Как говорят в Буэнос-Айресе
Владимир Резниченко
Игра в слова
Как говорят в Буэнос-Айресе,
Когда в чужую землю
придешь издалека,
не выясняй названий
ни птицы, ни цветка,
садясь в челнок, не спрашивай,
куда течет река...
Скажу сразу: этому мудрому совету аргентинского поэта Конрадо Нале Роксло (1898-1971) я, приехав в Буэнос-Айрес, не последовал. Наоборот, тут же стал задавать разнообразные вопросы. Например: где кончается Ла-Плата и начинается Атлантический океан? Интересовало меня, конечно, не только течение речек, но и течение речи. Тем более, что речь эта здесь очень своеобычна.
Начать с того, что в аргентинском языковом потоке то и дело попадаются звуки «ж» и «ш», в испанском литературном произношении начисто отсутствующие. Зато, к примеру, конечное «с», которое по всем правилам должно произноситься, зачастую проглатывается.
Один мой знакомый, неплохо владеющий испанским языком, попав в Буэнос-Айрес, долго выяснял у прохожих, где «калье де Лавалье» (улица, названная в честь одного из главных действующих лиц аргентинской истории XIX в., к тому же славящаяся «самой высокой плотностью кинотеатров на квадратный километр во всей Латинской Америке»). Спрашивал, старательно выговаривая слова, но ответа не получил: его не поняли. А нужно было сказать «каже Лаваже»...
На улице, в лавке, в кафе люди, обращающиеся друг к другу «на ты», употребляют не местоимение «ту», как это следует из грамматики, а старинное «вое» («вы»), которое, если верить изданным в Мадриде словарям, приемлемо лишь при обращении «к Богу, деве Марии, святым» и другим высокорасположенным лицам. Соответственно и глагольные формы, «при-вязываемые» к этому местоимению, совершенно неординарны.
Вл. Резниченко - заведующий корпунктом АПН в Буэнос-Айресе. Статья написана специально для нашего журнала.
Многое из того, что было мною заучено на университетской скамье, по прибытии в Буэнос-Айрес пришлось в спешном порядке забыть. Нам преподавали язык по испанским канонам, испанец же - с его кастильским выговором, непривычной интонацией и неизменным беретом на голове - главный герой здешних анекдотов. А кому хочется выглядеть анекдотически?
Что такое лунфардо
Самих себя местные жители называют не «бонаэренсес» - как вроде бы полагалось, а «портеньос», т. е. «портовые люди». Видно, громоздкое «бонаэренсе», имеющееся в книжном лексиконе, для них неудобоваримо.
В характере портеньо можно выделить немало своеобразных черт. В том числе и такую: он играет словом, как ребенок куклой. При этом придумывает новые слова; мало того, даже изобрел собственный язык, который называется лунфардо.
Впервые о его существовании я узнал два десятка лет назад, когда по заданию редакции сопровождал в поездке по СССР одного аргентинского журналиста. Осматривая Москву, мы как-то натолкнулись на очередь у ларька; люди, подходя к продавщице, сбращались к ней с единственным словом: «Пива!»
- Наконец-то я услышал в России аргентинскую речь! - несказанно обрадовался мой подопечный.
- Какую аргентинскую речь? - не понял я.
- Как какую? Ведь «пива» на лунфардо означает «девушка».
Результаты сделанного им лингвистического «открытия» гость опубликовал на видном месте в одном популярном аргентинском журнале. Портеньос гордятся своим языковым изобретением, как гордились кассилевские мальчики выдуманной ими Швамбранией...
Что же такое лунфардо? В первоначальном, узком смысле слова - это аргентинское воровское арго, в более широком - язык городских низов. Многие слова и выражения проникли в общенародную разговорную речь. Это естественный процесс: ведь язык, живое, непрерывно растущее дерево, берет питающие его соки снизу, порой не из самых чистых пластов.
Исходным материалом для лунфардо послужили слова различного происхождения, в том числе испанского, итальянского, французского, английского. В эпоху, когда рождался городской жаргон (вторая половина прошлого века), Буэнос-Айрес переживал золотую пору иммиграции и представлял собой подлинное смешение «племен и языков». Поэтому этимологические изыскания в области лунфардо чрезвычайно увлекательны.
Возьмем наугад какое-нибудь широко распространенное слово - хотя бы «мина», означающее примерно то же самое, что и «пива». Высказываются противоречивые мнения: то ли оно восходит к итальянскому арготическому «минна» (женщина), то ли к португальскому «менина» (девушка). Но есть и другая точка зрения: «мина» - от испанского «мина» в значении «прииск», т. е. «золотая жила» для мужчины, в особеннссти для эксплуататора-сутенера. Если последняя версия верна, то оказывается, что взрывчатая и капризная аргентинская «мина» - этимологическая родственница «мине» русской (осколочной, фугасной, кумулятивной и т. д.). Ведь оба слова - испанское («шахта», «копи», «прииск») и наше («взрывной снаряд», первоначально «подкоп» для такого снаряда) - происходят от одного и того же латинского корня.
Словарь комиссара полиции
Первый словарь лунфардо появился на свет в 1878 г. Точнее говоря, это был совсем небольшой словарик, и преследовал он цели не лингвистические, а относящиеся к области профилактики преступлений.
«Мы собираемся заняться новым языком, который зарождается в самом чреве Буэнос-Айреса,- писала местная газета «Пренса».- Это... окажет важную услугу читателям, предупредив об опасности, подстерегающей их повсюду - дома и в театре, в трамвае и на улице, в кафе и в церкви. Речь сегодня пойдет о ворах, которых, как известно, в Буэнос- Айресе, по меньшей мере, тысяча...»
Далее «Пренса» сообщала, что «воровское братство имеет свои условные знаки и собственный язык, который позволяет его членам общаться друг с другом на глазах у публики так, чтобы их никто не понимал... Однако у одного полицейского комиссара, ведущего борьбу с ворами, есть словарь... Возможно, нашим читателям будет полезно запомнить некоторые из приводимых выражений с тем, чтобы, услышав их на улице, сразу же принять предохранительные меры в отношении лиц, эти выражения употребляющих».
Ниже в газете следуют выдержки из словаря: «маррока» - «цепочка», «бобо» - «часы», «бенто» - «деньги» и т. д. Хотя первоочередное внимание составители списка уделили названиям предметов, вызывающих нездоровый интерес у преступников, встречаются в нем и выражения другого рода. Например: «дать компота» - «ударить, повалив на землю», или «дать компота с жижицей» - «пырнуть ножом».
...С тех пор о лунфардо - и на лунфардо - издано огромное количество литературы, включая подробные словари, причем не только научные - с этимологией, вариантами слов и примерами из художественных произведений, но и поэтические, написанные рифмованным стихом. Наиболее авторитетными в этой языковедческой области считаются труды лингвиста Хосе Гобельо.
В 1962 г. в Буэнос-Айресе была основана Академия лунфардо, поставившая своей задачей изучать и регистрировать городскую разговорную речь, а также содействовать развитию народного творчества.
