Вл. НОВИКОВ. ТЕОРИЯ ДРУЖБЫ
(эссе из коллективного сборника в честь Клаудиа Скандуры, в котором приняли участие мы с О.И. Новикова)
Что такое дружба? Дружба вообще и писательская дружба в частности.
Вопрос, который не дает мне покоя всю жизнь. Отвечаю на него как могу, а потом ставлю перед собой заново.
Пробовал разрешить его при помощи Языка. Не какого-то конкретного, а единого и всемирного. В своей книге «Роман с языком» от имени героя-лингвиста рефлектировал я по поводу самого слова «друг». Оно в романских языках происходит от глагола «любить», в германских - от глагола «радоваться», а в славянских - от прилагательного «другой». И герой с грустью констатирует, что в его жизни стремление к дружбе рано или поздно наталкивалось на непреодолимую «другость» - его самого или партнера.
Ну, а в отношениях творческих личностей такая «другость» присутствует всегда. Почему, например, Достоевский и Лев Толстой не могли подружиться, даже встретиться друг с другом не пожелали, хотя такая возможность теоретически имелась?
Кстати, мои лингвистические выкладки по выходе романа были продолжены читателями. Так, Валентина Н. написала мне из Израиля по поводу слова «друг» следующее: «В иврите для обозначения этого понятия используются в основном два слова. Одно из них, חבר [haver], имеет тот же корень, что и слова “соединение”, “компания”. А вот другое слово, עמית [amit], когда-то меня поразило. Оно родственно словам “борьба”, “спор”, а кроме того, имеет второе значение: противник. То есть это - кто-то, кто был от говорящего гораздо дальше, чем русский “другой”, то если все выжили, то это может стать началом большой дружбы».
Любопытно. И опять-таки применимо к отношениям людей литературы и искусства. Тут случаются переходы от вражды к дружбе и наоборот.
Наивное читательское сознание почему-то всегда жаждет идиллии. Оно считает дружбу между писателями нормой, а соперничество и конфликты - аномалией. Да и наши высокообразованные коллеги порой в кулуарных разговорах ретроспективно сплетничают: да они же все переругались друг с другом - и футуристы, и опоязовцы, и серапионовы братья. А я так скажу: надо ценить те моменты творческой дружбы, плодотворного сотрудничества, что были «до того», до ссор и размолвок. К этим дружбам, к этим союзам, пусть временным и недолгим, я применил бы легендарные строки Жуковского:
Не говори с тоской: их нет;
Но с благодарностию: были.
История литературы и искусства - не идиллия, не «именины сердца», а чередование дружб и ссор, сближений и конфликтов. Тыняновская концепция «отталкивания» как главного двигателя литературной эволюции, развернутая начиная со статьи «Достоевский и Гоголь (к теории пародии)» (1921), ставит во главу угла не дружбу, не «худой мир», а непрерывную и плодотворную «добрую ссору».
Отчаявшись разобраться в феномене дружбы, я стал искать некую сущность, некую универсалию, объединяющую все виды добровольной и спонтанной душевной близости между двумя людьми. Обозначил ее понятием «междунамие» - окказиональное слово возникло в сознании само собой. Им я обозначаю взаимопритяжение двух людей, независимо от пола, возраста, степени родства. Оно возникает только при участии нездешних сил - самое искреннее стремление людей к сближению может оказаться тщетным, если не получит подтверждения оттуда. Формы проявления такой близости разнообразны, она может сочетаться с кровным родством, любовью, супружеством, приятельством, профессиональным сотрудничеством, но ни для одной из этих земных связей она не является обязательной. Порой люди упорно дружат, сходятся, женятся, заводят общие дела и общих детей, но этого реального взаимопритяжения между ними - даже за годы, за десятки лет - так и не возникает. Сущность междунамия непознаваема, его можно чувствовать применительно к себе, насчет же других остается лишь догадываться. Посему данное существительное у меня не только склоняется, но и изменяется по лицам: 1. Междунамие; 2. Междувамие; 3. Междунимие.
Междунамие (междунимие) - субстанция вполне материальная. Она рождается, живет и умирает, причем эти три фазы отнюдь не совпадают с этапами существования партнеров по близости. Может быть, и после смерти двух людей их междунимие продолжает жить, - этот вопрос всегда остается открытым. Но в чем я уверен, так это в том, что междунамие (междунимие) - единица человечности, равноценная отдельной личности. Поэтому, говоря, о человечестве, стоит включать в него не только совокупность индивидуумов, но и всю сумму существующих междунамий (междунимий).
