"Это - не коньяк!" Проанализируй клопа, прежде чем его давить.
При моём крайне скептическом отношении к Институту Динамического Консерватизма (Знающие меня согласятся, что я к 95% вещей и людей отношусь скептически: опыт-с!), статья крайне любо-путная.
«Новый 1968 год»: мировоззренческое содержание и механизмы революций 2.0
(доклад Изборскому клубу)
Авторы: Константин Черемных, Маринэ Восканян
Под редакцией А.Б. Кобякова
Декабрь 2013 г.
Феноменология нового бунта
1.1. Общие характеристики
«Эпидемия» протестных движений, начавшаяся в январе 2011 года так называемой Арабской весной, имела существенные отличия от цепи «цветных революций» 1999-2005 гг. Во-первых, возгорание массового бунта не было обязательно приурочено к выборам; во-вторых, символика была не индивидуальной, а единой; в-третьих, вожди «революции социальных сетей» не сменили свергнутых «тиранов», а стали «калифами на час». Ещё одним отличием «эпидемии революций» стало распространение массовых протестов не только в другие регионы третьего мира, но и в страны Запада. Это усиливало впечатление в мировом, особенно молодёжном общественном мнении, что новый бренд революций - это спонтанное, «анонимное» выражение протеста, а не продукт единого внешнего замысла.
По масштабу, политическим и экономическим последствиям протестные кампании неравнозначны. В тех странах Ближнего Востока, где рухнули прежние режимы и воцарилась либо старая оппозиция, либо вооружённые группировки и племена, новая власть неустойчива, прибыльные отрасли потеряли инвестиции, резко снизились доходы государств и вместе с ними - ранее планировавшиеся проекты развития, а «долговая петля» усугубила внешнюю политическую и экономическую зависимость. Бунты в Афинах, Лондоне, Дублине, затем серия массовых кампаний под логотипами Occupy (США, Великобритания, Ирландия, Израиль, Турция) или Indignados (Испания, Мексика) играют роль эффективного катализатора или модулятора легального политического процесса: на одних политиков оказывается давление, другие получают «фору». Наконец, те же социальные сети, через которые распространялись вышеназванные протесты, создают в странах ЕС «новорождённые» легальные партии, переписывающие политическую карту этих стран. В Италии эффект «палки в колеса», произведённый новоиспеченным движением «Пять звезд» комика Беппе Грильо, сопоставим по политическим и экономическим эффектам с кризисом 1992 года.
В то же время, при всей неоднородности масштаба и эффекта, все вышеназванные протестные движения имеют общие признаки:
а) преобладание безработной молодёжи и фрустрированного кризисом среднего класса в протестной массе;
б) беспрецедентно быстрое распространение;
в) использование организаторами социальных сетей;
г) отсутствие иерархии («революция без вождей»);
д) вовлечение интеллектуалов-гуманитариев, иногда в качестве «знаменосцев» (Алаа аль-Асвани в Египте, Майкл Мур и Наоми Кляйн в США и др.);
е) интернационализация революционных брендов.
Мобилизующие стимулы массовой активности также универсальны; в медиасреде воспроизводятся сходные мифологемы, рассчитанные на трансляцию простых эмоций:
а) социальной зависти - версии о несметных богатствах лидера-мишени, его семьи, окружения и (или) правящей политической структуры;
б) отвращения - о поведении лидера-мишени, несовместимом с декларируемыми убеждениями и бытовой моралью;
в) презрения - о недостойной личной зависимости от родственников, спонсоров, о позорном бегстве с награбленным, о постыдной болезни;
г) этнорелигиозного гнева - о скрываемом происхождении лидера-мишени, о его зависимости от исторически и культурно враждебной общности или государства;
д) ненависти к опорным институтам режима («машине репрессий»).
Общие признаки имеет и семантическая (знаковая) сторона протестных действий:
1) сквозные символы, внушающие противнику угрозу неопределенностью (анонимностью) наступающей стороны и непредсказуемостью ее действий: маска Гая Фокса, знак вопроса вместо лица);
2) сквозной образ раскрепощения ранее длительно подавленных побуждений (гражданских, экспрессивно-личностных, сексуальных) - распускающийся цветок, вьющаяся лента (strip), мажорные цвета и образы, ассоциируемые с весной, расцветом;
3) статические и динамические эпатажные образы вызывающего и оскорбительного характера, выражающие презрение и отказ от подчинения;
4) образная семантика, «славящая» инструменты возбуждения, радикализации и массовой активности - слово EGYPT, составленное из логотипов IT-компаний;
5) сквозная сигнальная семантика - наименование движений по датировке первого успешного выступления (с созданием ореола мучеников вокруг пострадавших), названия акций и ритм их чередования.
Главы государств и правительств, ставшие объектом нового бунта, угадывают в его организации роль спецслужб мировых держав. Действительно, связи организаторов с внешними или наднациональными центрами влияния повсеместны, и это ещё одна общая черта описываемых событий. Однако предпринимаемые в ответ административные меры чаще дают незначительный и временный эффект, поскольку новый бунт - нечто большее, чем просто цепь подрывных операций. Ставки «революции 2.0» выше, чем в обычной конкуренции держав и ведомств; они бросают вызов не лицам и структурам, а ценностям и смыслам, составляющим фундаменты цивилизаций. И следовательно, адекватный ответ на него может быть только системным, смыслозащищающим и смыслостроительным.