Поэт на ярмарке
Каждое воскресенье на столичной площади Доррего устраивается ярмарка антиквариата. И каждое воскресенье среди рядов, забитых китайским фарфором, богемским хрусталем и даже тульскими самоварами, можно увидеть 70-летнего старика в бежевой шляпе и небрежно повязанной бабочке в крапинку. Держа в одной руке стопку книжек, а в другой - кошелек, старик декламирует стихи.
- Говорят, что вы - последний поэт лунфардо,- обращаюсь я к нему.
- Да, я - последний поэт лунфардо,- отвечает он.- И кроме того, единственный поэт в Буэнос-Айресе, который продает свои книги на улицах. Поэт, а не бездельник и пьяница, как утверждают некоторые. И книги мои в несколько раз дешевле, чем те, которыми торгуют в магазинах...
- Правда ли, что лунфардо умирает?
- Действительно, умирает,- уныло соглашается он и тут же спохватывается.- Но обратите внимание: стоит только молодежи собраться где- нибудь в кафе, и лунфардо начинает звучать вновь. Лунфардо - везде, где есть народ, свое лунфардо есть у каждого народа...
Затем Хулио Равассано Санмартино - так зовут бодрого старца - нацарапывает мне автограф на одном из трех, продающихся в комплекте, стихотворных сборников. А когда узнает, что я - прибывший из-за рубежа корреспондент, обрадованно сообщает:
- А вот тут как раз у меня есть стихотворение, посвященное журналистам.
И моментально находит нужную страницу в нужной книжке.
Дома, перелистывая новоприобретенные сборники, я замечаю, что каждое стихотворение в них обязательно кому-нибудь посвящено. Одно - торговцу из табачного киоска, другое - сборщику металлолома, третье - знакомой даме, четвертое - гробовщику, пятое - жене. А на обложках крупным шрифтом набраны строчки, по-видимому, программные:
Я живу, как воробей,
в городе, среди людей.
Жизни университет
выдал мне диплом: «поэт»... и т. д.
Вы можете спросить - а где здесь лунфардо? Или это недостатки перевода? Отвечаю: лунфардо не обладает столь обширным лексиконом, чтобы можно было написать какой-нибудь более или менее пространный текст, не употребляя слов «культурного языка». Как вычислил один из специалистов, наивысший процент употребления лунфардной лексики в литературном произведении - 56%.
Этот рекорд принадлежит репортеру уголовной хроники, а заодно и поэту Фелипе Фернандесу (1889-1929), писавшему под псевдонимом Жакаре («Крокодил»), и зарегистрирован он в знаменитом «Гимне утки» («утка» - «пато» - на лунфардо не «водоплавающая птица», каких здесь почти не встретишь, а «безденежный человек», каковых полно: дело в том, что утка, сколько ни купается, всегда сухая, а «сухой» на местном жаргоне означает то же самое, что на московском «пустой»).
Но вернемся к строчкам, прочитанным мной на обложках купленных книг. Хотя лунфардо в них отсутствует, предпосланный им заголовок - чисто лунфардный. И одно из ключевых слов в этом заголовке - «цалиу» (в оригинале «жека»).
Читатель, не сомневаюсь, поймет, что оно значит, если, проявив терпение, прочтет следующую главку.
Язык наоборот
Одна из составных частей лунфардо - «веере» (или «верре»), т. е. «язык наоборот». Строительный материал для «веере» - слова «нормального» языка или арго, но слоги и звуки в них переставляются таким образом, что непосвященному человеку понять ничего невозможно.
Именно так образовано и слово «веере», происходящее от испанского «ревес» («аль ревес» - «наоборот»). Если попробовать перевести его на русский язык, то получится нечто вроде слова «торобона», удивительно созвучного словам «тарабанить» или «тарабарщина».
Вот один из типичных образцов поэзии с использованием «веере». Автор этого стихотворного отрывка - Энрике Кадикамо (род. в 1900 г.), в свое время заметнейшая фигура в мире танго и лунфардо.
Она была блатной красивой кзедой,
а он был стемарь фомки и ножа.
Гордясь, что жум - король в преступном деле*
она смеялась, развалясь в постели,
когда он возвращался с грабежа...
Если вы поняли принцип словообразования в «торобоне», то без труда догадаетесь, что «кведа» (на жаргоне - уже известная нам «мина», на «веере» - «нами») означает «девка», «стемарь» (перестановка звуков в слове «маэстро») - мастер, «жум» («маридо» - «дорима») - «муж»,
В качестве примера я взял кусок из воровской «лирики», но это вовсе не означает, что «веере» используют в своем обиходе только жулики. На последней странице «Кларина», самой массовой газеты Аргентины, ежедневно, с продолжением, публикуется комикс. Герой бесконечной серии рисунков - молодой, симпатичный, интеллигентный журналист Чавес по прозвищу «Чокнутый» - пересыпает свою речь словечками «веере». А недавно на экраны вышла новая аргентинская кинокомедия под названием «Тело и теле». Лишь человек, знакомый с местным жаргоном, поймет, что это означает «Отель и телевизор».
Русские турки и индейские китайцы
Буэнос-Айрес, как и лунфардо, рожден иммиграцией. Каждая из национальностей имеет на разговорном языке собственное название, причем эти названия настолько своеобразны, что способны завести в тупик любого иностранца.
«Гальего» по-испански - «галисиец»-житель области, расположенной на северо-западе Иберийского п-ва. В Буэнос-Айресе «гальего» («гажего») называют всех испанцев вообще.
Местное словечко «тано» представляет собой усеченную форму слова «наполитано» (по-испански - «неаполитанец»). Однако, по тому же принципу синекдохи, прозвище «тано» стали относить ко всем выходцам из Италии.
«Русо» по-испански «русский», а здесь означает «еврей». Дело в том, что подавляющее большинство евреев-иммигрантов - выходцы из царской России.
Примерно то же самое произошло со словом «турко» (по-испански - «турок»), которым называют в основном выходцев из Ливана и Сирии, в те времена входивших в состав Османской империи. По той же причине словосочетание «русо турко» следует переводить не как «русский турок» или «турецкий русский», а как «еврей, приехавший с Ближнего Востока».
«Негро» - тоже обычно не «негр» (негров здесь почти нет), а выходец из внутренних провинций страны, чаще всего смуглый креол с индейскими чертами лица.
Индейца еще называют и «чино». По-испански «чино» - «китаец», но в данном случае мы имеем дело с омонимией: слово «чино» в значении «индеец» происходит от корня, заимствованного из языка кечуа.
Подобные прозвища используются не только в разговорном обиходе, но и в прессе, и на телевидении, где они присваиваются наиболее популярным театральным и эстрадным звездам. Так, актриса и исполнительница танго Сусана Ринальди именуется «Ла тана», ведущий и автор сценария многочисленных ревю Херардо Софович - «Эль русо», комик и пародист Марио Сапаг - «Эль турко», певица Мерседес Coca - «Ла негра», телевизионный журналист Уго Герреро Мартинейц - «Эль негро» и т. д.