Как это все применить к литературе? Возьмем легендарную «четверку» великих поэтов, родившихся в трехлетнем интервале между 1889 и 1892 годами: Ахматова, Пастернак, Мандельштам, Цветаева. Да, природа тогда не поскупилась: такой урожай поэтических гениев за три года! Наша удача, что мы получили столько великолепных стихов да плюс к тому судьба каждого из четверых - абсолютная онтологическая ценность. И еще одна удача для духовной истории России и мира - в том, что они встречались, вступали во взаимодействие. Каждый с каждым.
«Нас четверо» - обобщила Ахматова в 1961 году. А я вижу здесь больше. Их для меня, если угодно, десятеро. Потому что к четырем уникальным личностям добавляется шесть не менее уникальных «междунимий». То есть в итоге - десять единиц человечности, десять бессмертных душ, из которых четыре единичных, а шесть - «двойных».
Дружбы в общепринятом житейском смысле здесь, пожалуй, нет ни одной. В каждом случае есть нечто большее, чем дружба. Посмотрим по порядку.
АХМАТОВА + ПАСТЕРНАК. Вспомним сразу обмен стихотворными посланиями: «Анне Ахматовой» (1928) и ответное «Поэт» («Он, сам себя сравнивший с конским глазом…», 1936). В этом взаимодействии человеческое и профессиональное неотделимы. Конечно, было и взаимоотталкивание, особенно в последние годы: Ахматова не приняла «Доктора Живаго», Пастернак довольно бестактно отозвался на стихотворение «Я к розам хочу, в тот единственный сад…» при личной встрече в 1959 году. Но «междунимие» существует не в линейном времени, а в вечности. Позднейшее отдаление не отменяет былой близости, а весь сюжет отношений ценен как целое.
АХМАТОВА + МАНДЕЛЬШТАМ. Встреча в 1911 году на «Башне» Вячеслава Иванова… Ахматова у Мандельштамов в Москве, ее присутствие при обыске и аресте в 1934 году… Ее приезд к «опальному поэту» в Воронеж… Это гораздо больше, чем то, что люди называют дружбой.
АХМАТОВА + ЦВЕТАЕВА. При таких взаимоисключающих творческих установках - все-таки встретились. Их два разговора в Москве в июне 1941 года - тайна, до сих пор не разгаданная. Ольга Новикова предложила свою творческую версию в повести «Любя» («Новый мир», 2005, № 10), экспериментально пополнив взаимную творческую ревность двух поэтесс ревностью любовной.
ПАСТЕРНАК + МАНДЕЛЬШТАМ. А это просто сюжет русской национальной мифологии. Споры о пресловутом разговоре Пастернака со Сталиным о Мандельштаме не закончатся никогда. Но главное - их корневая поэтическая связь, единство противоположностей, как и у Ахматовой с Цветаевой.
ПАСТЕРНАК + ЦВЕТАЕВА. Достаточно вспомнить их эпистолярный роман, к которому был подключен и Райнер-Мария Рильке. Беспримерная эмоциональная интенсивность, духовный полилог, от которого можно основательно подзарядиться.
МАНДЕЛЬШТАМ + ЦВЕТАЕВА. Единственное из шести «междунимий», сопровождавшееся земной любовной близостью. И потому самая короткая история отношений. Но есть что вспомнить: «Ты запрокидываешь голову….», «На розвальнях, уложенных соломой…». В общем - «Никто ничего не отнял», главное осталось навсегда.
Обобщая, скажу: «междунамие» («междунимие») - абсолютная ценность. На него надлежит смотреть не с моралистической точки зрения («хорошо - дурно», «кто прав, а кто виноват»), но с точки зрения онтологической. Надо просто вобрать в себя правду отношений этих личностей, осознать их «другость» по отношению каждого к каждому. И при таком взгляде приоткроется великая тайна бытия…
С проблемой дружбы между творческими людьми я самым реальным образом столкнулся при написании трех книг о русских национальных поэтах: «Пушкин», «Александр Блок», «Высоцкий». У каждого из них слова «друг» и «дружба» встречаются в стихах очень часто - и в позитивно-утверждающем, и (порой) в критически-элегическом контекстах. Каждый из них обладал большим опытом дружеских контактов. Если попытаться обобщить двумя словами, то это будут слова «широта» и «динамичность». Все три поэта тяготели к разнообразию дружеских связей, непрерывному обновлению круга общения. И это находит соответствие в поэзии: универсальность тематики, интенсивность творческой эволюции.
