но первая газета здесь печаталась по-французски «Messager de la Russie Meridionale, ou Feuill comerciale». А когда в 1827 году начал выходить «Одесский вестник», то и он печатался на двух языках - французском и русском. Как не вспомнить, что Пушкин жаловался в письмах, что в лавках лишь французские книжки, русских не найдешь, и требовал от друзей, чтобы снабжали его альманахами и книгами.
Ошибочно думать, что тема - французы в Одессе - исчерпывается началом XIX века. Кто только из известных французских писателей не вводил наш город в свои книги - и Жюль Верн (не бывавший в Одессе) и Сименон (дважды проходивший Одессу на своей яхте) и Луи Арагон (живший с Эльзой Триоле в «Красной»), и Аллен Боске, родившийся в Одессе, но писателем ставший во Франции. А разве можно забыть, что в годы гражданской войны Одесса была «оккупирована» французами. Ненадолго. Почти опереточно. Но был в нашей истории еще один эпизод в стиле романов Дюма-отца: некто Андро де Ланжерон (так он себя величал), которого французы по наивности назначили генерал-губернатором края. Андро вскоре бежал за французской эскадрой. А в Одессу недавно приезжал потомок настоящего графа Ланжерона, с ним гулял по Ланжероновской краевед Олег Губарь, показывал угол Ришельевской, где некогда был заложен первый одесский дворец.
Но все же начали мы свой «рассказ несвязный», пользуясь словами А.С. Пушкина с Аи, с шампанского - такого же символа Франции, как импрессионизм, мушкетеры, кафешантан. Во времена Пушкина в Одессу Аи привозили. Сто десять лет Одессу украшает Французский бульвар, где шампанское стало продуктом «местного производства».