В то же время некоторые национальности на лунфардо утратили свой первозданный смысл. «Португес» («португалец») означает «человек, любящий бесплатно ходить в театр». «Тиролес» («тиролец») на жаргоне воров- «полицейский шпик в штатском», «суэко» («швед») - один из взломных инструментов, «каталана» («каталонка») - чемодан.
Кстати, национально-топонимическую окраску имеет и само слово «лунфардо» (первоначальное значение - «вор»), по всей видимости, представляющее собой искаженное «ломбардо» (житель Ломбардии). Как тут не добавить, что «лунфардо» имеет в России родственника, а именно - «ломбард».
Любопытный парадокс: ломбардцы, эмигрировавшие из Италии в европейские страны, знамениты тем, что ссужали деньги под залог движимого имущества, те же, что уехали в Америку, эти деньги и имущество, как видно, чаще присваивали себе путем обыкновенного воровства - иначе, разве бы назвали «в их честь» аргентинское криминальное арго?
Язык цифр
Значения, отличающиеся от общепринятых, имеют в Буэнос-Айресе не только существительные и глаголы, но и числительные.
«Сто один» на языке жуликов - «доносчик». Объясняется это тем, что именно такой номер нужно набрать на телефонном диске, чтобы связаться с дежурной частью полиции. «Номером сто» до недавнего времени именовалось известное заведение, обозначаемое в других местах двумя нулями.
«Четверка» и «восьмерка» - не просто цифры, но еще и название танцевальных фигур в танго. Что же касается магической «семерки», то здесь она имеет явно неприличный смысл: место, расположенное ниже спины. Причины - контаминация испанского слова «сьете» со сходно звучащим анатомическим термином «сьесо».
«Тридцать одно» - игра с подбрасыванием спичечного коробка, которой многие из нас увлекались в школьные годы, не подозревая о ее уголовно-тюремном происхождении. В то же время другая излюбленная игра преступных элементов - «двадцать одно» - называется здесь не цифрами, а словами, причем английскими: «Блак Джак» - «Черный Джек» (играть теперь в нее уже можно без карточной колоды - для этого изобретены электронные автоматы с цветным экраном и устройства, подключаемые к домашнему телевизору).
Аргентинцы, как и мы, путешествуя пешком, «на своих двоих», говорят, что ездят «одиннадцатым номером». Но «одиннадцать» («онсе») для портеньо, прежде всего, название одного из главных торговых районов города и находящегося там железнодорожного вокзала. Имя это дано в честь одной из исторических дат - 11 сентября. Но что именно произошло в тот достопамятный день, никто из местных жителей, сколько я их не расспрашивал, объяснить так и не сумел.
«Десять баллов» («дьес пунтос») по-аргентински - то же, что «пять баллов» по-русски. Если кто-нибудь сделал что-то «на десять баллов» - значит сделал «на отлично». Дело в том, что шкала оценок в аргентинской школе - десятибалльная.
«Ноль километров» («серо километро») переводится как «новая, не бывшая в употреблении вещь». Первоначально этим термином обозначался - и обозначается до сих пор - только что сошедший с заводского конвейера автомобиль, который, естественно, продается гораздо по более высокой цене, чем машины подержанные. Но теперь говорят «туфли - ноль километров», «платье - ноль километров», хотя у туфель и у платья спидометр со счетчиком километража, понятно, отсутствует.
Слова «серо километро» можно прочесть и на столбике, находящемся на одной из центральных площадей столицы - площади Конгресса. Столбик, правда, в плачевном состоянии, но суть вопроса не в том. Отсюда - от здания парламента - отсчитываются расстояния аргентинских шоссе.
Лунфардо и толкование снов
И еще о языке цифр. В приложении к «Словарю лунфардных и простонародных слов» Фернандо Уго Касульо приводятся разнообразные интерпретации смысла чисел от нуля до девяносто девяти. Причем догадаться об их происхождении чаще всего невозможно.
Возьмем число «11». В лунфардо оно соотносится с понятием «палочка», «мышь», «монах», «дерево», «голый», «несварение желудка», «воровать», «костюм», «платье». Почему «палочка», понять еще можно, но как объяснишь все остальное?
«О», действительно, графически ассоциируется с «яйцом», «1»- с «пальцем», «7» - с «курительной трубкой», «22» - с «утятами». Можно додуматься, по какой причине «33» называют соседей-уругвайцев (у них в стране есть департамент Трейнта-и-Трес). Но почему «60» одновременно и «охотник», и «пальцы на ногах», и «сын», и «дворец», и «школа»?
Тут надо сказать, что взаимосвязь «число - понятие», помимо всего прочего, имеет определенное прикладное значение: она используется при толковании снов. Вспомните, что вам приснилось ночью, и утром смело покупайте лотерейный билет или делайте ставку в тотализаторе.
В голове всей этой хитроумной науки не удержишь, поэтому можно приобрести специальный цифровой сонник. Или найти нужное толкование в таблице, вывешенной у киоска, где продаются билеты. Впрочем, опытный лотерейщик всегда будет рад просветить нуждающегося в совете. Если, например, во сне с вами заговорил покойник, объяснит он, то счастливый номер - 2148, если покойник вас обнял - 2129. А если, в довершение всего, мертвец воскрес, то ставьте на 2147, тут уже - совершенный «верняк».
Слово - не воробей...
В чужую языковую среду окунаешься, как в море,- поначалу тебе и холодно, и неуютно, и страшновато, а потом осваиваешься и... плывешь. И вот уже чувствуешь себя, как рыба в воде, нет, даже лучше, чем рыба: ведь она - глухонемая, а ты можешь разговаривать и понимаешь, что тебе говорят окружающие.
Кое-какие слова из накопленных прежде приходится старательно вычеркивать из памяти (то, что в других местах звучит вполне пристойно, здесь - ругательство). А иные слова поворачиваются к тебе новыми гранями смысла.
Теперь, когда я слышу «Паганини», у меня возникают ассоциации не только со скрипичной музыкой. Я знаю, «Паганини» по-аргентински - «человек, который платит за других», т. е. тот, кого, попросту говоря, «выставляют» («пагар» - значит «платить», отсюда и происходит в итальянизированном Буэнос-Айресе новая форма). А услышав «Лорка», не спешу высказать свое мнение о «Цыганском романсеро», а стараюсь вежливо поддержать разговор о погоде: ведь «лорка» - анаграмма слова «калор», и на «веере» обозначает «жара».
К некоторым словам начинаешь даже испытывать особую симпатию, например, к обращению «че», обнаруживающему загадочное сходство, как по звучанию, так и по смыслу, со старинным русским «человече». Лингвисты все еще спорят, откуда оно произошло: либо из кечуа («че» на этом языке - «люди»), либо в результате длительных метаморфоз испанского «ваша милость» («вуэстра мерсед» - «устед» - «усе»-«се» - «че»). Как бы там ни было, в некоторых странах «че» давно стало нарицательным для обозначения всех аргентинцев вообще, а вместе с именем и фамилией одного из них - выдающегося революционера Эрнесто Гевары - навсегда вошло во всемирную историю.