«Тема дружбы» в творчестве того или иного классика - частое название школьных сочинений. Но можно на эту тему писать и по-взрослому, отдавая себе отчет во всей сложности человеческой природы, особенно природы творческой личности. Без этого, думаю, не обойдется подлинная история литературы, которая призвана вобрать в себя этот важный антропологический аспект.
Часто мысленно обращаюсь к другу нашей литературной семьи В. Каверину. Вот уж у кого был богатейший опыт разнообразных дружб - и с теми, кто старше, и с ровесниками, и с молодыми людьми (например, с молодой итальянской исследовательницей и переводчицей его произведений Клаудией Скандурой). Были и принципиальные ссоры - с Константином Фединым, например. А другом номер один, вне всякого сомнения, был для него Юрий Тынянов. Сколько сделал Каверин для того, чтобы в 1950-х годах возобновилось издание прозы Тынянова, а потом, в 1960-70-х годах каверинской волей и энергией был спущен на воду могучий корабль тыняновского научного наследия! Но это уже была работа по продвижению тыняновского бессмертия. А при жизни - все ли это помнят? - Тынянов и Каверин были связаны двойным родством: сначала Тынянов женился на каверинской сестре Елене Зильбер, а потом Каверин сочетался браком с сестрой друга - Лидией. Родственные узы, впрочем, сами по себе не гарантируют дружественности. «Я женился удачно, а Тынянов - нет», - с улыбкой, но достаточно серьезно говорил Вениамин Александрович, имея в виду нелегкий характер своей сестры, унаследованный ею, по-видимому, от матери. Софья Борисовна Тынянова, мать «Юши и Лидуши» (так назвали Юрия и Лидию дома), тоже была непростой дамой. К своему молодому зятю относилась весьма придирчиво. Но однажды все-таки вынуждена была признать (как нам о том рассказывал Каверин):
- Про Веню можно сказать что угодно, но Юшу он любит.
Может быть, в этом простая разгадка? Любит - значит, настоящий друг.
Что такое дружба? Дружба вообще и писательская дружба в частности.
Вопрос, который не дает мне покоя всю жизнь. Отвечаю на него как могу, а потом ставлю перед собой заново.
Пробовал разрешить его при помощи Языка. Не какого-то конкретного, а единого и всемирного. В своей книге «Роман с языком» от имени героя-лингвиста рефлектировал я по поводу самого слова «друг». Оно в романских языках происходит от глагола «любить», в германских - от глагола «радоваться», а в славянских - от прилагательного «другой». И герой с грустью констатирует, что в его жизни стремление к дружбе рано или поздно наталкивалось на непреодолимую «другость» - его самого или партнера.
Ну, а в отношениях творческих личностей такая «другость» присутствует всегда. Почему, например, Достоевский и Лев Толстой не могли подружиться, даже встретиться друг с другом не пожелали, хотя такая возможность теоретически имелась?
Кстати, мои лингвистические выкладки по выходе романа были продолжены читателями. Так, Валентина Н. написала мне из Израиля по поводу слова «друг» следующее: «В иврите для обозначения этого понятия используются в основном два слова. Одно из них, חבר [haver], имеет тот же корень, что и слова “соединение”, “компания”. А вот другое слово, עמית [amit], когда-то меня поразило. Оно родственно словам “борьба”, “спор”, а кроме того, имеет второе значение: противник. То есть это - кто-то, кто был от говорящего гораздо дальше, чем русский “другой”, то если все выжили, то это может стать началом большой дружбы».
Любопытно. И опять-таки применимо к отношениям людей литературы и искусства. Тут случаются переходы от вражды к дружбе и наоборот.
Наивное читательское сознание почему-то всегда жаждет идиллии. Оно считает дружбу между писателями нормой, а соперничество и конфликты - аномалией. Да и наши высокообразованные коллеги порой в кулуарных разговорах ретроспективно сплетничают: да они же все переругались друг с другом - и футуристы, и опоязовцы, и серапионовы братья. А я так скажу: надо ценить те моменты творческой дружбы, плодотворного сотрудничества, что были «до того», до ссор и размолвок. К этим дружбам, к этим союзам, пусть временным и недолгим, я применил бы легендарные строки Жуковского:
Не говори с тоской: их нет;
Но с благодарностию: были.
