Философ с окраины - Александр Потебня
ФИЛОСОФ С ОКРАИНЫ23 сентября 2013 12:22
22 сентября 1835 года в селе Гавриловка Полтавской губернии родился Александр Потебня. Этого выдающегося теоретика лингвистики, члена-корреспондента Императорской Санкт-Петербургской академии наук, по принятой на его родине трактовке, относят к украинским учёным, его имя носит Институт языкознания НАН Украины.
Александр Потебня не был классическим лингвистом - его творчество насквозь философично. Свои изыскания Потебня начал с поисков ответов на вопросы, поставленные немецкой философией и филологией, в первую очередь Вильгельмом фон Гумбольдтом. Главный из них - о соотношении языка и мышления. Потебня словно предвидел именно те коллизии, что будут волновать последующие поколения гуманитариев. Отсюда непризнание его трудов некоторыми коллегами, но отсюда же поразительная актуальность этих трудов для науки XX и XXI веков.
Мысли Потебни, высказанные им в самой общей форме и «по ходу дела», произведут переворот сразу в нескольких областях знания. Он стоял у истоков современных подходов к исторической грамматике, исторической диалектологии, семасиологии, этно- и социолингвистике, фонетике. Его концепция истории языка резко выделяется на фоне других теорий. Основной её принцип - всепроникающая семантичность. Потебня выявлял, реконструировал эволюцию значений, в этом пафос его научной деятельности.
Исследования Александра Афанасьевича в области символики языка и художественного творчества перекликаются с идеями теоретиков символизма. У Андрея Белого это «мистика слова», «теургическая функция искусства». У Валерия Брюсова - поэтическое произведение как синтетическое суждение. У Вячеслава Иванова - связь поэзии и фольклора.
Внутренняя форма слова
С детства он владел в совершенстве и украинским, и русским, и это двуязычие имело для него принципиальное значение. «Потебня, - пишет его ученик Дмитрий Овсянико-Куликовский, - был коренной и, можно сказать, типичный малоросс, из мелкопоместных дворян Полтавской губернии».
Первые записи украинских народных песен он сделал ещё семнадцатилетним от своей тёти Прасковьи Ефимовны Потебни. В послании чешскому слависту Альфреду Патере от 11 декабря 1886 года учёный признал: «Обстоятельствами моей жизни условлено то, что при научных моих занятиях исходной точкой моей, иногда заметной, иногда незаметною для других, был малорусский язык и малорусская народная словесность. Если бы эта исходная точка и связанное с ней чувство не были мне даны, и если бы вырос вне связи с преданием, то, мне кажется, едва ли я стал бы заниматься наукой».
Увлечению фольклором способствовала общая обстановка 50-60-х годов XIX века - дух демократии, движение народничества, рост национального самосознания в Малороссии, обращение к истокам. В России активно обсуждаются идеи Канта и Гегеля, переводятся сочинения Гумбольдта. Тогда же зарождается специфическая синтетичность и философичность научного подхода, одним из выразителей которого и явился Потебня.
Гимназию в провинциальном польском городе Радоме юный Александр окончил не только с отличием, но и с прекрасным знанием польского, немецкого и латыни. В 1851 году Потебня поступил на юридический факультет Харьковского университета, с которого через год перевёлся на историко-филологический. В 1861-м защитил магистерскую диссертацию «О некоторых символах в славянской народной поэзии». Командированный год спустя министерством просвещения за границу, осваивал санскрит в Берлинском университете, а затем, в ходе поездки по славянским странам, чешский, словенский и сербохорватский языки. На мировоззрении Потебни отразилась трагическая судьба его родного брата Андрея, офицера русской армии, активного члена «Земли и воли», погибшего во время Польского восстания 1863 года. Полученный тогда нравственный заряд учёный сохранил до конца жизни, постоянно испытывая настороженное отношение к себе со стороны властей.
Потебня считается основателем субъективно-психологического направления в русском литературоведении и языковедении. Будучи агностиком, он отрицал возможность познать сущность вещей, воспроизвести реальность в поэтических образах. По его убеждению, познание имеет дело с хаосом чувственных ощущений, нуждающихся в систематизации. «Только понятие, а вместе с тем и слово, как необходимое его условие, вносит идею законности, необходимости, порядка в тот реальный мир, которым человек окружает себя и который ему суждено принимать за действительный», - заявлял Потебня.