Становится немного обидно, когда узнаёшь: из славянских языков, вернее из польского, в лунфардо перекочевало всего-навсего одно слово. Это - «папироса», звучит оно здесь «папируса» и означает не «бумажная трубочка, набитая табаком», а «красивая женщина». Изменения в значении и звучании произошли потому, что «папируса» - слово-гибрид и возникло в результате «скрещивания» нашей «папиросы» с местным жаргонным «папуса» («красивая»). Виновницами же этого превращения были... представительницы древнейшей профессии, среди которых во времена иммиграции, возможно, были польки. Само собой разумеется, в Буэнос-Айресе, как и в других местах, знакомство начиналось сакраментальной фразой: «Мужчина, угостите папиросой!». А слово, как верно подмечено, не воробей.
«Вавилон» на телевидении
Портеньос - большие любители и ценители каламбуров и острых словечек. Газетные и журнальные юмористы соревнуются друг с другом в обыгрывании различных бытовых и политических ситуаций (зачастую весьма печальных), при этом объектом иронии становятся даже ведущие фигуры государственной жизни. А из телевизионного ящика («ящика Пандоры», сказал бы скептик-пурист) на зрителей градом высыпаются всевозможные анекдоты и шутки, двусмысленности и розыгрыши.
На малом экране, в многочисленных ревю и скетчах, постоянно присутствуют персонажи, общающиеся между собой на чистейшем жаргоне. А рядом с ними - другие, которые вроде бы и хорошо владеют испанским языком, а все же говорят не так, как принято в Буэнос-Айресе. Это испанец, мексиканец, чилиец и американец, гаучо индейский и гаучо еврейский, семейство итальянских иммигрантов и т. д. Посмеиваются над ними от души, беззлобно: к приезжим иностранцам, инородцам и иноверцам, за исключением паталогических фашистов, портеньос, как правило, относятся дружелюбно - ведь сами они тоже, чаще всего, аргентинцы не более чем «третьего поколения».
«Типичного» русского переселенца на телевидении выводят нечасто, но о том, какой была его речь, некоторое впечатление можно составить, например, прочтя один из рассказов в прогрессивном эмигрантском ежемесячнике «Звено», выходившем в Буэнос-Айресе в середине 40-х годов. Его автор описывает, как «Дон Никомедес, хороший «гаучо», женился на «Варваре, дочери Мигеля Апарисио, богатого землевладельца из соседнего местечка», а затем «взял себе одну «чину» для хозяйства... Девочка подросла и стала прехорошенькой «моситой». Но впоследствии - иначе, видимо, и не могло случиться в рассказе под рубрикой «Из аргентинской жизни» - «Хуан выхватил из-за пояса «факон»... и вступил в бой - «дуэль а ла криожа» с Дон Никомедесом...»
Случаются и курьезы, не запланированные авторами телевизионных передач. Как-то выступить в одной из них была приглашена итальянская журналистка Ориана Фалаччи, приехавшая на «премьеру» своей новой книги. В самом начале интервью известная своей эксцентричностью знаменитость наотрез отказалась воспользоваться услугами переводчика (под тем предлогом, что все аргентинцы - это бывшие итальянцы и должны, дескать, понимать ее и так) и затем проговорила битый час, не давая никому вставить слова. Дело кончилось скандалом, а через день-другой в одной из комических программ появился новый пародийный персонаж - Ориана Фалаччи, разговаривающая по-итальянски.
Впрочем, даже когда с экрана звучит испанская речь, портеньо далеко не все в ней бывает ясным. В одной из газет было помещено небольшое справочное пособие по переводу непонятных слов и выражений, которые встречаются в заполняющих аргентинское телевидение мексиканских телероманах и голливудских фильмах, дублированных в Пуэрто-Рико. Увидев его, я невольно вспомнил словарик лунфардо, появившийся в газете «Пренса» более ста лет назад.
«Если мы хотим понять себя...»
Вот - картинка, точнее, переводная картинка, потому что это перевод. Автор оригинала - Омеро Манси (1905-1951), написавший слова для популярнейших танго «Малена», «Никто, как она», «Юг». Это отрывок - тоже танго, стихи так и называются: «Квартал танго». Описанное в них место - Помпея («Помпежа»), но не та, что была засыпана пеплом Везувия, а одноименная окраина аргентинской федеральной столицы, т. е. городского ядра Буэнос-Айреса.
Моя Помпея, сонное предместье у железнодорожного пути! Качается фонарь на переезде, и поезд шепчет вслед «прощай!... прости!» Протяжно воют на луну собаки, залив лягушьим криком оглашен, целуются влюбленные во мраке, а вдалеке звучит бандонеон...
Далее, в соответствии с канонами жанра, следуют воспоминания о былых друзьях-приятелях, о незабвенной роковой любви. Таков антураж, таковы среда, обстановка, атмосфера, в которых цвело и культивировалось лунфардо.
Бандонеону, изобретенному в 1835 г. немцем Генрихом Бандом (на жаргоне бандонеон - «фуэже», т. е. «мехи»), а впоследствии ставшему национальным музыкальным инструментом, исполнилось теперь полтораста лет. Ныне его звуки, похожие, по словам одного из старых поэтов, «на похоронные причитания», никак не назовешь лейтмотивом эпохи.
...Меняются жизнь и быт, привычки и нравы. Меняется и язык. Время рождает новые слова. Возникают они чаще не в вознесенных над миром башнях из слоновой кости, а в подвалах бытия. Многое там навсегда и остается, быстро превращаясь в отжившую рухлядь, а многое поднимается на социальном лифте наверх, прочно утверждаясь на различных этажах общества.
Вопрос -- как относиться к лунфардо? - в Буэнос-Айресе до сих пор дискутируется. Так, открывая на букве «Л» недавно изданный «Аргентинский фольклорный словарь» профессора Феликса Колуччио, я нахожу сожаления по поводу того, что лунфардная лексика из «уголовной среды» время от времени проникает в «более высокие культурные слои». А затем читаю следующее: «...лунфардо, подобно разрушительному бураву, наносит ущерб чистоте языка, медленно, но верно деформирует его, привнося слова, которые никак нельзя назвать обогащающими речь».
Но существуют и иные мнения. Профессор Марио Теруджи, защищая право лунфардо на самую малость - хотя бы быть учтенным в общих языковых словарях, подчеркивает: совершенно недопустимо отвергать его лишь на том основании, что «бедняцкие жилища и кварталы - гнезда порока и преступности, и в этой клоаке не может родиться ничего хорошего, даже хороших слов». Лунфардо представляет «нечто вроде рентгеновского снимка аргентинского мироощущения... Поэтому, если мы хотим понять себя как народ, один из имеющихся способов, чтобы достичь этого,- попытаться осмыслить лунфардо».
Не хочется приводить больше цитат. Думаю, гораздо интересней, чем собирать мнения о словах, собирать сами слова. Живые, как грибы в лесу, омертвевшие, как раковины на морском берегу. Нет, всегда живые - ведь лес и море не умирают.