История литературы и искусства - не идиллия, не «именины сердца», а чередование дружб и ссор, сближений и конфликтов. Тыняновская концепция «отталкивания» как главного двигателя литературной эволюции, развернутая начиная со статьи «Достоевский и Гоголь (к теории пародии)» (1921), ставит во главу угла не дружбу, не «худой мир», а непрерывную и плодотворную «добрую ссору».
Отчаявшись разобраться в феномене дружбы, я стал искать некую сущность, некую универсалию, объединяющую все виды добровольной и спонтанной душевной близости между двумя людьми. Обозначил ее понятием «междунамие» - окказиональное слово возникло в сознании само собой. Им я обозначаю взаимопритяжение двух людей, независимо от пола, возраста, степени родства. Оно возникает только при участии нездешних сил - самое искреннее стремление людей к сближению может оказаться тщетным, если не получит подтверждения оттуда. Формы проявления такой близости разнообразны, она может сочетаться с кровным родством, любовью, супружеством, приятельством, профессиональным сотрудничеством, но ни для одной из этих земных связей она не является обязательной. Порой люди упорно дружат, сходятся, женятся, заводят общие дела и общих детей, но этого реального взаимопритяжения между ними - даже за годы, за десятки лет - так и не возникает. Сущность междунамия непознаваема, его можно чувствовать применительно к себе, насчет же других остается лишь догадываться. Посему данное существительное у меня не только склоняется, но и изменяется по лицам: 1. Междунамие; 2. Междувамие; 3. Междунимие.
Междунамие (междунимие) - субстанция вполне материальная. Она рождается, живет и умирает, причем эти три фазы отнюдь не совпадают с этапами существования партнеров по близости. Может быть, и после смерти двух людей их междунимие продолжает жить, - этот вопрос всегда остается открытым. Но в чем я уверен, так это в том, что междунамие (междунимие) - единица человечности, равноценная отдельной личности. Поэтому, говоря, о человечестве, стоит включать в него не только совокупность индивидуумов, но и всю сумму существующих междунамий (междунимий).
Как это все применить к литературе? Возьмем легендарную «четверку» великих поэтов, родившихся в трехлетнем интервале между 1889 и 1892 годами: Ахматова, Пастернак, Мандельштам, Цветаева. Да, природа тогда не поскупилась: такой урожай поэтических гениев за три года! Наша удача, что мы получили столько великолепных стихов да плюс к тому судьба каждого из четверых - абсолютная онтологическая ценность. И еще одна удача для духовной истории России и мира - в том, что они встречались, вступали во взаимодействие. Каждый с каждым.
«Нас четверо» - обобщила Ахматова в 1961 году. А я вижу здесь больше. Их для меня, если угодно, десятеро. Потому что к четырем уникальным личностям добавляется шесть не менее уникальных «междунимий». То есть в итоге - десять единиц человечности, десять бессмертных душ, из которых четыре единичных, а шесть - «двойных».
Дружбы в общепринятом житейском смысле здесь, пожалуй, нет ни одной. В каждом случае есть нечто большее, чем дружба. Посмотрим по порядку.
АХМАТОВА + ПАСТЕРНАК. Вспомним сразу обмен стихотворными посланиями: «Анне Ахматовой» (1928) и ответное «Поэт» («Он, сам себя сравнивший с конским глазом…», 1936). В этом взаимодействии человеческое и профессиональное неотделимы. Конечно, было и взаимоотталкивание, особенно в последние годы: Ахматова не приняла «Доктора Живаго», Пастернак довольно бестактно отозвался на стихотворение «Я к розам хочу, в тот единственный сад…» при личной встрече в 1959 году. Но «междунимие» существует не в линейном времени, а в вечности. Позднейшее отдаление не отменяет былой близости, а весь сюжет отношений ценен как целое.
АХМАТОВА + МАНДЕЛЬШТАМ. Встреча в 1911 году на «Башне» Вячеслава Иванова… Ахматова у Мандельштамов в Москве, ее присутствие при обыске и аресте в 1934 году… Ее приезд к «опальному поэту» в Воронеж… Это гораздо больше, чем то, что люди называют дружбой.
