На русский язык переведён мировой бестселлер - книга американского психолингвиста Стивена Пинкера«Язык как инстинкт». Бестселлер в самом серьёзном смысле этого слова. Эта книга повествует о последних достижениях психолингвистики, науки, родившейся не так давно. Её основоположником считается самый знаменитый лингвист современности американец Ноам Хомский, создавший трансформационно-генеративную грамматику - свод правил или Óниверсальную грамматику, на которой основаны все естественные языки - английский, русский, суахили и так далее. Научная «платформа» Хомского считается в США общепризнанной, а у нас, в России, она малоизвестна. На пространстве СНГ по трансформационной грамматике защищена всего одна диссертация, да и то на Украине. Хотя именно на работах Хомского и основателя общей семантики графа Альфреда Коржибского построена психотехника известного во всём мире нейролингвистического программирования.
Стивен Пинкер в своей книге рассказывает о некоторых идеях школы Хомского, которые могут радикально изменить мировоззрение читателя.
- Вы ведь не считаете, что у человека вырастают руки и ноги потому, что он практикуется в беге и гимнастике? - спрашивает он. - Точно так же и язык является врождённой способностью человека, он в нас заложен генетически.
Это одна из ключевых идей теории Хомского. Много было споров и дискуссий на эту тему на протяжении всего прошлого века. Но после того как генетики идентифицировали и расшифровали участки генома в человеческой ДНК, отвечающие за некоторые дефекты речи и в целом за афазию (утрату способности говорить), осталось подождать, видимо, совсем немного, когда будет найден и расшифрован весь генетический код, благодаря которому мы обладаем даром речи.
А вот как быть с мыслекодом, в существовании которого уверены и Хомский, и его ученики?
Ноам Хомский считает, что мышление и язык - не одно и то же. Что существуют ментальный код (мыслекод) и ментальная грамматика, которая ничего общего не имеет с универсальной грамматикой языка.
Что они собой представляют, эти ментальные шифры или коды человеческого сознания? Американские психолингвисты пока в этом не разобрались. Весь XX век шли философские споры на эту тему. И конца им не видно.
Рецензия на книгу Стивена Пинкера. "Язык как инстинкт." В.С. Фридман
Стивен Пинкер. Язык как инстинкт. М.: Едиториал УРСС, 2004. 456 с.
Перевод с англ. Е.В.Кайдаловой под общей редакцией В.Д.Мазо.
М.В.Фридман, В.С.Фридман
ВНИИ “Генетика”, Биологический ф-т МГУ.
Начать надо с того, что книгу С.Пинкера “Язык как инстинкт” стоит прочитать. Её автор - известный американский психолингвист, профессор факультета психологии Гарвардского университета - честно предупреждает читателя в предисловии о своём желании обойтись без пустых банальностей и предлагает плотный, насыщенный текст, который касается множества проблем, связанных с языком.
В своё время американский детский психолог Уоллес Диксон-мл. опросил членов общества исследований детского развития (Society for Research in Child Development) для выявления наиболее революционных исследований в детской психологии. По наибольшему согласию упоминаний Диксон выявил 20 авторов “самых революционных” идей от Льва Выготского до Ури Бронфенбреннера и затем написал о них прекрасную книгу (переведённую и на русский).
Пинкера в этом Тор 20 нет (есть Ноам Хомский - создатель парадигмы, в которой работает Пинкер), но в рассказе о трёх из двадцати революционных открытий потребовалось изложить его работы. Это означает, что найденные им факты останутся в составе наших знаний о языке независимо от научных революций, изменяющих теорию. Книга содержит замечательные и бесспорные факты, интересные, но совсем не бесспорные интерпретации. Наша задача - рассказ о первых и анализ вторых.
Пинкер убедительно доказывает, что почти все говорящие на родном языке, даже те, кто ложит вместо того, чтобы класть, при этом неосознанно придерживаются (на всех уровнях - от видоизменений отдельных звуков в разных словах до построения целых предложений) чёткой системы правил. Эта система правил отличается для носителей разных языков (и несколько отличается для носителей разных диалектов и жаргонов). Но при этом между отдельными правилами существуют сильные корреляции, например, если в предложении выдерживается порядок слов ПОДЛЕЖАЩЕЕ-СКАЗУЕМОЕ-ДОПОЛНЕНИЕ, то предлоги предшествуют дополнению, если же порядок слов ПОДЛЕЖАЩЕЕ-ДОПОЛНЕНИЕ-СКАЗУЕМОЕ, то слова, аналогичные предлогам по функции (послелоги) будут следовать за дополнением.
Некоторые из этих корреляций заставляют лингвистов предполагать, что различные модули, из которых, как дерево из ветвей, сложено предложение (именные, глагольные и др. группы) организованы в определённым языке аналогичным друг другу образом.
Например, у каждой такой группы-модуля есть вершина, которая даёт ей название и определяет её содержание. “Лиса в носках пришла в магазин”. “Лиса в носках” - это про лису, а не про носки, поэтому “лиса в носках” требует согласования с “пришла”, но никак не с “пришли”. “На стене висел красивый портрет Мэри”. “Портрет Мэри” может быть “красивым”, но никак не “красивой”. Если глагол в глагольной группе стоит перед дополнением (“есть мясо”), как в английском языке, то и в других таких группах ведущее слово-вершина группы занимает начальную позицию в своей группе. Если дополнение стоит после глагола, как в японском языке (“суши есть”), то и в других таких группах ведущее слово занимает конечную позицию. Таким образом, достаточно исходить из определённых сверхправил, чтобы ознакомившись с небольшим количеством предложений выбрать именно те правила, которые которыми руководствуется данный язык (Пинкер сравнивает это с переключением рубильника в нужное положение).
Поэтому неудивительно, что соответствующим правилам следуют уже дети дошкольного возраста, которые никак не могли познакомиться с полным набором различных моделей предложений. .Дети следуют им даже несмотря на то, что взрослые не придают значения грамматической правильности их речи. Более того, дети родителей, говорящих на ломаных языках типа пиджинов, быстро превращают эти языки в креольские, вновь обретающие собственную систему правил.
Выделять и согласовывать вышеупомянутые модули бывает непросто, особенно если поверхностная структура предложения сильно трансформирована - самые обычные случаи - использование страдательного залога или сложноподчинённых предложений со словом “который”. Тем не менее, похоже, что, воспринимая речь, именно таким выделением и согласованием люди и занимаются. Например, предъявляется предложение: “Полицейский увидел мальчика, которого собравшиеся на вечеринку обвинили в преступлении”. Глубинная структура этого предложения предполагает, что собравшиеся обвинили мальчика в преступлении, “мальчика” тут- дополнение к “обвинили”. Поэтому при появлении в предложении мальчика испытуемые начинают ожидать появления того слова, к которому “мальчика” является дополнением, и облегчённо вздыхают после появления слова “обвинили”, обнаружив, что оно с этим дополнением вполне согласуется. “Облегчённо вздыхают” тут - не метафора, пока испытуемые ждут появления слова “обвинили” они медленнее замечают сигналы извне, а их ЭЭГ показывает результаты напряжения.