Буэнос-Айрес
Источник: http://vreznich.ru/node/246
Словарь лунфардо
Игра в слова
Как говорят в Буэнос-Айресе,
Когда в чужую землю
придешь издалека,
не выясняй названий
ни птицы, ни цветка,
садясь в челнок, не спрашивай,
куда течет река...
Скажу сразу: этому мудрому совету аргентинского поэта Конрадо Нале Роксло (1898-1971) я, приехав в Буэнос-Айрес, не последовал. Наоборот, тут же стал задавать разнообразные вопросы. Например: где кончается Ла-Плата и начинается Атлантический океан? Интересовало меня, конечно, не только течение речек, но и течение речи. Тем более, что речь эта здесь очень своеобычна.
Начать с того, что в аргентинском языковом потоке то и дело попадаются звуки «ж» и «ш», в испанском литературном произношении начисто отсутствующие. Зато, к примеру, конечное «с», которое по всем правилам должно произноситься, зачастую проглатывается.
Один мой знакомый, неплохо владеющий испанским языком, попав в Буэнос-Айрес, долго выяснял у прохожих, где «калье де Лавалье» (улица, названная в честь одного из главных действующих лиц аргентинской истории XIX в., к тому же славящаяся «самой высокой плотностью кинотеатров на квадратный километр во всей Латинской Америке»). Спрашивал, старательно выговаривая слова, но ответа не получил: его не поняли. А нужно было сказать «каже Лаваже»...
На улице, в лавке, в кафе люди, обращающиеся друг к другу «на ты», употребляют не местоимение «ту», как это следует из грамматики, а старинное «вое» («вы»), которое, если верить изданным в Мадриде словарям, приемлемо лишь при обращении «к Богу, деве Марии, святым» и другим высокорасположенным лицам. Соответственно и глагольные формы, «при-вязываемые» к этому местоимению, совершенно неординарны.
Вл. Резниченко - заведующий корпунктом АПН в Буэнос-Айресе. Статья написана специально для нашего журнала.
Многое из того, что было мною заучено на университетской скамье, по прибытии в Буэнос-Айрес пришлось в спешном порядке забыть. Нам преподавали язык по испанским канонам, испанец же - с его кастильским выговором, непривычной интонацией и неизменным беретом на голове - главный герой здешних анекдотов. А кому хочется выглядеть анекдотически?
Что такое лунфардо
Самих себя местные жители называют не «бонаэренсес» - как вроде бы полагалось, а «портеньос», т. е. «портовые люди». Видно, громоздкое «бонаэренсе», имеющееся в книжном лексиконе, для них неудобоваримо.
В характере портеньо можно выделить немало своеобразных черт. В том числе и такую: он играет словом, как ребенок куклой. При этом придумывает новые слова; мало того, даже изобрел собственный язык, который называется лунфардо.
Впервые о его существовании я узнал два десятка лет назад, когда по заданию редакции сопровождал в поездке по СССР одного аргентинского журналиста. Осматривая Москву, мы как-то натолкнулись на очередь у ларька; люди, подходя к продавщице, сбращались к ней с единственным словом: «Пива!»
- Наконец-то я услышал в России аргентинскую речь! - несказанно обрадовался мой подопечный.
- Какую аргентинскую речь? - не понял я.
- Как какую? Ведь «пива» на лунфардо означает «девушка».
Результаты сделанного им лингвистического «открытия» гость опубликовал на видном месте в одном популярном аргентинском журнале. Портеньос гордятся своим языковым изобретением, как гордились кассилевские мальчики выдуманной ими Швамбранией...
Что же такое лунфардо? В первоначальном, узком смысле слова - это аргентинское воровское арго, в более широком - язык городских низов. Многие слова и выражения проникли в общенародную разговорную речь. Это естественный процесс: ведь язык, живое, непрерывно растущее дерево, берет питающие его соки снизу, порой не из самых чистых пластов.
Исходным материалом для лунфардо послужили слова различного происхождения, в том числе испанского, итальянского, французского, английского. В эпоху, когда рождался городской жаргон (вторая половина прошлого века), Буэнос-Айрес переживал золотую пору иммиграции и представлял собой подлинное смешение «племен и языков». Поэтому этимологические изыскания в области лунфардо чрезвычайно увлекательны.
Возьмем наугад какое-нибудь широко распространенное слово - хотя бы «мина», означающее примерно то же самое, что и «пива». Высказываются противоречивые мнения: то ли оно восходит к итальянскому арготическому «минна» (женщина), то ли к португальскому «менина» (девушка). Но есть и другая точка зрения: «мина» - от испанского «мина» в значении «прииск», т. е. «золотая жила» для мужчины, в особеннссти для эксплуататора-сутенера. Если последняя версия верна, то оказывается, что взрывчатая и капризная аргентинская «мина» - этимологическая родственница «мине» русской (осколочной, фугасной, кумулятивной и т. д.). Ведь оба слова - испанское («шахта», «копи», «прииск») и наше («взрывной снаряд», первоначально «подкоп» для такого снаряда) - происходят от одного и того же латинского корня.
Словарь комиссара полиции
Первый словарь лунфардо появился на свет в 1878 г. Точнее говоря, это был совсем небольшой словарик, и преследовал он цели не лингвистические, а относящиеся к области профилактики преступлений.
«Мы собираемся заняться новым языком, который зарождается в самом чреве Буэнос-Айреса,- писала местная газета «Пренса».- Это... окажет важную услугу читателям, предупредив об опасности, подстерегающей их повсюду - дома и в театре, в трамвае и на улице, в кафе и в церкви. Речь сегодня пойдет о ворах, которых, как известно, в Буэнос- Айресе, по меньшей мере, тысяча...»
Далее «Пренса» сообщала, что «воровское братство имеет свои условные знаки и собственный язык, который позволяет его членам общаться друг с другом на глазах у публики так, чтобы их никто не понимал... Однако у одного полицейского комиссара, ведущего борьбу с ворами, есть словарь... Возможно, нашим читателям будет полезно запомнить некоторые из приводимых выражений с тем, чтобы, услышав их на улице, сразу же принять предохранительные меры в отношении лиц, эти выражения употребляющих».
Ниже в газете следуют выдержки из словаря: «маррока» - «цепочка», «бобо» - «часы», «бенто» - «деньги» и т. д. Хотя первоочередное внимание составители списка уделили названиям предметов, вызывающих нездоровый интерес у преступников, встречаются в нем и выражения другого рода. Например: «дать компота» - «ударить, повалив на землю», или «дать компота с жижицей» - «пырнуть ножом».
...С тех пор о лунфардо - и на лунфардо - издано огромное количество литературы, включая подробные словари, причем не только научные - с этимологией, вариантами слов и примерами из художественных произведений, но и поэтические, написанные рифмованным стихом. Наиболее авторитетными в этой языковедческой области считаются труды лингвиста Хосе Гобельо.
В 1962 г. в Буэнос-Айресе была основана Академия лунфардо, поставившая своей задачей изучать и регистрировать городскую разговорную речь, а также содействовать развитию народного творчества.
