Когда наступает "бобок"... (об одноименном рассказе Ф. Достоевского)
Оригинал взят у nikotorix в Когда наступает "бобок"... (об одноименном рассказе Ф. Достоевского)
Выполняя данное здесь обещание "to be continued" , пишу об одном действительно гениальном произведении Ф. Достоевского, именуемом "Бобок". Впечатляющем в плане мистики.
Оно ведется от имени "одного лица" - вечно пьяного литератора, которому однажды, придремнув после похорон на кладбище, посчастливилось услышать речи из загробного мира. Собственно, сюжет пересказывать не буду - по ссылке прочтете). Обращу внимание только на самые интересные детали.
Иллюстрацию стыбрила из "Яндекса"
Показательно интересно повествование от имени юродивого - человека с "рубленным слогом", над "близким к помешательству лицом" которого смеется кто ни попадя. Я таких называю социальными шутами ("шут" в данном случае не значит дурак или клоун; это человек, который, маскируясь под глупость, весьма кстати обличает страшные вещи. От блаженного шут отличается тем, что он юродствует не ради Бога, а ради себя самого, в основном, - поэтому и шутовство его полезно не духовно, а только социально, так сказать) . Шуты подобного толка для помощников во спасении слабоваты, но очень необходимы и в жизни, и в литературе. Почему именно им открываются тайные мистические вещи? Вероятно, потому, что человек, постоянно находящийся под действием наркотического вещества или чего-то другого, меняющего сознания, теряет грань между реальным и нереальным. Он способен воспринять привидение как такую же реальную сущность, аки его сосед и собутыльник. А еще оный воспринимаюший, при всех его недостатках, может быстро осмысливать новое, до чего втиснутые в житейские догмы обычно не дотягиваются. Последние и увидели бы, так специально замечать не хотят.
Итак, главный герой - "социальный шут", но единственный, по-видимому, вменяемый в своем окружении человек - случайно узнает о том, что нечто, называемое нами смертью, на самом деле никакая не смерть. После того, как тело отлежится в могиле, сознание в какой-то степени пробуждается - и человек имеет еще несколько месяцев на то, чтобы переосмыслить свою жизнь, пока окончательно не разложится и не уйдет в небытие. Собственно, осознание этого приходит к нему значительно раньше, когда он непостижимым для себя образом начинает слышать рядом какое-то непонятное бормотание: "Бобок, бобок, бобок". Что это такое вообще? Иван Иванович не понимает, пока не подслушивает на кладбище мертвецкий разговор.
Чего хотят мертвецы, которые будто нарочно подобраны и положены рядом? Фальшивомонетчик и блудло, которого и хоронили в закрытом гробу (чего-то мне кажется, что он казненный или же "товарищи" прикончили, изувечив хорошенько, посему и не показывали его на похоронах. Или сразу не нашли тело и предали земле по этой причине уже разлагавшимся), барыня из высшего света, соблазнившая его в 14 лет (мда...), старичок-педофил, он же тайный советник, опекающийся сиротами и вдовами, шестнадцатилетняя девочка, "мерзко и плотоядно" хихикавшая... Они хотят всего лишь продолжения земного разврата. О чем в конце произведения прямо и заявляют. И только почти разложившийся полугодовалый труп бормочет одно слово: "Бобок". Его литератор, наверное, первым и услышал.
ИМХО, "бобок" - это разгадка, почему эти мертвые, очнувшись, не изменились. "Бобок" по толковому словарю Ушакова значит "маленький боб", или (в диалектах) "косточка плода, ягоды, фрукта". То есть это - зерно, которое имеет шанс или прорасти, или погибнуть (вспомните евангельскую аналогию "зерно-вера"). А может не прорасти, а просто лежать без толку. Ни живое и не мертвое. Как подмогильные герои рассказа Достоевского, меня лично своей примитивностью просто доконавшие. "Бобки" они засохшие, а не растки для продолжения жизни в вечности. Да и литератора тоже сие поразило: "Разврат в таком месте, разврат последних упований, разврат дряблых и гниющих трупов и - даже не щадя последних мгновений сознания! Им даны, подарены эти мгновения и... А главное, главное, в таком месте!".
Интересно получается - наверное, в понимании Достоевского существует три варианта вечной участи - спасение, погибель и... остаться "бобком". Непроросшим ничем.Иван Иванович, пожалуй, со мной согласен. Он даже продолжения желает, чтобы убедиться, что не со всеми покойниками так: "Побываю в других разрядах, послушаю везде. То-то и есть что надо послушать везде, а не с одного лишь краю, чтобы составить понятие. Авось наткнусь и на утешительное. А к тем напременно вернусь. Обещали свои биографии и разные анекдотцы. Тьфу! Но пойду, непременно пойду, дело совести!".