Взял по наводке kubkaramazoff
«Новый 1968 год»: мировоззренческое содержание и механизмы революций 2.0
(доклад Изборскому клубу)
Авторы: Константин Черемных, Маринэ Восканян
Под редакцией А.Б. Кобякова
Декабрь 2013 г.
Феноменология нового бунта
1.1. Общие характеристики
«Эпидемия» протестных движений, начавшаяся в январе 2011 года так называемой Арабской весной, имела существенные отличия от цепи «цветных революций» 1999-2005 гг. Во-первых, возгорание массового бунта не было обязательно приурочено к выборам; во-вторых, символика была не индивидуальной, а единой; в-третьих, вожди «революции социальных сетей» не сменили свергнутых «тиранов», а стали «калифами на час». Ещё одним отличием «эпидемии революций» стало распространение массовых протестов не только в другие регионы третьего мира, но и в страны Запада. Это усиливало впечатление в мировом, особенно молодёжном общественном мнении, что новый бренд революций - это спонтанное, «анонимное» выражение протеста, а не продукт единого внешнего замысла.
По масштабу, политическим и экономическим последствиям протестные кампании неравнозначны. В тех странах Ближнего Востока, где рухнули прежние режимы и воцарилась либо старая оппозиция, либо вооружённые группировки и племена, новая власть неустойчива, прибыльные отрасли потеряли инвестиции, резко снизились доходы государств и вместе с ними - ранее планировавшиеся проекты развития, а «долговая петля» усугубила внешнюю политическую и экономическую зависимость. Бунты в Афинах, Лондоне, Дублине, затем серия массовых кампаний под логотипами Occupy (США, Великобритания, Ирландия, Израиль, Турция) или Indignados (Испания, Мексика) играют роль эффективного катализатора или модулятора легального политического процесса: на одних политиков оказывается давление, другие получают «фору». Наконец, те же социальные сети, через которые распространялись вышеназванные протесты, создают в странах ЕС «новорождённые» легальные партии, переписывающие политическую карту этих стран. В Италии эффект «палки в колеса», произведённый новоиспеченным движением «Пять звезд» комика Беппе Грильо, сопоставим по политическим и экономическим эффектам с кризисом 1992 года.
В то же время, при всей неоднородности масштаба и эффекта, все вышеназванные протестные движения имеют общие признаки:
а) преобладание безработной молодёжи и фрустрированного кризисом среднего класса в протестной массе;
б) беспрецедентно быстрое распространение;
в) использование организаторами социальных сетей;
г) отсутствие иерархии («революция без вождей»);
д) вовлечение интеллектуалов-гуманитариев, иногда в качестве «знаменосцев» (Алаа аль-Асвани в Египте, Майкл Мур и Наоми Кляйн в США и др.);
е) интернационализация революционных брендов.
Мобилизующие стимулы массовой активности также универсальны; в медиасреде воспроизводятся сходные мифологемы, рассчитанные на трансляцию простых эмоций:
а) социальной зависти - версии о несметных богатствах лидера-мишени, его семьи, окружения и (или) правящей политической структуры;
б) отвращения - о поведении лидера-мишени, несовместимом с декларируемыми убеждениями и бытовой моралью;
в) презрения - о недостойной личной зависимости от родственников, спонсоров, о позорном бегстве с награбленным, о постыдной болезни;
г) этнорелигиозного гнева - о скрываемом происхождении лидера-мишени, о его зависимости от исторически и культурно враждебной общности или государства;
д) ненависти к опорным институтам режима («машине репрессий»).
Общие признаки имеет и семантическая (знаковая) сторона протестных действий:
1) сквозные символы, внушающие противнику угрозу неопределенностью (анонимностью) наступающей стороны и непредсказуемостью ее действий: маска Гая Фокса, знак вопроса вместо лица);
2) сквозной образ раскрепощения ранее длительно подавленных побуждений (гражданских, экспрессивно-личностных, сексуальных) - распускающийся цветок, вьющаяся лента (strip), мажорные цвета и образы, ассоциируемые с весной, расцветом;
3) статические и динамические эпатажные образы вызывающего и оскорбительного характера, выражающие презрение и отказ от подчинения;
4) образная семантика, «славящая» инструменты возбуждения, радикализации и массовой активности - слово EGYPT, составленное из логотипов IT-компаний;
5) сквозная сигнальная семантика - наименование движений по датировке первого успешного выступления (с созданием ореола мучеников вокруг пострадавших), названия акций и ритм их чередования.
Главы государств и правительств, ставшие объектом нового бунта, угадывают в его организации роль спецслужб мировых держав. Действительно, связи организаторов с внешними или наднациональными центрами влияния повсеместны, и это ещё одна общая черта описываемых событий. Однако предпринимаемые в ответ административные меры чаще дают незначительный и временный эффект, поскольку новый бунт - нечто большее, чем просто цепь подрывных операций. Ставки «революции 2.0» выше, чем в обычной конкуренции держав и ведомств; они бросают вызов не лицам и структурам, а ценностям и смыслам, составляющим фундаменты цивилизаций. И следовательно, адекватный ответ на него может быть только системным, смыслозащищающим и смыслостроительным.
Взял по наводке kubkaramazoff