Поэт на ярмарке
Каждое воскресенье на столичной площади Доррего устраивается ярмарка антиквариата. И каждое воскресенье среди рядов, забитых китайским фарфором, богемским хрусталем и даже тульскими самоварами, можно увидеть 70-летнего старика в бежевой шляпе и небрежно повязанной бабочке в крапинку. Держа в одной руке стопку книжек, а в другой - кошелек, старик декламирует стихи.
- Говорят, что вы - последний поэт лунфардо,- обращаюсь я к нему.
- Да, я - последний поэт лунфардо,- отвечает он.- И кроме того, единственный поэт в Буэнос-Айресе, который продает свои книги на улицах. Поэт, а не бездельник и пьяница, как утверждают некоторые. И книги мои в несколько раз дешевле, чем те, которыми торгуют в магазинах...
- Правда ли, что лунфардо умирает?
- Действительно, умирает,- уныло соглашается он и тут же спохватывается.- Но обратите внимание: стоит только молодежи собраться где- нибудь в кафе, и лунфардо начинает звучать вновь. Лунфардо - везде, где есть народ, свое лунфардо есть у каждого народа...
Затем Хулио Равассано Санмартино - так зовут бодрого старца - нацарапывает мне автограф на одном из трех, продающихся в комплекте, стихотворных сборников. А когда узнает, что я - прибывший из-за рубежа корреспондент, обрадованно сообщает:
- А вот тут как раз у меня есть стихотворение, посвященное журналистам.
И моментально находит нужную страницу в нужной книжке.
Дома, перелистывая новоприобретенные сборники, я замечаю, что каждое стихотворение в них обязательно кому-нибудь посвящено. Одно - торговцу из табачного киоска, другое - сборщику металлолома, третье - знакомой даме, четвертое - гробовщику, пятое - жене. А на обложках крупным шрифтом набраны строчки, по-видимому, программные:
Я живу, как воробей,
в городе, среди людей.
Жизни университет
выдал мне диплом: «поэт»... и т. д.
Вы можете спросить - а где здесь лунфардо? Или это недостатки перевода? Отвечаю: лунфардо не обладает столь обширным лексиконом, чтобы можно было написать какой-нибудь более или менее пространный текст, не употребляя слов «культурного языка». Как вычислил один из специалистов, наивысший процент употребления лунфардной лексики в литературном произведении - 56%.
Этот рекорд принадлежит репортеру уголовной хроники, а заодно и поэту Фелипе Фернандесу (1889-1929), писавшему под псевдонимом Жакаре («Крокодил»), и зарегистрирован он в знаменитом «Гимне утки» («утка» - «пато» - на лунфардо не «водоплавающая птица», каких здесь почти не встретишь, а «безденежный человек», каковых полно: дело в том, что утка, сколько ни купается, всегда сухая, а «сухой» на местном жаргоне означает то же самое, что на московском «пустой»).
Но вернемся к строчкам, прочитанным мной на обложках купленных книг. Хотя лунфардо в них отсутствует, предпосланный им заголовок - чисто лунфардный. И одно из ключевых слов в этом заголовке - «цалиу» (в оригинале «жека»).
Читатель, не сомневаюсь, поймет, что оно значит, если, проявив терпение, прочтет следующую главку.
Язык наоборот
Одна из составных частей лунфардо - «веере» (или «верре»), т. е. «язык наоборот». Строительный материал для «веере» - слова «нормального» языка или арго, но слоги и звуки в них переставляются таким образом, что непосвященному человеку понять ничего невозможно.
Именно так образовано и слово «веере», происходящее от испанского «ревес» («аль ревес» - «наоборот»). Если попробовать перевести его на русский язык, то получится нечто вроде слова «торобона», удивительно созвучного словам «тарабанить» или «тарабарщина».
Вот один из типичных образцов поэзии с использованием «веере». Автор этого стихотворного отрывка - Энрике Кадикамо (род. в 1900 г.), в свое время заметнейшая фигура в мире танго и лунфардо.
Она была блатной красивой кзедой,
а он был стемарь фомки и ножа.
Гордясь, что жум - король в преступном деле*
она смеялась, развалясь в постели,
когда он возвращался с грабежа...
Если вы поняли принцип словообразования в «торобоне», то без труда догадаетесь, что «кведа» (на жаргоне - уже известная нам «мина», на «веере» - «нами») означает «девка», «стемарь» (перестановка звуков в слове «маэстро») - мастер, «жум» («маридо» - «дорима») - «муж»,
В качестве примера я взял кусок из воровской «лирики», но это вовсе не означает, что «веере» используют в своем обиходе только жулики. На последней странице «Кларина», самой массовой газеты Аргентины, ежедневно, с продолжением, публикуется комикс. Герой бесконечной серии рисунков - молодой, симпатичный, интеллигентный журналист Чавес по прозвищу «Чокнутый» - пересыпает свою речь словечками «веере». А недавно на экраны вышла новая аргентинская кинокомедия под названием «Тело и теле». Лишь человек, знакомый с местным жаргоном, поймет, что это означает «Отель и телевизор».
Русские турки и индейские китайцы
Буэнос-Айрес, как и лунфардо, рожден иммиграцией. Каждая из национальностей имеет на разговорном языке собственное название, причем эти названия настолько своеобразны, что способны завести в тупик любого иностранца.
«Гальего» по-испански - «галисиец»-житель области, расположенной на северо-западе Иберийского п-ва. В Буэнос-Айресе «гальего» («гажего») называют всех испанцев вообще.
Местное словечко «тано» представляет собой усеченную форму слова «наполитано» (по-испански - «неаполитанец»). Однако, по тому же принципу синекдохи, прозвище «тано» стали относить ко всем выходцам из Италии.
«Русо» по-испански «русский», а здесь означает «еврей». Дело в том, что подавляющее большинство евреев-иммигрантов - выходцы из царской России.
Примерно то же самое произошло со словом «турко» (по-испански - «турок»), которым называют в основном выходцев из Ливана и Сирии, в те времена входивших в состав Османской империи. По той же причине словосочетание «русо турко» следует переводить не как «русский турок» или «турецкий русский», а как «еврей, приехавший с Ближнего Востока».
«Негро» - тоже обычно не «негр» (негров здесь почти нет), а выходец из внутренних провинций страны, чаще всего смуглый креол с индейскими чертами лица.
Индейца еще называют и «чино». По-испански «чино» - «китаец», но в данном случае мы имеем дело с омонимией: слово «чино» в значении «индеец» происходит от корня, заимствованного из языка кечуа.
Подобные прозвища используются не только в разговорном обиходе, но и в прессе, и на телевидении, где они присваиваются наиболее популярным театральным и эстрадным звездам. Так, актриса и исполнительница танго Сусана Ринальди именуется «Ла тана», ведущий и автор сценария многочисленных ревю Херардо Софович - «Эль русо», комик и пародист Марио Сапаг - «Эль турко», певица Мерседес Coca - «Ла негра», телевизионный журналист Уго Герреро Мартинейц - «Эль негро» и т. д.