Следуя Гумбольдту, он видел в языке мощный механизм, порождающий мысль. Идеи немецкого коллеги конкретизированы им в учении о «внутренней форме» слова.
Потебня выделяет в слове три составных элемента: внешнюю форму или звучание, значение или семантику, наконец, внутреннюю форму, то есть образ. Скажем, термин «окно», помимо четырёхбуквенного сочетания знаков и понятия о застеклённом проёме стены, содержит представление об «оке» (глазе). Или, например, у слова «стол» сохраняется образная связь со «стлать». Это ближайшее этимологическое значение слова, осознаваемое носителями языка.
Анализируя символы народной поэзии, учёный делает вывод, что потребность восстанавливать забываемую внутреннюю форму и побуждала людей к созданию этих символов. Калина стала символом девицы потому же, почему девица названа красною, - по единству основного представления огня-света в словах «девица», «красный», «калина».
От слова как простейшего поэтического произведения Потебня переходит к тропам, к синекдохе, к эпитету и метонимии, к метафоре, к сравнению, а затем к басне, пословице и поговорке. Здесь присутствуют те же три элемента: звучание, семантика и образ. Рационалист Потебня верил, что поэзия восполняет несовершенство научной мысли, обнаруживает недостижимую для аналитического знания гармонию мира.
Панрусист
В Киеве, на улице Михаила Грушевского, расположен «Iнститут мовзнанства iменi О.О. Потебнi». На Украине за Александром Афанасьевичем закреплён официальный статус «крупного теоретика украинской лингвистики». На сайте Национальной библиотеки имени Вернадского об учёном читаем следующее: «В условиях жестокого притеснения царизмом малейших проявлений всего национального О. Потебня постоянно возвращался к истории украинского языка и литературы, к истокам устного народного творчества».
Потебня был патриотом родной земли, но скептически относился к идее о самостоятельности украинского языка и к разработке его как литературного. Он рассматривал русский язык как единое целое - совокупность великорусских и малорусских наречий, а общерусский литературный язык считал достоянием не только великороссов, но и белорусов и малороссов в равной степени.
«Приверженность к русской литературе, - вспоминает Дмитрий Овсянико-Куликовский, - была у него частным выражением общей его приверженности к России как к политическому и культурному целому. Знаток всего славянства, он не стал, однако, ни славянофилом, ни панславистом, невзирая на всё сочувствие развитию славянских народностей. Но зато он, несомненно, был и по убеждению, и по чувству «панрусистом», то есть признавал объединение русских народностей - великорусской, малорусской и белорусской - не только как исторический факт, но и как нечто долженствующее быть, нечто прогрессивно-закономерное, как великую политическую и культурную идею».
Потебня не признавал сам термин «Украина». Это явствует из примечания к его «Заметкам о малорусском наречии»: «К слову, замечу ошибочность утверждения, основанного якобы на Ипатьевской летописи, будто южнорусский народ ещё в XIII веке называл свою страну Украиной. Всякая крайняя от чего-нибудь земля называлась Украиной, и потому в Ипатьевской летописи упоминается несколько украин: украина Переславская, украина Галицкая, украина от Лядской земли... Да и теперь это слово имеет по преимуществу нарицательное значение. На Украине, то есть в Полтавской губернии, или в бывших слободских полках мы встретим, например, бабу-«украинку», названную так потому, что долго ходила на заработки «на вкраину», то есть куда-нибудь дальше на Юг, к Одессе, на Черноморье, в Ставрополье».
Не прошёл учёный и мимо теории о финно-угорском, неславянском происхождении великороссов, которую в конце 1850-х годов выдвинул польский историк Франтишек Духинский. Комментарий Потебни находим в его статье «Язык и народность», опубликованной в сентябре 1895-го в журнале «Вестник Европы»: «Мнение, что великорусские племена со стороны языка своим существованием обязаны влиянию финнов, остаётся ложным, так как при нынешних средствах языкознания в грамматическом строе великорусских наречий не может быть открыто никаких следов посторонних влияний».
Как заметил славист Ватрослав Ягич, Потебня «сохранил прекрасную научную объективность» и в вопросах диалектного членения, чреватых политическими разногласиями, был «самым трезвым исследователем малорусским».