АХМАТОВА + ЦВЕТАЕВА. При таких взаимоисключающих творческих установках - все-таки встретились. Их два разговора в Москве в июне 1941 года - тайна, до сих пор не разгаданная. Ольга Новикова предложила свою творческую версию в повести «Любя» («Новый мир», 2005, № 10), экспериментально пополнив взаимную творческую ревность двух поэтесс ревностью любовной.
ПАСТЕРНАК + МАНДЕЛЬШТАМ. А это просто сюжет русской национальной мифологии. Споры о пресловутом разговоре Пастернака со Сталиным о Мандельштаме не закончатся никогда. Но главное - их корневая поэтическая связь, единство противоположностей, как и у Ахматовой с Цветаевой.
ПАСТЕРНАК + ЦВЕТАЕВА. Достаточно вспомнить их эпистолярный роман, к которому был подключен и Райнер-Мария Рильке. Беспримерная эмоциональная интенсивность, духовный полилог, от которого можно основательно подзарядиться.
МАНДЕЛЬШТАМ + ЦВЕТАЕВА. Единственное из шести «междунимий», сопровождавшееся земной любовной близостью. И потому самая короткая история отношений. Но есть что вспомнить: «Ты запрокидываешь голову….», «На розвальнях, уложенных соломой…». В общем - «Никто ничего не отнял», главное осталось навсегда.
Обобщая, скажу: «междунамие» («междунимие») - абсолютная ценность. На него надлежит смотреть не с моралистической точки зрения («хорошо - дурно», «кто прав, а кто виноват»), но с точки зрения онтологической. Надо просто вобрать в себя правду отношений этих личностей, осознать их «другость» по отношению каждого к каждому. И при таком взгляде приоткроется великая тайна бытия…
С проблемой дружбы между творческими людьми я самым реальным образом столкнулся при написании трех книг о русских национальных поэтах: «Пушкин», «Александр Блок», «Высоцкий». У каждого из них слова «друг» и «дружба» встречаются в стихах очень часто - и в позитивно-утверждающем, и (порой) в критически-элегическом контекстах. Каждый из них обладал большим опытом дружеских контактов. Если попытаться обобщить двумя словами, то это будут слова «широта» и «динамичность». Все три поэта тяготели к разнообразию дружеских связей, непрерывному обновлению круга общения. И это находит соответствие в поэзии: универсальность тематики, интенсивность творческой эволюции.
«Тема дружбы» в творчестве того или иного классика - частое название школьных сочинений. Но можно на эту тему писать и по-взрослому, отдавая себе отчет во всей сложности человеческой природы, особенно природы творческой личности. Без этого, думаю, не обойдется подлинная история литературы, которая призвана вобрать в себя этот важный антропологический аспект.
Часто мысленно обращаюсь к другу нашей литературной семьи В. Каверину. Вот уж у кого был богатейший опыт разнообразных дружб - и с теми, кто старше, и с ровесниками, и с молодыми людьми (например, с молодой итальянской исследовательницей и переводчицей его произведений Клаудией Скандурой). Были и принципиальные ссоры - с Константином Фединым, например. А другом номер один, вне всякого сомнения, был для него Юрий Тынянов. Сколько сделал Каверин для того, чтобы в 1950-х годах возобновилось издание прозы Тынянова, а потом, в 1960-70-х годах каверинской волей и энергией был спущен на воду могучий корабль тыняновского научного наследия! Но это уже была работа по продвижению тыняновского бессмертия. А при жизни - все ли это помнят? - Тынянов и Каверин были связаны двойным родством: сначала Тынянов женился на каверинской сестре Елене Зильбер, а потом Каверин сочетался браком с сестрой друга - Лидией. Родственные узы, впрочем, сами по себе не гарантируют дружественности. «Я женился удачно, а Тынянов - нет», - с улыбкой, но достаточно серьезно говорил Вениамин Александрович, имея в виду нелегкий характер своей сестры, унаследованный ею, по-видимому, от матери. Софья Борисовна Тынянова, мать «Юши и Лидуши» (так назвали Юрия и Лидию дома), тоже была непростой дамой. К своему молодому зятю относилась весьма придирчиво. Но однажды все-таки вынуждена была признать (как нам о том рассказывал Каверин):
- Про Веню можно сказать что угодно, но Юшу он любит.
Может быть, в этом простая разгадка? Любит - значит, настоящий друг.