В то же время некоторые национальности на лунфардо утратили свой первозданный смысл. «Португес» («португалец») означает «человек, любящий бесплатно ходить в театр». «Тиролес» («тиролец») на жаргоне воров- «полицейский шпик в штатском», «суэко» («швед») - один из взломных инструментов, «каталана» («каталонка») - чемодан.
Кстати, национально-топонимическую окраску имеет и само слово «лунфардо» (первоначальное значение - «вор»), по всей видимости, представляющее собой искаженное «ломбардо» (житель Ломбардии). Как тут не добавить, что «лунфардо» имеет в России родственника, а именно - «ломбард».
Любопытный парадокс: ломбардцы, эмигрировавшие из Италии в европейские страны, знамениты тем, что ссужали деньги под залог движимого имущества, те же, что уехали в Америку, эти деньги и имущество, как видно, чаще присваивали себе путем обыкновенного воровства - иначе, разве бы назвали «в их честь» аргентинское криминальное арго?
Язык цифр
Значения, отличающиеся от общепринятых, имеют в Буэнос-Айресе не только существительные и глаголы, но и числительные.
«Сто один» на языке жуликов - «доносчик». Объясняется это тем, что именно такой номер нужно набрать на телефонном диске, чтобы связаться с дежурной частью полиции. «Номером сто» до недавнего времени именовалось известное заведение, обозначаемое в других местах двумя нулями.
«Четверка» и «восьмерка» - не просто цифры, но еще и название танцевальных фигур в танго. Что же касается магической «семерки», то здесь она имеет явно неприличный смысл: место, расположенное ниже спины. Причины - контаминация испанского слова «сьете» со сходно звучащим анатомическим термином «сьесо».
«Тридцать одно» - игра с подбрасыванием спичечного коробка, которой многие из нас увлекались в школьные годы, не подозревая о ее уголовно-тюремном происхождении. В то же время другая излюбленная игра преступных элементов - «двадцать одно» - называется здесь не цифрами, а словами, причем английскими: «Блак Джак» - «Черный Джек» (играть теперь в нее уже можно без карточной колоды - для этого изобретены электронные автоматы с цветным экраном и устройства, подключаемые к домашнему телевизору).
Аргентинцы, как и мы, путешествуя пешком, «на своих двоих», говорят, что ездят «одиннадцатым номером». Но «одиннадцать» («онсе») для портеньо, прежде всего, название одного из главных торговых районов города и находящегося там железнодорожного вокзала. Имя это дано в честь одной из исторических дат - 11 сентября. Но что именно произошло в тот достопамятный день, никто из местных жителей, сколько я их не расспрашивал, объяснить так и не сумел.
«Десять баллов» («дьес пунтос») по-аргентински - то же, что «пять баллов» по-русски. Если кто-нибудь сделал что-то «на десять баллов» - значит сделал «на отлично». Дело в том, что шкала оценок в аргентинской школе - десятибалльная.
«Ноль километров» («серо километро») переводится как «новая, не бывшая в употреблении вещь». Первоначально этим термином обозначался - и обозначается до сих пор - только что сошедший с заводского конвейера автомобиль, который, естественно, продается гораздо по более высокой цене, чем машины подержанные. Но теперь говорят «туфли - ноль километров», «платье - ноль километров», хотя у туфель и у платья спидометр со счетчиком километража, понятно, отсутствует.
Слова «серо километро» можно прочесть и на столбике, находящемся на одной из центральных площадей столицы - площади Конгресса. Столбик, правда, в плачевном состоянии, но суть вопроса не в том. Отсюда - от здания парламента - отсчитываются расстояния аргентинских шоссе.
Лунфардо и толкование снов
И еще о языке цифр. В приложении к «Словарю лунфардных и простонародных слов» Фернандо Уго Касульо приводятся разнообразные интерпретации смысла чисел от нуля до девяносто девяти. Причем догадаться об их происхождении чаще всего невозможно.
Возьмем число «11». В лунфардо оно соотносится с понятием «палочка», «мышь», «монах», «дерево», «голый», «несварение желудка», «воровать», «костюм», «платье». Почему «палочка», понять еще можно, но как объяснишь все остальное?
«О», действительно, графически ассоциируется с «яйцом», «1»- с «пальцем», «7» - с «курительной трубкой», «22» - с «утятами». Можно додуматься, по какой причине «33» называют соседей-уругвайцев (у них в стране есть департамент Трейнта-и-Трес). Но почему «60» одновременно и «охотник», и «пальцы на ногах», и «сын», и «дворец», и «школа»?
Тут надо сказать, что взаимосвязь «число - понятие», помимо всего прочего, имеет определенное прикладное значение: она используется при толковании снов. Вспомните, что вам приснилось ночью, и утром смело покупайте лотерейный билет или делайте ставку в тотализаторе.
В голове всей этой хитроумной науки не удержишь, поэтому можно приобрести специальный цифровой сонник. Или найти нужное толкование в таблице, вывешенной у киоска, где продаются билеты. Впрочем, опытный лотерейщик всегда будет рад просветить нуждающегося в совете. Если, например, во сне с вами заговорил покойник, объяснит он, то счастливый номер - 2148, если покойник вас обнял - 2129. А если, в довершение всего, мертвец воскрес, то ставьте на 2147, тут уже - совершенный «верняк».
Слово - не воробей...
В чужую языковую среду окунаешься, как в море,- поначалу тебе и холодно, и неуютно, и страшновато, а потом осваиваешься и... плывешь. И вот уже чувствуешь себя, как рыба в воде, нет, даже лучше, чем рыба: ведь она - глухонемая, а ты можешь разговаривать и понимаешь, что тебе говорят окружающие.
Кое-какие слова из накопленных прежде приходится старательно вычеркивать из памяти (то, что в других местах звучит вполне пристойно, здесь - ругательство). А иные слова поворачиваются к тебе новыми гранями смысла.
Теперь, когда я слышу «Паганини», у меня возникают ассоциации не только со скрипичной музыкой. Я знаю, «Паганини» по-аргентински - «человек, который платит за других», т. е. тот, кого, попросту говоря, «выставляют» («пагар» - значит «платить», отсюда и происходит в итальянизированном Буэнос-Айресе новая форма). А услышав «Лорка», не спешу высказать свое мнение о «Цыганском романсеро», а стараюсь вежливо поддержать разговор о погоде: ведь «лорка» - анаграмма слова «калор», и на «веере» обозначает «жара».
К некоторым словам начинаешь даже испытывать особую симпатию, например, к обращению «че», обнаруживающему загадочное сходство, как по звучанию, так и по смыслу, со старинным русским «человече». Лингвисты все еще спорят, откуда оно произошло: либо из кечуа («че» на этом языке - «люди»), либо в результате длительных метаморфоз испанского «ваша милость» («вуэстра мерсед» - «устед» - «усе»-«се» - «че»). Как бы там ни было, в некоторых странах «че» давно стало нарицательным для обозначения всех аргентинцев вообще, а вместе с именем и фамилией одного из них - выдающегося революционера Эрнесто Гевары - навсегда вошло во всемирную историю.