«Оригинальнейший исследователь»
Труды Потебни в области русского синтаксиса легли в основу его докторской диссертации «Из записок по русской грамматике». При жизни Александра Афанасьевича была опубликована лишь часть этих материалов, составивших позднее четырёхтомник; в 1874 году вышли два тома: первый в Воронеже, второй в Харькове. С 1875-го Потебня - профессор Харьковского университета, и тогда же его избрали членом-корреспондентом Императорской Санкт-Петербургской академии наук по Отделению русского языка и словесности.
Потебня - глава целой школы в изучении проблем русского и славянского синтаксиса. Его разработки, базирующиеся на многих памятниках древнерусской письменности, ни на йоту не утратили свою актуальность и научное значение. Их сила в том, что как этимолог Потебня уделял решающее внимание смысловой, семантической стороне языка. Кстати, благодаря именно этимологии, вскрывающей первичную мотивированность слов, языкознание называют «лопатой истории».
В 1878 году научный журнал «Филологические записки» опубликовал работу Потебни «Слово о полку Игореве. Текст и примечания». Автор признаёт «Слово» сочинением личным и письменным, не верит, что оно было создано по готовому византийско-болгарскому или иному шаблону. «Мы не знаем другого древнерусского произведения, до такой степени проникнутого народно-поэтическими элементами, как «Слово», - отмечает Потебня, иллюстрируя свою позицию множеством параллелей из славянской народной поэзии. Он объясняет тёмные места памятника, относит некоторые его мифологические мотивы к периоду не позже конца XII века.
Следуя своей общей рационалистической концепции, Потебня видит в мифологии первый и необходимый этап в эволюции познания мира. С его точки зрения, мифологическое мышление отличалось от последующих форм тем, что в нём ещё не произошло отделения образа вещи от самой вещи, объективного от субъективного, внутреннего от внешнего. С теорией мифа Потебни непосредственно связаны его исследования в области фольклорной символики.
Они пересекаются с деятельностью знаменитого филолога Фёдора Буслаева, с которым Александр Афанасьевич познакомился в 1869 году на первом Археологическом съезде в Москве. Оба представляли язык как третью реальность, стоящую между миром и человеком. Оба подчёркивали практический и познавательный характер языческих верований. Их объединял этнографизм, внимание к явлениям народного быта - обрядам, обычаям.
При этом Потебня полемизировал с идеями Буслаева о неразвитости славянской мифологии. Как никакой другой учёный XIX века он защищал язычество, которое, по существу, отождествлял с народным творчеством. Спор между этими двумя титанами был исполнен благородства, о чём свидетельствует послание Буслаева Потебне от 6 ноября 1873 года: «Вы пишете, что уважение к авторитету не исключает полемики. Я скажу ещё более. Всякая живая идея потому и плодотворна, что зарождает массу новых идей, которые и должны относиться к ней полемически, чтобы идти вперёд. Семя должно пустить в землю корни и само уничтожиться, чтобы дать цветущие побеги».
Потебня-преподаватель замечательно представлен в воспоминаниях, оставленных одним из последних его слушателей в Харьковском университете, неким Р.И. Каширениновым.
«Перед началом лекции Александра Афанасьевича, - пишет Каширенинов, - мы ставили профессорское кресло перед самыми скамьями, но никто не решался садиться против него: ведя свою беседу, Александр Афанасьевич обращался к кому-нибудь из слушателей, и трудно было выдерживать его острый, проницательный взгляд. Медленно, видимо вновь продумывая каждое положение и взвешивая каждое слово, читает он свои выводы и тотчас же приводит целые ряды примеров или, вернее, частных случаев, на основании которых им сделано обобщение.
Объяснение и перевод нерусских, церковнославянских, древнерусских образцов делают слушатели. Затрудняет их какая-нибудь форма слова, тут же приводится целое исследование морфологическое или этимологическое, причём затрагиваются философские и психологические вопросы, призывается на помощь история, данные быта, не обходится ни одна область знания».
Осенью 1890 года у Потебни обострился хронический бронхит. Не желая лишать студентов своих лекций, учёный приглашал их к себе на дом и читал из третьей части «Записок по русской грамматике». Он скончался 29 ноября 1891 года. По отзыву слависта Владимира Ламанского, «глубокомысленный, оригинальнейший исследователь русского языка, Потебня принадлежал к весьма малочисленной плеяде самых крупных самобытных деятелей русской науки».
Георгий Степанов
Эхо планеты, № 35, 2013