Кстати, об этой самой совести: она - лучшее лекарство от участи "бобка". И убедительное доказательство этого - отсутствие оной у подземных развратников. Почему им и не надо спастись...
Выполняя данное здесь обещание "to be continued" , пишу об одном действительно гениальном произведении Ф. Достоевского, именуемом "Бобок". Впечатляющем в плане мистики.
Оно ведется от имени "одного лица" - вечно пьяного литератора, которому однажды, придремнув после похорон на кладбище, посчастливилось услышать речи из загробного мира. Собственно, сюжет пересказывать не буду - по ссылке прочтете). Обращу внимание только на самые интересные детали.
Иллюстрацию стыбрила из "Яндекса"
Показательно интересно повествование от имени юродивого - человека с "рубленным слогом", над "близким к помешательству лицом" которого смеется кто ни попадя. Я таких называю социальными шутами ("шут" в данном случае не значит дурак или клоун; это человек, который, маскируясь под глупость, весьма кстати обличает страшные вещи. От блаженного шут отличается тем, что он юродствует не ради Бога, а ради себя самого, в основном, - поэтому и шутовство его полезно не духовно, а только социально, так сказать) . Шуты подобного толка для помощников во спасении слабоваты, но очень необходимы и в жизни, и в литературе. Почему именно им открываются тайные мистические вещи? Вероятно, потому, что человек, постоянно находящийся под действием наркотического вещества или чего-то другого, меняющего сознания, теряет грань между реальным и нереальным. Он способен воспринять привидение как такую же реальную сущность, аки его сосед и собутыльник. А еще оный воспринимаюший, при всех его недостатках, может быстро осмысливать новое, до чего втиснутые в житейские догмы обычно не дотягиваются. Последние и увидели бы, так специально замечать не хотят.
Итак, главный герой - "социальный шут", но единственный, по-видимому, вменяемый в своем окружении человек - случайно узнает о том, что нечто, называемое нами смертью, на самом деле никакая не смерть. После того, как тело отлежится в могиле, сознание в какой-то степени пробуждается - и человек имеет еще несколько месяцев на то, чтобы переосмыслить свою жизнь, пока окончательно не разложится и не уйдет в небытие. Собственно, осознание этого приходит к нему значительно раньше, когда он непостижимым для себя образом начинает слышать рядом какое-то непонятное бормотание: "Бобок, бобок, бобок". Что это такое вообще? Иван Иванович не понимает, пока не подслушивает на кладбище мертвецкий разговор.
Чего хотят мертвецы, которые будто нарочно подобраны и положены рядом? Фальшивомонетчик и блудло, которого и хоронили в закрытом гробу (чего-то мне кажется, что он казненный или же "товарищи" прикончили, изувечив хорошенько, посему и не показывали его на похоронах. Или сразу не нашли тело и предали земле по этой причине уже разлагавшимся), барыня из высшего света, соблазнившая его в 14 лет (мда...), старичок-педофил, он же тайный советник, опекающийся сиротами и вдовами, шестнадцатилетняя девочка, "мерзко и плотоядно" хихикавшая... Они хотят всего лишь продолжения земного разврата. О чем в конце произведения прямо и заявляют. И только почти разложившийся полугодовалый труп бормочет одно слово: "Бобок". Его литератор, наверное, первым и услышал.
ИМХО, "бобок" - это разгадка, почему эти мертвые, очнувшись, не изменились. "Бобок" по толковому словарю Ушакова значит "маленький боб", или (в диалектах) "косточка плода, ягоды, фрукта". То есть это - зерно, которое имеет шанс или прорасти, или погибнуть (вспомните евангельскую аналогию "зерно-вера"). А может не прорасти, а просто лежать без толку. Ни живое и не мертвое. Как подмогильные герои рассказа Достоевского, меня лично своей примитивностью просто доконавшие. "Бобки" они засохшие, а не растки для продолжения жизни в вечности. Да и литератора тоже сие поразило: "Разврат в таком месте, разврат последних упований, разврат дряблых и гниющих трупов и - даже не щадя последних мгновений сознания! Им даны, подарены эти мгновения и... А главное, главное, в таком месте!".
Интересно получается - наверное, в понимании Достоевского существует три варианта вечной участи - спасение, погибель и... остаться "бобком". Непроросшим ничем.Иван Иванович, пожалуй, со мной согласен. Он даже продолжения желает, чтобы убедиться, что не со всеми покойниками так: "Побываю в других разрядах, послушаю везде. То-то и есть что надо послушать везде, а не с одного лишь краю, чтобы составить понятие. Авось наткнусь и на утешительное. А к тем напременно вернусь. Обещали свои биографии и разные анекдотцы. Тьфу! Но пойду, непременно пойду, дело совести!".
Кстати, об этой самой совести: она - лучшее лекарство от участи "бобка". И убедительное доказательство этого - отсутствие оной у подземных развратников. Почему им и не надо спастись...