Становится немного обидно, когда узнаёшь: из славянских языков, вернее из польского, в лунфардо перекочевало всего-навсего одно слово. Это - «папироса», звучит оно здесь «папируса» и означает не «бумажная трубочка, набитая табаком», а «красивая женщина». Изменения в значении и звучании произошли потому, что «папируса» - слово-гибрид и возникло в результате «скрещивания» нашей «папиросы» с местным жаргонным «папуса» («красивая»). Виновницами же этого превращения были... представительницы древнейшей профессии, среди которых во времена иммиграции, возможно, были польки. Само собой разумеется, в Буэнос-Айресе, как и в других местах, знакомство начиналось сакраментальной фразой: «Мужчина, угостите папиросой!». А слово, как верно подмечено, не воробей.
«Вавилон» на телевидении
Портеньос - большие любители и ценители каламбуров и острых словечек. Газетные и журнальные юмористы соревнуются друг с другом в обыгрывании различных бытовых и политических ситуаций (зачастую весьма печальных), при этом объектом иронии становятся даже ведущие фигуры государственной жизни. А из телевизионного ящика («ящика Пандоры», сказал бы скептик-пурист) на зрителей градом высыпаются всевозможные анекдоты и шутки, двусмысленности и розыгрыши.
На малом экране, в многочисленных ревю и скетчах, постоянно присутствуют персонажи, общающиеся между собой на чистейшем жаргоне. А рядом с ними - другие, которые вроде бы и хорошо владеют испанским языком, а все же говорят не так, как принято в Буэнос-Айресе. Это испанец, мексиканец, чилиец и американец, гаучо индейский и гаучо еврейский, семейство итальянских иммигрантов и т. д. Посмеиваются над ними от души, беззлобно: к приезжим иностранцам, инородцам и иноверцам, за исключением паталогических фашистов, портеньос, как правило, относятся дружелюбно - ведь сами они тоже, чаще всего, аргентинцы не более чем «третьего поколения».
«Типичного» русского переселенца на телевидении выводят нечасто, но о том, какой была его речь, некоторое впечатление можно составить, например, прочтя один из рассказов в прогрессивном эмигрантском ежемесячнике «Звено», выходившем в Буэнос-Айресе в середине 40-х годов. Его автор описывает, как «Дон Никомедес, хороший «гаучо», женился на «Варваре, дочери Мигеля Апарисио, богатого землевладельца из соседнего местечка», а затем «взял себе одну «чину» для хозяйства... Девочка подросла и стала прехорошенькой «моситой». Но впоследствии - иначе, видимо, и не могло случиться в рассказе под рубрикой «Из аргентинской жизни» - «Хуан выхватил из-за пояса «факон»... и вступил в бой - «дуэль а ла криожа» с Дон Никомедесом...»
Случаются и курьезы, не запланированные авторами телевизионных передач. Как-то выступить в одной из них была приглашена итальянская журналистка Ориана Фалаччи, приехавшая на «премьеру» своей новой книги. В самом начале интервью известная своей эксцентричностью знаменитость наотрез отказалась воспользоваться услугами переводчика (под тем предлогом, что все аргентинцы - это бывшие итальянцы и должны, дескать, понимать ее и так) и затем проговорила битый час, не давая никому вставить слова. Дело кончилось скандалом, а через день-другой в одной из комических программ появился новый пародийный персонаж - Ориана Фалаччи, разговаривающая по-итальянски.
Впрочем, даже когда с экрана звучит испанская речь, портеньо далеко не все в ней бывает ясным. В одной из газет было помещено небольшое справочное пособие по переводу непонятных слов и выражений, которые встречаются в заполняющих аргентинское телевидение мексиканских телероманах и голливудских фильмах, дублированных в Пуэрто-Рико. Увидев его, я невольно вспомнил словарик лунфардо, появившийся в газете «Пренса» более ста лет назад.
«Если мы хотим понять себя...»
Вот - картинка, точнее, переводная картинка, потому что это перевод. Автор оригинала - Омеро Манси (1905-1951), написавший слова для популярнейших танго «Малена», «Никто, как она», «Юг». Это отрывок - тоже танго, стихи так и называются: «Квартал танго». Описанное в них место - Помпея («Помпежа»), но не та, что была засыпана пеплом Везувия, а одноименная окраина аргентинской федеральной столицы, т. е. городского ядра Буэнос-Айреса.
Моя Помпея, сонное предместье у железнодорожного пути! Качается фонарь на переезде, и поезд шепчет вслед «прощай!... прости!» Протяжно воют на луну собаки, залив лягушьим криком оглашен, целуются влюбленные во мраке, а вдалеке звучит бандонеон...
Далее, в соответствии с канонами жанра, следуют воспоминания о былых друзьях-приятелях, о незабвенной роковой любви. Таков антураж, таковы среда, обстановка, атмосфера, в которых цвело и культивировалось лунфардо.
Бандонеону, изобретенному в 1835 г. немцем Генрихом Бандом (на жаргоне бандонеон - «фуэже», т. е. «мехи»), а впоследствии ставшему национальным музыкальным инструментом, исполнилось теперь полтораста лет. Ныне его звуки, похожие, по словам одного из старых поэтов, «на похоронные причитания», никак не назовешь лейтмотивом эпохи.
...Меняются жизнь и быт, привычки и нравы. Меняется и язык. Время рождает новые слова. Возникают они чаще не в вознесенных над миром башнях из слоновой кости, а в подвалах бытия. Многое там навсегда и остается, быстро превращаясь в отжившую рухлядь, а многое поднимается на социальном лифте наверх, прочно утверждаясь на различных этажах общества.
Вопрос -- как относиться к лунфардо? - в Буэнос-Айресе до сих пор дискутируется. Так, открывая на букве «Л» недавно изданный «Аргентинский фольклорный словарь» профессора Феликса Колуччио, я нахожу сожаления по поводу того, что лунфардная лексика из «уголовной среды» время от времени проникает в «более высокие культурные слои». А затем читаю следующее: «...лунфардо, подобно разрушительному бураву, наносит ущерб чистоте языка, медленно, но верно деформирует его, привнося слова, которые никак нельзя назвать обогащающими речь».
Но существуют и иные мнения. Профессор Марио Теруджи, защищая право лунфардо на самую малость - хотя бы быть учтенным в общих языковых словарях, подчеркивает: совершенно недопустимо отвергать его лишь на том основании, что «бедняцкие жилища и кварталы - гнезда порока и преступности, и в этой клоаке не может родиться ничего хорошего, даже хороших слов». Лунфардо представляет «нечто вроде рентгеновского снимка аргентинского мироощущения... Поэтому, если мы хотим понять себя как народ, один из имеющихся способов, чтобы достичь этого,- попытаться осмыслить лунфардо».
Не хочется приводить больше цитат. Думаю, гораздо интересней, чем собирать мнения о словах, собирать сами слова. Живые, как грибы в лесу, омертвевшие, как раковины на морском берегу. Нет, всегда живые - ведь лес и море не умирают.
Буэнос-Айрес
Источник: http://vreznich.ru/node/246
Словарь лунфардо